Галина Романова - Пока смерть не разлучит нас Страница 2

– А мед какой: липовый или цветочный? – поинтересовался у секретарши Николай Алексеевич, чтобы задержать ее в своем кабинете чуть дольше.

– Мед магазинный, Николай Алексеевич, – улыбнулась Вика уже от двери. – Вы его маленькими ложечками… Подержите немного во рту, потом чаем запейте. Если горло болит, это помогает. На рыбалке вчера были?

– Да… Нет… – ответил он рассеянно, рассматривая ее пристально и даже чуть придирчиво. – А почему ты решила, что я был на рыбалке, Вика?

Придраться было не к чему, она была чудо как хороша. Во всяком случае, для него. Ему всегда нравились такие вот невысокие крепенькие брюнеточки с небольшой грудью. Грудастых баб Бобров не любил. Они его подавляли, как вон Ритка, много лет. Ритка вообще была полной противоположностью его идеала женской красоты.

Он любил брюнеток, Ритка же была светлой шатенкой и к тому же всю свою жизнь высветлялась до платиновой блондинки. Предпочтение им в молодости отдавалось невысоким, а Ритка вымахала в метр восемьдесят два. И худой была до ужаса. И все что-то подтягивала, соскребала с себя, отсасывала, растрачивая его честно заработанные деньги на пластических хирургов. И глаза ему у женщин нравились темные. У Виктории были темно-зеленые – красивые. А у жены глаза были прозрачные какие-то, будто пустые…

– Я звонила вам, Николай Алексеевич, вчера вечером, – произнесла виновато Вика.

– Да? – Он удивился, такое случалось крайне редко. – Что-то произошло?

– Уже нет, – она качнула головой. – Уже все в порядке.

Ох, сколько бы он отдал, чтобы вернуть вчерашний вечер, заставивший его уехать в их загородный дом. Чем бы ни пожертвовал, лишь бы его настиг ее поздний звонок.

Ведь она же хотела попросить его о чем-то, это точно! А она никогда его не просила ни о чем, никогда! А работали они вместе уже более пяти лет. Он много раз ей свою помощь предлагал, она отказывалась. И тут вдруг она ему вчера вечером позвонила, чтобы попросить о чем-то, а его дома не оказалось.

– А чего на мобильный не позвонила, Вика? – укорил ее Бобров.

– Это неудобно, – покачала она снова головой.

– Так что, что стряслось-то?!

– Уже все нормально, – упрямо повторила она.

– Нет, так не пойдет, Виктория. – Бобров строго шлепнул ладонью по столу, он мог быть строгим, когда этого требовали обстоятельства. – Я хочу знать все о твоих проблемах!

– Хорошо, – она испуганно покусала нижнюю губу. – Я хотела попросить вас устроить моего мужа на работу к нам. Дело в том, что у него в фирме проблемы и…

– Кого устроить?! Мужа??? Ты замужем?! – Бобров выпучил глаза, едва не задохнувшись. – Вика, когда?.. Когда ты вышла замуж?!

– Да уже два года, – она растерялась. – Я уже два года замужем за Виктором.

– А почему я этого не знал? – Он почувствовал, что закипает, снова все мимо него, снова все мимо. – Кольца ты не носишь, фамилия осталась прежней, даже на свадьбу не пригласила!.. И тут вдруг оказывается, что ты уже два года замужем! Это как-то неправильно, что ли!

– Может быть, вы и правы, – она погрустнела. – Виктор мой гражданский муж, и свадьбы у нас никакой не было. Сошлись и живем. Кольца оттого нет, и фамилия у меня прежняя. Но я счастлива с ним, Николай Алексеевич, поэтому считаю все остальное ненужными формальностями.

– Да, да. – Он громко отхлебнул из чашки, обжегся, недовольно сморщился и приказал: – Ты иди, Вика, иди, я позову, если что.

Она ушла, а он тут же уронил чашку прямо себе на коленки. Конечно, обжегся, и пятно на дорогих брюках поставил. Он не любил неопрятности и едва не захныкал, но сразу сумел забыть об испорченных брюках.

Не это сейчас заботило и угнетало, а другое.

Как же он теперь станет мечтать втихаря о ней, а?! Как будет строить планы, что подаст на развод с Маргаритой – та не могла не согласиться, условия он для нее готовил идеальные, – как же теперь под вечернюю рюмку коньяка он станет дни считать до того момента, когда вызовет Викторию в свой кабинет и…

«И» уже не случится, потому что его мечта оказалась утопией!

Да, он может частично воплотить ее в действительность. К примеру, развод оформить. С женой разъехаться по разным домам. И даже Вику может вызвать в кабинет и, пользуясь своим начальствующим правом, принудить ее к роману. Это ведь теперь обычное дело, когда босс говорит своей секретарше: либо спи со мной, либо увольняйся. Он мог бы все это сделать, но…

Нет! Не мог! Он не мог себе этого позволить, хоть плачь!!!

Не просто же так к нему клеймо добропорядочного гражданина и приличного мужика прилепилось, не просто так. Чем-то он заслужил такое право. Из каких-то его нечаянных промахов, обнаживших его потаенное, трепетное и честное, оно сложилось. И каким бы гадом он теперь ни захотел казаться, ему всяк и каждый будет орать – не верю!

Потому-то вот и Ритку травмировать за здорово живешь смысла не видел. К чему разводиться, мучить ее и настраивать против себя детей, если будущего с Викторией у него нет? И приказать своей секретарше спать с ним, пользуясь своей властью и деньгами, Бобров тоже не мог. В любви ведь либо по согласию, либо никак. Именно так считал он всю свою жизнь. Здесь не может быть никакого принуждения.

Ах, Вика, Вика, когда же ты успела-то, а?! И кто же это такой шустрый – Виктор, кажется?

Наверняка дрянь какая-нибудь, решил он тут же, вспомнив, что гражданский муж уже нагружает Викторию проблемами. Она ведь даже решилась его – Боброва – попросить о чем-то, хотя никогда прежде не позволяла себе подобных вещей.

Допек, стало быть! Допек, загнал в угол, заставил ее унижаться перед своим работодателем! Дрянь и неудачник, который при каждом удобном случае спешит переложить свои проблемы на хрупкие плечи жены.

Конечно, неудачник!

Бобров вдруг повеселел, вспомнив, что муженек-то ее безработный теперь, кажется. Она ведь насчет трудоустройства хотела за него хлопотать, не так ли? Да, точно! Стало быть, доработался до того, что никуда его уже не берут, и их фирма осталась последним шансом для этого Виктора дрянного.

Ну, ничего! Он еще с ним поборется! Муж, понимаете ли, гражданский! Невидаль какая! Чего же не расписывается с ней, а? Кольца почему не дарит, фамилию свою почему ей не предложил вместе с сердцем и телом?

Чувства подобным образом проверяют, стало быть! А чего их проверять? Они либо есть, либо их нет вовсе! А что касается совместимости…

Характерные сейчас все! Это раньше все в строгости у мамы с папой воспитывались, а теперь личность подавлять нельзя уже с пеленок. Комплексы будто уже в утробе матери формируются, а этого допускать никак нельзя. Вот потому-то и с амбициями все непомерными – его детки, кстати, тоже не исключение – и с капризами. Оттого и характер у девяти из десяти не мед и не сахар. Так надо прилаживаться как-то, чем-то уметь поступаться. Ведь если есть чувства, разве это трудно? Разве трудно попросить прощения, к примеру, если обидел? Разве трудно помочь в чем-то, если в помощи твоей нуждаются? Главное, чтобы чувства были! А уж гонор свой, считал Бобров, можно и подавить ради любимого человека.

Он-то вот с Риткой быстро общий язык нашел. Вернее, языком все больше она молола, а он только кивал, будто соглашался. Делал потом все по-своему, но все равно кивал. Знал, что это ей приятно, вот и кивал. А что толку орать было, спорить, пытаться отстоять свою точку зрения?! Это с Риткой-то?! Да она никого никогда, кроме себя, не слышала. И если бы даже он попытался до нее докричаться через громкоговоритель, дело было бы – швах. Поэтому он молчал и кивал, а делал все всегда по-своему.

А почему он так делал? А все потому, что любил ее! Боялся обидеть, боялся сделать ей больно. Вот и молчал всю жизнь и кивал. А теперь…

А теперь либо разлюбил ее, либо молчать устал, но кивать что-то Боброву расхотелось. Захотелось Вику, милую, добрую, красивую и смышленую.

И тут вдруг какой-то неведомый Виктор, понимаешь!

– Вика, скажи, чтобы Чаусов ко мне зашел, – приказал он по внутренней связи, недолго поразмышляв.

– Который?

Она не была бестолковой, его милая, не сбывающаяся пока мечта, она была очень умненькой и рассудительной. И она правильно спросила его – «который», потому что Чаусовых у них в фирме было двое. Отец и сын. Отец заведовал автопарком. Сын возглавлял службу безопасности.

– Иван, Иван пускай зайдет. – Это он так сына называл, без отчества.

Пускай он его еще заслужит! Отец вот его заслужил, и то Бобров ему вечно тыкал и Степаном звал. Станет он какого-то тридцатилетнего пацана по отчеству! Еще чего!

О приходе Ивана Вика доложила уже через пять минут.

– Разрешите, Николай Алексеевич? – Иван заглянул в приоткрытую дверь.

– Входи, Вань, входи, – разрешил Бобров, с прищуром разглядывая своего подчиненного.

Нет, ну что хорошо, то хорошо! Вот такого мужика Бобров Виктории бы еще простил: высокий, крепкий мускулами, с мозгами все в полном порядке, физиономия опять же – не урод. Да и свой, елки-палки! На глазах рос, просиживая в транспортном у отца все каникулы.