Николай Буянов - Бал для убийцы Страница 2

Читал ваши отчеты, — сказал он, усаживаясь подле нее на диван с высокой спинкой. — Весьма недурно, вы молодец. Что будете пить, Софья Павловна? Чай, кофе, шоколад?

— Кофе, если можно, — еле слышно ответила она, глядя прямо перед собой.

— Вы озябли? — Он взял ее тонкие пальцы (они и впрямь были ледяные) в свои, с успокаивающей улыбкой заглянул в глаза, в который раз подивившись их красоте — большие, широко расставленные, вспыхивающие зелеными бликами во мраке гостиной (прелестная женщина, жаль только, досталась не тому). — Может, чего покрепче? Коньячку не желаете?

— Нет. Я и так много пью в последнее время. Постепенно превращаюсь в алкоголичку.

— Что-то случилось? Вас подозревают?

— Не знаю, — проговорила она, высвобождая руку. — Ничего не знаю… Страшно.

Она с мольбой подняла глаза. Каштановые волосы, уложенные в тяжелый узел на затылке, чуть растрепались, и шелковые пряди скользнули вниз, к белой шее.

— Отпустили бы вы меня, Юрий Дмитриевич. Не могу больше, право… Сорвусь, скажу лишнее, и — конец. Погубите вы меня.

Ниловский тайком вздохнул и поднялся, чтобы приготовить кофе на спиртовке. Поставил перед гостьей инкрустированную серебром вазочку с пирожными, на которые та даже не взглянула.

— Зря вы так, голубушка. Мы все делаем дело, полезное для России. Покушение на генерала Трепова благополучно предотвращено — благодаря вам, моя дорогая, вы прекрасно сработали.

— Вы… схватили их?

— Только исполнителя. Студент, девятнадцать лет. Сумасшедший или играет такового. Однако — я уверен — на серьезных людей в Боевой организации, а тем более на тех, кто связан с ними в Думе, он вывести не способен. Это плохо.

Его тон стал жестким.

— Мне необходим Карл. Человек, стоящий во главе «боевки». Тот, кого ваш супруг снабжает деньгами.

— Но вы же знаете, — в отчаянии проговорила женщина, — Вадим никогда не состоял ни в одной партии. Его элементарно запугали. Он не спит по ночам…

— Это частности. Вам известно, чем занимается ваш муж. Он много лет собирал компромат на состоятельных клиентов своего казино, выкупал долговые расписки, не пренебрегал вульгарным шантажом и незаконными финансовыми операциями. А когда нашлись предприимчивые люди, прихватившие его на этом, он предпочел выполнить их требования, лишь бы не попадать в поле зрения властей. Что ж, он сделал свой выбор.

— Он просто испугался…

— Он испугался тюрьмы. А вы испугались того, что останетесь одна, без средств, с вечным клеймом… Вам, Софья Павловна, страх заменил любовь.

Юрий Дмитриевич прошелся по кабинету, заложив руки за спину.

— Не обижайтесь на мой тон — право слово, я уж с вами и так и этак, а вы все свое: отпустите да отпустите. Это же не извозчик: сказал лошади «Тпру!» — и готово. — Он снова вздохнул. — Вы давеча не ответили на мой вопрос: вы чувствуете подозрение к себе?

— С первого момента, — отрешенно ответила гостья. — С самого первого дня. Там ведь умнейшие люди, очень образованные и ученые конспираторы — пожалуй, даже получше ваших… Чему вы улыбнулись?

— Когда?

— Сейчас. Вы будто обрадовались тому, что мне не верят.

Он мысленно поежился: дамочка, сама того не ведая, ударила в точку.

— Вы просто неверно оцениваете обстановку, милейшая Софья Павловна. Подпольщики ощущают, что кто-то в их окружении работает на Департамент, однако их подозрения не имеют в виду никого конкретного. За последнее время провалились два крупных теракта, арестованы четыре боевика, разгромлена лаборатория, где готовили взрывчатку… Конечно, они не могли не насторожиться. Но вам беспокоиться нечего.

— А арестованные? Что они, отказываются говорить?

Ниловский будто не услышал вопроса. Не станешь же объяснять, что из четверки, взятой при подготовке взрыва на конспиративной квартире генерала Курлова, в живых остался только один человек, который сейчас пребывал в психушке под усиленным надзором. Остальные трое были мертвы: двое скончались в застенках, не выдержав пыток, третья, девушка из известной дворянской семьи, покончила с собой в кабинете следователя.

— Мы не стали вербовать вашего мужа, Софья Павловна, потому что — вы правы — товарищи раскусили бы его в два счета. Они используют его как денежный мешок — не более того. Революция, дорогая моя, требует очень больших денег. Поэтому Вадима Никаноровича хоть и подозревают, но не трогают. А вас…

Он сделал паузу. Она подняла бледное лицо, губы приоткрылись, в зеленых глазах плескалось обреченное ожидание.

— Вы слишком женщина, Софья Павловна. Вы вся — вслед за мужем, куда он, туда и вы. Вы не способны жить одна, не способны на собственное мнение. Поэтому — по определению — не способны быть агентом охранки. Так они думают.

— Но я веду себя нервно. Я оглядываюсь по сторонам, когда иду по улице. — И вдруг, без всякого перехода, она произнесла: — Можно вас спросить?

— Да, — рассеянно отозвался он.

— «Челнок» — кто это?

Она увидела, как собеседник дернулся, будто от удара током.

— Почему вы спросили?

— У вас на столе я случайно увидела донесение — оно было подписано этим псевдонимом. Он тоже ваш агент? Как и я?

Ниловский встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Есть хорошее правило, милейшая Софья Павловна: знать следует ровно столько, сколько необходимо. Лишняя информация порою сильно сокращает жизнь.

— Жизнь, — горько повторила она. — Лгать, изворачиваться, бесконечно оглядываться, проверяя, нет ли слежки, составлять донесения по ночам… Господи, как ужасно!

Уже подавая женщине шубку в прихожей, он спросил:

— Мне известно, что в этом месяце, к годовщине расстрела демонстрантов на Литейном, Боевая организация запланировала три террористических акта. Два из них благодаря вам были взяты под контроль. А кто намечен третьим?

— Не знаю, — удивилась она. — В моем отчете говорится о двух актах. Кто вам сказал, что их намечено три?

— А разве нет?

Она пожала плечами:

— Вы мне не доверяете?

— Просто уточняю. — Он открыл дверь.

Женщина спустилась по лестнице — он, стоя в дверях, слышал стук ее каблучков. И безмолвно ругал себя за беспечность. Чужое донесение на столе, на зеленом сукне («Милостивый государь! Довожу до Вашего сведения…»). Лист бумаги, исписанный мелким, словно бисер, наклонным почерком — таким пишут обычно эмансипированные дамы или истеричные юные поэты, сочиняющие свободолюбивые оды и доносы на собратьев по перу… Внизу стояла подпись «Челнок». Надо думать, недавняя посетительница, бросив случайный взгляд на стол, обратила внимание сначала на чужой почерк, потом — на чужую подпись. Это был промах. Второй промах Юрий Дмитриевич допустил, когда вышел на лестницу: могли бы и выстрелить сразу, с темной площадки. Или бросить бомбу — в освещенном дверном проеме он представлял отличную мишень… Эх, Софья Павловна, Софья Павловна!

Она знала о готовящемся покушении — третьем по счету. Знала, кто должен был пасть его жертвой. И даже то, что акция была намечена на ближайшие сутки (возможно, на сегодняшний вечер).

Она с трудом вышла из подъезда и встала без сил, прислонившись спиной к стене, глядя на ряд мрачных серых домов, слушая, как большие круглые снежинки опускаются на мостовую и тают в черной воде у каменного причала… Следовало бы поднять повыше воротник и спрятать озябшие ладони в муфточку… Но нет, она дышала полной грудью, подняв бледное лицо к небу и шепча молитву одними губами.

— Вам плохо, барышня?

Какой-то прилично одетый господин в темном клетчатом пальто и английском котелке, с тяжелой тростью осторожно, чтобы не напугать, тронул ее за локоть.

— Простите, что обращаюсь к вам. Мне кажется, вы больны. Вам не нужна помощь?

— Нет, нет, — поспешно ответила она. — Все в порядке.

— Вы уверены? Может быть, кликнуть извозчика?

— Я лучше пройдусь. Извините.

И пошла по набережной, не оглядываясь. Разбитной малый с русым чубом, выбивающимся из-под шапки, в распахнутой душегрейке, проходя мимо (видно, хорошо «посидел» в ближайшем кабачке), подмигнул господину с тростью:

— Хороша, а, ваше сиятельство?

— Кто такая, знаешь?

— Как не знать-с. Супруга Вадима Никаноровича Донцова — у него заведение на Васильевском и две гостиницы на Литейном. Уважаемый человек.

— А жена-то «уважаемого человека» одна по вечерам гуляет… Кажется, она из этого дома вышла?

Парень озадаченно почесал в затылке.

— А ведь верно. Что делать-то, Илья Иванович? Проследить?

— Времени нет. Все на местах?

— Все, — лицо парня сделалось серьезным и сосредоточенным. — Начинаем?

Господин с тростью оглянулся вокруг, профессионально отмечая детали: темное окно дома напротив, свет из полуоткрытой двери трактира, пьяный (по виду мастеровой), мирно посапывающий у порога. Праздная парочка — проходит мимо и брезгливо отворачивается, женщина зажимает хорошенький носик и что-то вполголоса говорит спутнику…