Евгения Горская - Мой дом – чужая крепость Страница 2

На самом деле Тоня ему ближе и Аси и матери, наверное, потому, что намного умнее его жены, и видел ее он гораздо чаще, чем мать. Странно, что раньше он этого не понимал. Впрочем, раньше он об этом никогда не думал.

Колосов нагнулся, выключил компьютер, посмотрел в окно, за которым стояла глубокая ночь. Он не представлял, как будет жить без Тони. Что он станет делать, если после очередной Аськиной выходки не заглянет в спокойные Тонины глаза?

Жена обижалась невесть на что подолгу, плакала, с ним не разговаривала, а он, как правило, не мог понять, чем так ее расстроил, терялся и чувствовал себя абсолютно убитым. С Тоней он никогда о своих проблемах не разговаривал, но она, как ему казалось, все понимала, его убитый вид замечала, легко шутила, и он постепенно обретал равновесие.

Заперев кабинет и сбежав по лестнице вниз, Колосов попрощался с охранниками, вышел на грязный, посыпанный какой-то дрянью асфальт и двинулся в сторону метро. Ехать до института было всего одну остановку, он почти никогда не приезжал на машине, только когда планировал после работы ехать на дачу. Машина месяцами стояла у подъезда без дела. Иногда Ася на ней ездила, но на метро всегда получалось быстрее и надежнее, тем более что жили они почти в центре. Колосов пытался думать о машине, а думал о Тоне. О том, как будет без нее жить.

Жить без Тони не хотелось совсем.

Лезть в подземку Колосов не стал, прошел мимо по направлению к дому, потом передумал, повернулся и направился в ресторан, расположенный рядом со станцией метро. К счастью, в ресторане было совсем тихо, и никто не мешал ему думать. Колосов устроился у окна, смотрел на сверкающую огнями шумную улицу, пил принесенную официантом водку, ковырял мясо и совсем не знал, что теперь делать.

Домой он пошел пешком. Было холодно, на улицах почти не оказалось прохожих. Стоял непривычно морозный декабрь, холодом и постоянной темнотищей создающий иллюзию надвигающейся вселенской катастрофы.

Ему повезло, Аси дома не оказалось, не пришлось с ней о чем-то говорить, что-то объяснять, уговаривать и оправдываться. Он зажег в прихожей свет, снял пуховик, повесил на плечики пиджак и улегся на диван, понимая, что мнет брюки. Вообще диван был Асиным «местом», здесь она читала, делала эскизы, жевала яблоки, складывая огрызки в стоявшее на полу блюдечко. Когда-то Колосов любил усесться ей в ноги, обнимал худенькие колени и считал себя счастливейшим человеком.

Впрочем, он и был тогда счастливейшим человеком, он каждый день видел Тоню и ни минуты не сомневался в незыблемости собственного мира. Правда, чувство незыблемости ему давала бывшая сокурсница, а вовсе не жена, но он тогда над этим не задумывался.

Он вообще не отдавал себе отчета до сегодняшнего вечера, что для него значит Тоня.

Кажется, он задремал, потому что звонкий Асин голос раздался неожиданно и застал его врасплох.

– Мить, ты давно пришел?

– Не очень.

Митей, кроме жены, его не звал никто. Этот «Митя» очень не нравился матери, Колосов подозревал, что именно поэтому жена так его и зовет. Свекровь и невестка друг друга, мягко говоря, недолюбливали.

– Ой, как я есть хочу! – Ася включила в комнате свет, замерла у двери. – Что у нас на ужин?

– Не знаю. Посмотри в холодильнике. – Свет падал ему в глаза, Дима отвернулся к стене, прикрыв глаза рукой.

– А ты что, ничего не ел?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Мить, ты не заболел? – Жена подошла, села на краешек дивана, чуть Диму подвинув.

– Нет.

– А почему ужин не приготовил? – В ее голосе послышались звенящие нотки, предвещающие близкие слезы и несколько изматывающих дней молчаливой ненависти.

– Потому что есть не хотел. – Правильно было бы сказать, что ужин должна готовить жена, а не наоборот, тем более если она не работает с утра до ночи, как он, но вымолвить такое Колосов никак не мог. После этого останется только сбежать из дома.

– Вот как? – Ася поднялась с дивана и заметалась по комнате, напоминая сердитую рысь в зоопарке. – Здорово! Я, значит, работаю, а ты на боку лежишь! Я вкалываю до позднего вечера, а ты… ты… Тебе на меня наплевать!

И опять он мог бы сказать, что трудится она только в свое удовольствие, для развлечения и осознания собственной значимости, а это все-таки скорее хобби, чем работа. И семью содержит он, и она наверняка могла никуда сегодня вечером не ездить, а ждать его с разогретым ужином, например. И опять он ничего не сказал из чувства самосохранения.

– Ася, – попросил Дмитрий. – Пожалуйста, не приставай ко мне сегодня. Я очень устал, и у меня болит голова.

– Да-а? – противно взвизгнула жена, и он поморщился. – У тебя болит голова? А отчего она у тебя болит? Перетрудился, да? Только не рассказывай, что ты на работе надрываешься! Не смеши меня!

– Ася, – он сам удивился собственной смелости, – если ты сейчас же не замолчишь, я уйду.

– Да-а? И куда ты пойдешь?

– Я считаю до пяти, отсчет пошел.

Как ни странно, она замолчала. Через минуту из кухни послышался хлопок дверцы холодильника, звон посуды.

До сегодняшнего дня он никогда с Асей так не разговаривал. А зря, наверное. Давно нужно было проявить твердость, и не закатывала бы она тогда истерик по поводу и без повода.

Он не сразу понял, что не рад наступившей тишине. Ему больше всего на свете хотелось уйти куда глаза глядят.

По дороге с работы Тоня зашла в супермаркет и домой притащила увесистую сумку продуктов. Это ее часто удивляло – живет одна, ест совсем немного, а сумки таскает тяжелые, правда, по магазинам она ходит нечасто. Очень хотелось есть, за весь день она не нашла времени сходить в столовую, не потому, что была до крайности загружена работой, просто есть совсем не хотелось. Была у нее такая особенность – начисто пропадал аппетит, если приходилось понервничать. Сегодня она весь день не могла решиться подать заявление об уходе, какая уж тут еда.

Столкнувшись с малознакомой соседкой у лифта и перекинувшись с ней парой фраз, Тоня так и не узнала, что своим присутствием та спасла ей жизнь. Соседка жила двумя этажами выше. Тоня вышла из лифта, ее спутница продолжала говорить, Тоня отвечала, а когда закрылись створки, убийца не успел выстрелить – Тонина дверь уже захлопнулась.

Убийце было страшно и хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Конечно, он еще может позвонить в дверь и выстрелить, когда она откроет, но тогда следствие обязательно заинтересуется родными, друзьями, соседями, а этого допустить нельзя. Убийство должно быть похоже на ограбление, и совершить его лучше всего в подъезде.

Убирая продукты в холодильник, Тоня оставила контейнер с готовым салатом. Отрезала свежего, только из пекарни хлеба и принялась ковырять вилкой салат. Минуту назад ей казалось, что она готова запихнуть в себя весь контейнер, а хватило двух вилок. Протянула руку, включила чайник. Посидела, положив подбородок на переплетенные ладони. Заставила себя встать, переложила несъеденный салат с тарелки опять в контейнер, убрала его в холодильник.

Скоро все будет по-другому. Скоро Дима Колосов перестанет быть для нее клином, на котором белый свет как сошелся, так никак и не разойдется. По пятничным вечерам она будет радоваться предстоящим выходным, а не считать часы до утра понедельника. Она перестанет изнывать от одиночества, начнет нормально питаться и не будет тощей как палка. Как сейчас.

Чернота за окном навевала мысли о чем-то таинственном, пугающем и нереальном, наверное, от этого дверной звонок тоже показался ей тревожным. Тоня, нашарив ногами тапочки, поплелась к двери и ахнула, увидев совсем на себя непохожую, растрепанную, с бегающими глазами Лилю.

– Лиля! Господи, что с тобой? – по-настоящему испугалась Тоня.

– Тонечка, одолжи мне денег, пожалуйста, – проскулила соседка, шагнув в прихожую.

Глаза у Лили были красные и какие-то ненормальные, щеки тоже красные, а губы почти бескровные, язык слегка заплетался. Тоня решила бы, что она в стельку пьяная, если бы от Лили совсем не пахло спиртным.

– Ну… конечно. Сколько тебе нужно?

– Много, – Лиля привалилась к дверному косяку и наконец посмотрела на Тоню в упор. – Сто восемьдесят тысяч.

– Лиля, что случилось?

Соседка мелко затрясла головой, как полоумная старушка.

– Знаешь что… – С Лилей явно что-то было не так, и Тоня сразу почувствовала себя сильной и рассудительной, словно взрослая нянечка при маленькой девочке. Ей не привыкать быть сильной и рассудительной, она много лет такая, и Димка решает с ней все свои проблемы. – Идем-ка на кухню. Идем, ты мне все расскажешь, и мы решим, что делать.

Тоня потянула Лилю на кухню, подвинула ей стул, заварила чай.

– Где Иван?

– Уехал. Помнишь, у него тетя умерла на Урале, мы еще летом хоронить ее ездили? – Кажется, подруга потихоньку приходила в себя. Во всяком случае, взгляд у нее стал вполне осмысленным.

– Помню, – Тоня разлила чай в чашки, достала сахарницу, конфеты.