Иван Любенко - Черновик беса Страница 2

Поезд покачивало, и в стаканах постукивали чайные ложки. В купе стоял лёгкий запах линкруста — смеси канифоли и воска. За вагонным окном пейзаж был самый простой: степь, редкие жидкие рощицы, кустарник, поля с рожью и снова степь. Изредка попадались бесчисленные отары овец, охраняемые чабанами в косматых шапках с огромными собаками, превосходившими в холке самого большого барана. «Здешней природе явно не хватает влаги, — глядя в окно, думал Ардашев. — Главные реки губернии — Большой Егорлык, Калаус и Кума полноводны только весной, в остальное время года почти пересыхают. Речная вода из-за насыщенности солями тоже имеет солоноватый привкус. Крестьяне северо-восточных районов иногда даже не могут вдоволь напоить скот. Помнится, ещё в 1871 году инженер Агапов разработал проект Кубано-Егорлыкского канала протяжённостью в шестьдесят три версты. Канал должен был напоить тринадцать сёл Медвеженского уезда, два села Ставропольского уезда и три станицы Кубанской области. Стоимость всех работ указывалась точно: 482 566 рублей 70 копеек. Только проект так и остался на бумаге. Желающих ассигновать в него средства не нашлось. Вот и мучается ставропольская земля от суховеев, засухи и безводья».

На стрелках поезд подрагивал. Показались привокзальные строения. Изрядно попыхтев, локомотив остановился. Послышался звон станционного колокола. На отдалённых путях надрывно стонали паровозы.

— Станция «Кавказская». Стоянка один час. Извольте обедать, — прокричал проводник.

Одноэтажное здание вокзала отличалось продуманной архитектурой с некоторой претензией на роскошь. Выстроенное из красного кирпича с рядом высоких окон, оно постепенно переходило в величественное двухэтажное сооружение, украшенное резными узорами в исконно русском стиле. Чувствовалось, что у архитектора был хороший вкус.

Для пассажиров первых трёх классов распахнулись двери ресторана. Негромко играл патефон. Слышалось меццо-сопрано несравненной Анастасии Вяльцевой.

Официанты, облачённые в длинные фартуки, выстроились в шеренгу, приветствуя гостей. На столах блестели латунные таблички с надписями: «I–II класс» и «III класс». Блюда, хотя и отличались, но не особенно. Если вояжёров первого и второго классов ждал борщ польский, фаршированная индейка с салатом из маринованных вишен, щука фаршированная под соусом, говяжьи отбивные с картофельными крокетами и солёные маслята, то для третьего класса предлагался суп из осетровой головы, курица под соусом с лимоном, мясная солянка, картофельное пюре и гренки с селёдкой. Вместо «Моэт» — «Цимлянское» и «Барсак». Водка «Смирновская» и пиво «Калинкин» присутствовали на всех столах. Правда, первый и второй класс мог ещё вкусить Кизлярского коньяка «Тамазова» и «Шато-Лафит». На приставном столике уже кипел самовар. Желающим подавали кофе. Тут же стояла корзина с пряниками и вафлями, на блюде красовались эклеры, а в вазочке — мармелад.

Четвёртый класс коротал время в буфете. За два гривенника можно было купить часть жареного цыплёнка, за пятак — бутерброд с паюсной икрой или кусок кровяной колбасы, либо копчёную корюшку с картошкой, или пирог с гречневой кашей и грибами. За пятьдесят копеек небогатого россиянина ждал приличный кусок варёной телятины с горчицей или хреном. На привокзальной площади торговали клубникой, малиной, черешней, пирожками и квасом.

Основательно подкрепившись, вояжёры вновь разбрелись по вагонам. И снова застучали колёса. Их мерный стук клонил в сон. Поезд прошёл Тихорецкую, Станичную, Екатеринодар, Крымскую и, миновав станцию Гейдук, подобрался к Новороссийску. Днём отсюда открылся бы великолепный вид на раскинувшийся город с бухтой, элеваторами и портовыми сооружениями. Но теперь стояла ночь, и лишь далёкие редкие огоньки, точно горящие в темноте лампадки, обозначали Новороссийск.

Паровоз подкатил к вокзалу. Сонные пассажиры выходили на перрон без спешки. Пахло пропиткой деревянных шпал и горячим маслом вагонных бутс.

Носильщик, бойко подхватил чемоданы Ардашевых у багажного вагона и повёз их на тачке до первого экипажа. Получив двугривенный, артельщик благодарно поклонился. Выверенными движениями извозчик закрепил чемоданы и погнал лошадок по пустым улицам. Тускло светили керосино-калийные фонари. На город опустилась желанная ночная прохлада, и чувствовался запах моря.

Гостиницу Ардашев выбрал заранее. «Европа» — лучший отель Новороссийска — располагался в Старом городе. Дорога к нему лежала по берегу бухты мимо пристаней, пересекая множество железнодорожных веток, а в одном месте шла тоннелем Владикавказской железной дороги и продолжалась под нависшими на металлических подпорках рукавами элеватора, где по бесконечной ленте ссыпалось зерно в трюмы пароходов. Фаэтон проехал через реку Цемес и осушаемое Цемесское болото. Неподалёку виднелись тёмные силуэты нефтеналивных баков.

Наконец, въехали и на Серебряковскую — главную улицу города. Судя по вывескам, освещённым электрическими фонарными столбами, на ней размещались почти все государственные учреждения: «Волжско-Камский коммерческий банк», «Русский-Торгово-Промышленный банк», кинематограф «Вулкан», аптека «Кормана», гастрономия «Губарева и Терещенко», «Азиатские товары Сулеймана Хаджи-ага-оглы», «Кондитерская Д. Кешьян», «Кафе де пари», городская Баллионовская Публичная библиотека и бесчисленные галантерейные магазины.

Едва экипаж остановился у гостиницы, как тут же появился носильщик. Внутренне убранство «Европы» впечатляло: хрустальная люстра заливала электрическим светом вестибюль. Потолочная лепнина, дорогие французские обои и мраморная напольная плитка, упрятанная под ворсистыми коврами, производили вполне благоприятное впечатление на гостей.

Зарегистрировав постояльцев, услужливый портье протянул ключи. За четыре рубля Ардашевы сняли самый дорогой номер с большой кроватью и прекрасным видом из окна. Ещё рубль пришлось отдать горничной за приготовление двух горячих ванн[1] . Уставшие с дороги, супруги быстро попали в объятия Морфея.

Глава 3. Новороссийск

Ардашевы проснулись около восьми, когда под самыми окнами отеля торговец фруктами принялся кричать во всю силу своих лёгких: «Персики, абрикос, инжир, персики, абрикос, инжир!».

После лёгкого завтрака в ресторане супруги заказали билеты до Сочи и через полчаса их принесли прямо в отель. Первый класс обошёлся почти в двадцать три рубля. Теперь можно было и прогуляться по городу. «Батум» отходил в четыре часа пополудни с остановками в Геленджике, Джубге, и Туапсе. Прибытие в Сочи ожидалось ранним утром следующего дня. Ни в один из портов «Батум» не заходил, останавливал машины на рейде (правда, в светлое время суток и в тихую погоду суда с малой оснасткой вполне свободно приставали к Туапсинскому молу).

Новороссийск днём выглядел не таким чистым и ухоженным, каким показался ночью. Оказалось, что только центральные улицы вымощены речной галькой или отсыпаны щебнем. Около дверей бесчисленных кофеен крутились греки, армяне, турки и грузины. С утра до вечера они пили турецкий кофе, обсуждали местные новости, играли в кости прямо у дверей и иногда тут же заключали взаимовыгодные сделки.

— Почти как в Константинополе, — указывая на мужчин, воскликнула Вероника Альбертовна.

Клим Пантелеевич улыбнулся и кивнул в ответ, хотя в целом, город напоминал, скорее, Ставрополь. Те же одноэтажные дома, широкие улицы, городовые на перекрёстках, полное отсутствие таксомоторов и множество садов. Но в отличие от степного Ставрополя здесь было море. Оно не только кормило горожан, но и являлось главной внешней артерией южной части империи. А родной город Ардашева, к сожалению, находился на своеобразном транспортном отшибе, и железнодорожная ветка, подведённая к нему, представляла собой тупиковый отросток Владикавказской железной дороги.

У входа в Городской сад на тумбах пестрели ярко-красные афиши «Опереточной труппы Альберта Фукса», приехавшей на гастроли из Москвы. Представления проходили в летнем театре по пятницам, субботам и воскресеньям.

В газетном киоске присяжный поверенный купил «Новое время» и две местные газеты. Лёгкий, едва заметный утром ветерок усилился и уже грозил сорвать головные уборы, а потому супруги поспешили зайти в ближайшее кафе.

Две чашки кофе, бутылка сельтерской, эклер и кусочек торта улучшили настроение.

Наслаждаясь любимым напитком, Ардашев принялся просматривать новости. Пятикопеечная «Черноморская газета» рассказывала о закладке новых виноградников в окрестностях Новороссийска. По словам автора статьи, местные высокие сорта вин — сотерн (семильон), каберне и рислинг — ничем не уступали заграничным, а здешнее шампанское завоёвывало всё большую популярность в России. «Только за прошлый год из имения Абрау-Дюрсо в Петербург было поставлено 117 800 бутылок и 46 750 в Москву. На заводе воздвигнуты казармы для сезонных рабочих, сооружена водокачка, действует больница, церковь, построены квартиры для служащих. Тоннели и подвалы, вырубленные в каменных скалах, вмещают до 200 000 вёдер вина»… Газета «Черноморское побережье» сообщала о подключении к электричеству новых улиц губернского Новороссийска. Отмечалось, что «это стало возможным только благодаря строительству электростанции». Отложив местную прессу, Ардашев взялся за столичное «Новое время». Но стоило ему открыть вторую страницу, как лицо адвоката помрачнело, и середину лба разрезала напряжённая морщина.