Екатерина Островская - Заповедник, где обитает смерть Страница 2

И не повернулась при этом. Так они и проехали до Невского проспекта – Волошин, пораженный своим альтруизмом, и его спутница, демонстрирующая ему свой затылок.

– Где хоть живешь? – поинтересовался Алексей. – Может, мне по пути, и я тебя у дома…

Но спутница не дала договорить:

– За городом.

– За город нам не надо, – не торопясь, словно обращаясь к самому себе, произнес Волошин и объяснил опять же себе: – За городом нам нечего делать, нам и в городе неплохо живется.

Ему уже стало жалко сотни баксов. Кого он хотел удивить – эту сопливую деревенскую потаскушку, решившую подхватить клиента возле шикарного заведения? И что на него нашло? Она, кстати, даже не поблагодарила.

– Сейчас через Неву перескочим, и я тебя возле «Василеостровской» высажу – напротив ночное кафе, до открытия метро можно перебиться там.

– У меня рублей нет, – прошептала девчонка, уставившись в свои коленки.

И тогда Волошин вздохнул, продолжая держаться за баранку левой рукой, снова залез во внутренний карман, достал бумажник и положил его на руль. Придерживая пальцем, выудил сторублевку, следом за которой выскочила и вторая, протянул обе банкноты спутнице:

– На, кровососка! На пару пива хватит и на бутерброд останется.

Захлопнул бумажник, вернул его в карман и только после этого добавил:

– И на метро останется.

– У меня есть, – призналась дурочка.

– Счастливая, – зачем-то сказал Алексей и снова поразился тому, насколько он добрый, и тому, что ему не говорят «спасибо».

Раздалось только «хлюп, хлюп». Девчонка шмыгнула носом и закрыла ладошкой глаза.

«Ревет, что ли?» – подумал Алексей и бросил взгляд на спутницу.

Та и в самом деле плакала, причем абсолютно по-детски, потряхивая головой и закрывая ладошкой уже не глаза, а рот, чтобы не разрыдаться во весь голос. В свете пролетающих за окнами фонарей стали видны размазанные тени и стекающая с ресниц тушь. Смысла успокаивать попутчицу никакого, можно только прибавить газу, чтобы скорее домчаться до метро, расстаться с ней, забыть навсегда и не вспоминать. Как и этот вечер – бессмысленный и пустой, как многие другие, похожие друг на друга в своем унылом однообразии.

Девчонка выскользнула в ночь молча. Только перед тем, как захлопнуть за собой дверь автомобиля, прошептала:

– Спасибо. Я постараюсь вернуть долг.

Но Алексей махнул рукой: поторапливайся, мол. Дверь затворилась, свет в салоне погас. За окнами тоже было темно, и посреди мрака сияла эмблема «Макдоналдса», пропахшая жареной картошкой и котлетами.

Десять с половиной лет назад, как раз перед государственным экзаменом в университете, Лешка Волошин, возвращаясь домой, заглянул в почтовый ящик и обнаружил там конверт. В конверте находилась открытка с изображением целующихся голубков и двух золотых колечек.

«Алексей, приглашаем тебя на торжественную регистрацию нашего брака, которая состоится на набережной Красного Флота.

Нина, Ваня»

Поднимаясь в лифте, Волошин пытался вспомнить, кто такая Нина, и не мог. Ивана среди знакомых тоже не было. Решив, что почтальон ошибся, взглянул на конверт: все верно – адрес его и фамилия написана без ошибок. Оставалось только удивляться и ломать голову дальше. Он бы ночь не спал, но как раз перед полуночью позвонил бывший одноклассник, которому, как выяснилось, подбросили такое же послание. Вместе вычислить Нину оказалось не так уж сложно: она училась в их классе и даже какое-то время сидела рядом с Волошиным, что, впрочем, особой радости не доставляло – неуверенная в своих знаниях девушка перед каждой контрольной писала шпаргалки у себя на ногах, потом ей оставалось только поднять юбку и получить необходимую информацию. Естественно, что и Лешка по ее ногам сверял порой собственные знания. Однажды на контрольной по математике он толкнул соседку в бок:

– Чему равен бином Ньютона?

Добрая девушка для пущей конспирации подняла в задумчивости глаза к потолку, а рукой стала задирать подол.

Необходимой формулы не было.

– Выше, выше, – шептал Волошин.

Он даже наклонил голову к столешнице, чтобы заглянуть дальше, но надписи закончились. Лешка пожирал глазами ляжки одноклассницы и потерял бдительность. Сама соседка по парте продолжала искать подсказку на потолке.

– Это что? – раздался рядом вопль математички. – О-о-о!

Это прозвучало так неожиданно и громко, словно наблюдательная учительница увидела за окном зависший над школьным стадиончиком НЛО.

Весь класс вздрогнул.

– Ты же советская девочка!.. – завопила несостоявшаяся Софья Ковалевская.

Тут она вспомнила, что Советского Союза уже нет, и тут же нашлась:

– Ведь ты же девочка! У тебя должна быть гордость, а ты позволяешь мальчикам заглядывать себе под юбку. Не стыдно? Даже я краснею.

Учительница всплеснула руками и обратилась ко всему классу:

– Вы можете себе представить, чтобы мальчик залез девочке… У-ужас!

Она прижала ладони к вискам и покачала головой.

Одноклассники с завистью смотрели на Волошина, а некоторые одноклассницы закусили губы. Равнодушно глядел с портрета Карл Фридрих Гаусс, а Альберт Эйнштейн и вовсе показывал язык. Впрочем, некоторые ученики воспользовались переполохом и бешено листали учебники.

– Ты же девочка! – повторила учительница.

И тут заметила надписи на ногах, и это возмутило ее еще больше:

– Вон из класса! Оба! Немедленно к директору.

Пришлось складывать портфели и вылезать из-за парты.

– А ты, – задыхаясь от гнева, произнесла математичка, обращаясь к соседке Волошина, – покажи свое безобразие директору: посмотрим, что он скажет.

Лешка и Нина вышли в коридор, но по дороге в директорский кабинет заскочили в туалет для мальчиков, где смыли шпаргалки, а заодно и выкурили по сигаретке, после чего директору решили ничего не показывать, тем более что и разглядывать уже было нечего, а если бы и было что, то вряд ли старику директору (а было ему уже почти пятьдесят) это интересно. Потому решили сходить на дневной сеанс в кино, где показывали фильм «Дикая орхидея», в котором было немало откровенных сцен. Посмотрели раз, потом купили билеты и на вечерний сеанс, пошли снова в зал, сели на свои места, а когда погасили свет, кто-то протиснулся мимо, пинаемый ногами зрителей, и, наконец, издав страстный вздох, похожий на стон, опустился рядом. Это была математичка…

Мытье ног в туалете для мальчиков – событие, конечно, незабываемое, и потому Нина не преминула пригласить на свою свадьбу и Лешу Волошина. Правда, он не пошел на регистрацию, а явился прямо в ресторан «Невский», где намечался торжественный ужин. Прихватил с собой подарок – коробку с чайным сервизом, как потом выяснилось, таких сервизов оказалось несколько. Зато оригинальный подарок принес второй их одноклассник – огромные оленьи рога, прикрепленные к дощечке, чтобы вешать на стену. Некоторым гостям из числа родственников жениха это не очень понравилось. Они так и сказали, добавив:

– За такие подарки можно и по рогам получить.

Щедрый даритель мялся с ноги на ногу, а потом попытался оправдаться. Мол, зачем молодым еще один сервиз, а рога в хозяйстве всегда пригодятся: на них можно шляпу вешать и галстуки.

– И носки, – добавила находчивая невеста.

В остальном – самая обычная свадьба: кто-то напился, кто-то подрался, кто-то целовался с чужой женой, а кто-то увел чужого мужа. Ничего выдающегося в тот вечер не произошло: потом таких торжеств в жизни Волошина оказалось немало, он бы и то позабыл за чередой последующих, но мужем одноклассницы оказался незнакомый ему парень, с которым впоследствии Алексей подружился. Звали молодожена Ваня Филатов. Был он среднего роста и худ (это потом он растолстел и развелся. Или наоборот: сначала развелся, а потом растолстел). Тогда, на свадебном ужине, бывшая соседка по парте поручила Волошину важное и ответственное задание – напоить жениха. Это сделать удалось. Напились оба, и с этого началась их дружба. Но никто из них не догадывался, что их ждет, хотя вместе пили за светлое будущее: Алексей подливал жениху, а Иван косился на оленьи рога.

Утром Волошин проснулся в незнакомой квартире в чужой кровати, и девушка, лежавшая рядом, пыталась убедить его, что они близко знакомы. Обрывки каких-то воспоминаний крутились в Лешкином мозгу, но они казались кадрами из фильма «Дикая орхидея» и потому к личному опыту не имели никакого отношения. Спрашивать незнакомку, а тем более интересоваться ее именем было бы не очень тактично, и потому пришлось начать издалека.

– Где мы? – прохрипел Алексей.

– У меня, – таким же надтреснутым голосом просветила девушка.

Но ясности это не добавило. На новую близкую подругу смотреть не хотелось. Волошин закрыл глаза.

– Что молчишь? – спросила девушка.

– Я думаю.

– О чем? – продолжала чего-то добиваться новая подруга.

– Просто фантазирую.