Школьная бойня - Николай Иванович Леонов Страница 19

– Связи нет. Но по факту я в течение вечера веселилась от души, поэтому ничего не запомнила. Как там фамилия у этого учителя?

– Шлицман.

– Вот! Я даже этого не помню.

– Ты и не должна была помнить.

– Я и его-то с трудом вспомнила. Кажется, сидел за соседним столом. С кем-то разговаривал. Точно. С женой главы Управы.

– Разговаривал, – подтвердил Гуров.

– Они не просто болтали, – задумчиво проговорила Маша. – Они что-то выясняли. Что-то серьезное и важное для обоих. Я еще подумала, что для выяснения отношений неподходящее время и место, но после решила, что ничего не знаю ни о ней, ни о нем.

Гуров прошел в комнату. Маша последовала за ним, прихватив с собой бутылку кваса и два стакана. Пока муж переодевался, она разлила квас и бухнулась на диван, так и держа на весу полные стаканы.

– Может быть, разговор той тетки и Шварцмана имеет какое-то отношение к тому, что случилось? – предположила она. – Просто эта сцена выбивается из событийного ряда, не находишь?

– Тетку зовут Ириной. А он не Шварцман, а Шлицман, – подсказал Гуров, убирая в шкаф вешалку с костюмом.

– Да мне-то все равно, – ответила Маша. – Не закрывай балкон, а то задохнемся. Во сколько тебе на работу?

– Приказано быть к обеду.

– Ну тогда пей свой квас и давай отдыхать.

«Ну и где же хваленая женская интуиция, когда она нужна? – подумал Гуров, борясь с сонливостью. – Маша из тех, кто по одному жесту может сказать о человеке очень многое. Сто раз в этом убеждался. А тут…»

Гуров засмотрелся на крупные кленовые листья старого дерева, верхушка которого достигала третьего этажа жилого кирпичного дома. Между ним и машиной пролегала широкая пешеходная дорожка, по которой изредка проезжали машины. В полулежачем положении Гуров чувствовал себя удобно, в «Пежо» установилась комфортная прохлада. Чувствуя, как слипаются веки, Гуров встряхнулся, сел, открыл окно и достал сигареты.

Разговор с физруком немного охарактеризовал Шлицмана, но не пролил свет на что-то важное. Учителя истории не жаловали в коллективе. Не то чтобы не любили, но за своего не считали. Шлицман и самому Гурову показался человеком неординарным. Или принципиальным? Можно было понять его нежелание сдавать деньги на подарок коллеге. Скорее всего, таким образом он протестовал против негласных правил, которые автоматически устанавливаются внутри определенной группы людей. Обязательные поздравления порой против воли самого виновника торжества, постоянные «надо сделать так, как другие, чтобы не подумали обо мне плохо» давно изжили себя в теории, но на практике тот, кто предпочитал отказаться от правил, нередко и до сих пор становится изгоем. Да и нежелание Шлицмана признавать, что в школе все гладко с процессом обучения, тоже достойно уважения. Правда, сам физрук не смог толком объяснить, что конкретно имелось в виду. Его хата с краю. Он не вникал в ситуацию. Его это не касалось. А кого же тогда касалось?

На разговор с Арефьевой Гуров возлагал большие надежды. Получается, она единственная из всех, кто работал в школе, сумела наладить контакт с историком. Интересно будет выслушать ее точку зрения на происходящее.

Гуров взглянул на часы. До встречи с учительницей оставалось десять минут. Он вышел из машины и вздохнул. Как там сказала диктор? Назвала жарищу комфортной? А сама в это время, наверное, сидела под кондиционером?

– Только бы у Арефьевой в квартире было не так жарко, – пробормотал Гуров, подходя к подъезду.

– Садитесь здесь, – Ольга Игоревна указала на угловой диван. – Иначе продует.

От жары и духоты она спасалась с помощью мощного вентилятора с пультом дистанционного управления. Гуров с опаской взглянул на гудящую штуковину, стоявшую в центре комнаты. «Надо бы такой на работу купить, а то старый уже не справляется», – подумал он.

Выглядела Ольга Игоревна и впрямь неважно, и не понять было, что именно ее подкосило: бессонная ночь или трагедия с коллегой. На полу возле дивана Гуров заметил откупоренную и практически полную бутылку с вином, а на прикроватной тумбочке стоял стакан с остатками вина на дне. Ольга Игоревна тут же подхватила бутылку и переставила ее на стол, но никакого смущения при этом не выказала. К стакану даже не притронулась. Стянула с дивана плед и подушку, унесла в соседнюю комнату и вернулась, на ходу поправляя волосы, собранные в лохматый узел.

– Я еще раз прошу прощения, Ольга Игоревна, – извинился Гуров. – Вы, кажется, были заняты.

– Не занята. Не стоит быть излишне вежливым, Лев Иванович. Я просто не могла прийти в себя. Вино взяла в школе, из учительской. Директор накануне сказал, что после выпускного все соберемся и нормально попрощаемся. Только вот теперь сделать это уже не получится. Ну я и стянула бутылку с его стола. Своровала, ага. Да и выпила я совсем чуть-чуть. Когда уйдете – продолжу, так что спрашивайте сейчас, о чем вы там хотели, потому что потом я буду слишком глубоко в себе.

Ее честность пришлась Гурову по душе. Арефьева не выделывалась, не пыталась казаться другой и сразу дала понять, что принимать ее необходимо такой, какая она есть на самом деле. Очевидно, что от Льва Ивановича она ожидала того же – открытости.

– А я понимаю, почему вы здесь, – заявила она. – Потому что спустя время события воспринимаются иначе и люди могут что-то вспомнить и помочь следствию. Я права?

– Абсолютно, – согласился Гуров. – Мои коллеги снова поговорят с каждым, кто был этой ночью в школе. Может быть, люди вспомнят что-то, о чем не рассказали полиции. Так что, Ольга Игоревна, все правильно понимаете.

– Я запомнила все четко и ясно, – отрезала учительница. – Ничего нового с тех пор в памяти не всплыло.

– Вам «повезло» первой найти тело Олега Алексеевича, – напомнил Гуров. – Поэтому интерес к вашей персоне особенный.

– Ага, – скептически закатила глаза Арефьева. – Обычно таких, как я, подозревают в первую очередь.

«Нервничает, – понял сыщик. – Но пока что держится. Не знает, что я ей скажу и о чем спрошу. И боится, что не поверю».

– Обычно так и происходит, – согласился Гуров. – Но вы, вызывая полицию, сказали, что учитель истории убит. Вы не сказали, что человеку стало плохо, не позвонили в «Скорую». Согласитесь, Ольга Игоревна, такое заявление прозвучало довольно серьезно. Для него нужны веские основания.

Учительница, все это время стоявшая посреди комнаты, поискала взглядом, куда бы сесть. В сторону дивана она даже не посмотрела – соседствовать с Гуровым ей явно не хотелось.

– Все в порядке? – решил ей помочь Лев Иванович.

– Да. Действительно, и почему же я не позвонила в «Скорую»?

– Да, почему?

– Потому что увидела, что он умер. «Скорая» бы ничем не помогла.

Она ушла на кухню и вернулась с табуреткой в руках. Поставила ее на том месте, где стояла до этого, и наконец села, старательно избегая смотреть на Гурова.

– Вы разговаривали с кем-нибудь из наших? – спросила она. – С учителями, с директором?

– Пока что только с учителем физкультуры.

– О, ну конечно. И что же он вам рассказал?

Она вскинула голову и теперь, уже открыто, посмотрела на Гурова, ожидая ответа.

– Ольга Игоревна, я сейчас беседую с вами, – напомнил Лев Иванович.

– Вы спросили, почему я решила, что Олега убили, – повторила она. – Я не просто так спрашиваю о том, что именно вам наплел наш дорогой и уважаемый учитель физкультуры. А самое прикольное, знаете в чем? В том, что я до поры, до времени считала физрука хорошим другом.

– И что же между вами произошло?

– Вот