Галина Романова - Мужей много не бывает Страница 2

Глава 2

– Родная моя, – ласково шептал мне кто-то голосом покойного мужа. – Ты поспи немного, а через пару дней мы сядем с тобой на самолет и улетим далеко-далеко. Там нас с тобой никто не достанет. Мы будем удить рыбу. Ходить по утренней и вечерней росе босиком и питаться ягодами и сладкими кореньями. Мы будем любить друг друга с неистовством и бесстыдством первобытных. Иди ко мне, мой славный человечек.

Я протянула навстречу ему руки и... едва не грохнулась с кровати.

Боже! Это был сон! Это был всего лишь сон, который повторялся последние одиннадцать месяцев с изматывающим душу постоянством. И что самое главное, эти слова были им произнесены на самом деле незадолго до смерти. Это не был вымысел моего ошалевшего от горя сознания. Мы ведь на самом деле собирались лететь с ним на юг. Был у него друг или родственник его друга (не помню точно), имеющий хижину где-то в горах. Он частенько сдавал ее людям, которые вроде нас с супругом устали от городской сутолоки и постоянного присутствия огромного количества людей в их жизни.

Отдых не получился.

Меня закрутили дела текущие, и супругу пришлось лететь одному. Провожая его в аэропорт, я нетерпеливо поглядывала на часы, боясь пропустить внеочередное совещание у генерального спонсора моего рискованного проекта. Аркаша заметил мое нетерпение и с плохо скрытой обидой пробормотал тогда:

– Ладно, поезжай на свое совещание. Дела бездомных ребятишек куда важнее, чем я...

– Ну что ты, милый!!! Как ты можешь?! Ты же знаешь, что это не так!!!

Мое возмущение было совершенно непритворным, и он тут же уловил это. Бережно взял мое лицо в свои ладони. Пристально, пожалуй, даже слишком пристально рассматривал его несколько минут и, нежно приложившись губами к моим губам, прошептал:

– Ты такая красавица у меня... Просто страшно оставлять тебя здесь одну...

– Я прилечу к тебе при первой возможности, Аркаша! – пообещала я, в глубине души проклиная одного из местных нуворишей, вдруг решившего прервать свой отдых в Ницце и вплотную заняться благотворительностью, сократив время своих раздумий аж на целый месяц. – Как только что-то прояснится, я тут же...

– Витуля, детка, ты же знаешь, что этого не будет. – Аркаша осторожно поглаживал мой левый висок большим пальцем правой руки. – Ты сейчас окунешься в дела с головой. Ты будешь землю рыть, лишь бы оттяпать у этого мецената кусочек побольше. Мне ли не знать, как ты болеешь душой за малолетних наркоманов, бродяг и прочих отщепенцев.

Он тяжело вздохнул, ожидая моего возмущенного возгласа по поводу столь нелестной характеристики моих подопечных. Но я промолчала. Его печаль была столь очевидна, столь неприкрыта, что вменять ему в вину этот всплеск ревности мне не захотелось. Я просто обняла его покрепче, поцеловала и, как только объявили посадку, легонько подтолкнула:

– Иди уже, а я следом. Обещаю вылететь через неделю. Что бы ни случилось, я прилечу. И все будет так, как ты говорил: и рыбалка, и прогулка босиком по росе, и наша с тобой любовь. Ступай, милый, ступай.

– Обещаешь? – Он недоверчиво обернулся, остановившись на полдороге. – Через неделю?

– Через неделю...

Я вылетела ровно через семь дней, но не потому, что освободилась-таки наконец и сумела выцарапать из плотного рабочего графика время для отдыха. Нет. Я летела для того, чтобы забрать тело моего мужа, который скоропостижно скончался от инфаркта.

Проанализировать сейчас, что я чувствовала тогда, я бы не смогла, даже если бы очень захотела. Нескончаемая вереница автобусов, машин, людей. Объятия друзей, их скорбные слова, сочувственные приветствия, нелепые вопросы на тему «как это могло случиться».

Боже, я думала, что это никогда не закончится. Что этот кошмар, начавшийся ранним утром страшной телеграммой, будет продолжаться вечно. Что все эти люди, плотным кольцом обступившие меня в те дни, наивно полагая, что так для меня будет лучше, никогда не оставят меня одну. Не дадут остаться наедине с моим горем.

Вот тут я заблуждалась вторично. Толпа друзей схлынула сразу после поминального обеда в день похорон, решив, что все приличия соблюдены и пора бы, как это говорится, и честь знать. Еще через три дня разъехались все близкие и дальние родственники, и я осталась в огромной пустой квартире совершенно одна...

Печально вздохнув, я откинула край стеганого атласного одеяла и нехотя сползла с кровати. Огромное зеркало, занимавшее двухметровое пространство между окном и дверью, тут же услужливо представило мне отражение моей помятой физиономии с темными полукружьями под глазами. Спутавшиеся волосы тусклыми прядями рассыпаны по плечам. В глазах пустота, взгляд начисто лишен даже признаков выражения. Губы почти бесцветные. Руки слегка подрагивают. Ноги с трудом ступают по ковру – следствие вчерашней пешей прогулки в туфлях на высоких каблуках.

Н-да, мать... Это тебе не восемнадцать и даже не двадцать пять... Это уже почти на десяток выше...

Как-то некстати в памяти всплыл облик вчерашней белокурой нимфы, вся внешность которой даже не кричала, а просто вопила о молодости и здоровье. Казалось, ткни ее пальцем, и тут же брызнет живительный эликсир этой самой молодости, за которым и стар и млад готовы лететь сломя голову. Стоило мыслям вильнуть на эту запретную стезю, как перед глазами возникло лицо ее спутника.

Интересно, как его зовут? И сколько же на самом деле ему лет? И неплохо бы узнать, чем он занимается. Что-то такое он говорил о вечных разъездах... Может быть, стоит позвонить Лидке и поспрашивать? Неспроста же он околачивался в этой столовке. Туда не каждый приезжающий в город спешит попасть, а попадают обычно те, кто в силу своей профессиональной деятельности пересекается с этим заводом, где уже двадцать лет изготавливают керамическую посуду. Кстати, не такого уж плохого качества и совсем недорогую.

Меня так вот просто нужда туда всякий раз загоняла. Нашему реабилитационному центру позарез была нужна новая посуда, потому как мои подопечные были людьми импульсивными и неосторожными, и первое, что страдало в момент их разгоряченных дебатов, была, конечно же, посуда. Покупать посуду в магазине – слишком дорого, а на заводе тарелки с кружками мне отдавали почти даром. То у них там случался брак, то какая-нибудь уценка, то просто невыполнение плана поставок, и сбытовики рассовывали свою продукцию направо и налево.

Одним из таких инициативных сотрудников, быстро скользнувших на новые рельсы современного хозяйствования, и являлась моя давняя подруга. Полная невысокая хохотушка Лида, одевающаяся в немыслимых размеров старомодные блузки, располагала к себе с первой минуты. Со второй вы были готовы посвятить ее во все свои тайны, включая периоды овуляции и сексуальной холодности вашей супружеской половины. С третьей вам начинало казаться, что эту женщину вы знали всю свою жизнь. Ну, а на четвертой вам неизменно хотелось поскорее избавиться от ее назойливого присутствия. Именно этот последний фактор и мешал мне осуществить почти созревшую идею расспросить Лидку о незнакомце. Но колебания колебаниями, а рука сама собой уже снимала телефонную трубку и привычно набирала нужный номер.

– Отдел сбыта акционерного общества «Керамика», – пропел мелодичный Лидкин голосок, по которому никогда не заподозришь, что в его обладательнице сто двадцать килограммов живого веса. – Слушаю вас...

– Привет, Лидуш, это я.

Она привычно ахнула и, тут же переключив телефон на другую линию, принялась нести положенный светский бред о здоровье, природе и погоде, которая просто шепчет... и так далее. Когда весь ее обязательный словесный приветственный запас поиссяк, она добавила интригующих ноток в голос, сделав его на редкость сексуальным (вот уж кому работать на линии сексуальных услуг по телефону, так это ей, ей-богу!), и тихо пробормотала:

– Ваша загадочная персона, уважаемая, была вчера замечена в непосредственной близости от одного молодого интересного... Ну что «Лидия Анатольевна»?! Что?! Ни одного горшка продать не можете без меня, елки-палки!.. Витуля, я тебе перезвоню.

Она отключилась, оставив меня сидеть в кресле с горящими щеками и растревоженным любопытством. Вот тебе раз... Оказывается, я поторопилась со звонком. Лидия и сама бы созрела через час-другой, а теперь нужно высасывать из пальца причину своего утреннего вмешательства в ее напряженный рабочий ритм. Ежели такое раньше и случалось, то по очень уж важной причине, а тут...

Но Лидка, как оказалось, пропустила сей факт мимо сознания, зациклившись на моем вчерашнем собеседнике.

– О чем вы разговаривали? Он так мило тебе улыбался, дорогая!.. Я бы на твоем месте...

И так далее и тому подобное. Из каждого ее слова сочилось неуемное любопытство и искреннее желание спарить меня хоть с кем-то, лишь бы избавить от бессмысленного прозябания в одиночестве.