Эва Хансен - Цвет боли: черный Страница 2

– Вот еще!

– Почему ты не хочешь ехать со мной? – Он ставит меня на ноги и приподнимает лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Ой, это один из самых действенных приемов, напрочь лишающих меня способности сопротивляться.

– Ларс, я…

– Ну что ты? – Губы чуть касаются моих губ, это дразнилка-соблазнялка, потому что в ответ внутри немедленно поднимается сумасшедшая волна желания.

– Мне действительно будет плохо и грустно без тебя целую неделю… – Я не лгу, потому что и пара часов без Ларса теперь кажется пожизненным сроком без права посещения. Интересно, есть такие в тюрьмах?

– И не одну, заметь.

– Я буду плакать, тосковать… Но никогда не прощу себе, если ты откажешься от такого предложения. Не отказывайся, не стоит.

– Линн…

– Ларс, правда, не отказывайся. – У меня снова готовы брызнуть слезы из глаз, но я креплюсь. – Я буду так гордиться тобой! У тебя много знакомых в Оксфорде?

– Как и везде. Если ты имеешь в виду девушек, то не очень, – глаза откровенно смеются, – но тому, что ты меня ревнуешь, я рад. А теперь скажи честно, чего ты сейчас хочешь.

– Я?

Приходит моя очередь изображать изумление, но именно изображать, потому что он видит меня насквозь, и фальшь преувеличенного удивления тоже.

– Угу, ты. Не желаешь озвучить? Ладно, я скажу сам. Ты хочешь, чтобы я взял тебя вместе с собой в душ…

Все это произносится в то время как Ларс действительно несет меня, перекинув через плечо. Я болтаю в воздухе ногами, но сопротивляюсь не слишком. Какой надо быть дурой, чтобы отказаться от совместного душа с умопомрачительным сероглазым красавцем, квадратики брюшного пресса которого сводят меня с ума. Я давно усвоила, что принимать душ вместе с Ларсом значит побывать на седьмом… нет, двадцать седьмом небе.

Для начала он окатывает меня водой, потому что целоваться и заниматься сексом под водяными струями куда приятней, нежели просто в постели. Не пробовали? Советую…

Потом притискивает к стенке душа и начинает целовать. Медленно, дразня и маня, сначала едва касаясь губами виска, щеки, уха, шеи… губы под запретом, потому что, если они сольются, остальное произойдет мгновенно, а нам обоим хочется растянуть вожделенное удовольствие…

Но разве дразнить, играя языком колечками пирсинга в моей груди, это не садизм?

– Ла-арс…

– У?

– Я не могу больше!

– Терпи!

Голос чуть хрипловат, выдает его собственное нетерпение.

Язык играет колечком, одна рука держит мою спину, вторая поглаживает то, что пониже ее… Я выгибаюсь дугой, вцепившись в его плечи, иначе на ногах не удержаться, потому что колени подгибаются. Дыхание через раз и с задержкой…

Медленно, страшно медленно его губы опускаются до моей талии, счет времени потерян, о существовании мира снаружи забыто напрочь, нам он совершенно неинтересен.

Когда Ларс наконец возвращается к моему лицу и приникает к губам, кажется, прошла целая вечность. Я обвиваю его ногами и руками и отдаюсь волне сумасшедшего желания, в очередной раз мысленно обещая, что больше не позволю ему так долго меня дразнить. Но Ларс и тут умудряется оттянуть решающий момент. К тому времени, когда нас обоих все же накрывает эта последняя волна, проходит еще одна вечность. Какие они долгие, эти вечности, особенно в конце! Но я не против, потому что восторженное ожидание блаженных мгновений и страстное желание испытать оргазм ничуть не хуже самого оргазма.

– Не смей закрывать глаза!

– Что? – Оглушенная страстью, я почти ничего не слышу, а соображаю и того меньше.

– Смотри на меня, когда кончаешь.

– Зачем? – я действительно не понимаю.

– Смотри мне в глаза! – почти рычит он, и я послушно таращусь в его стальные омуты. Нет, я тону в них, ничего не видя вокруг, отдавая тело на волю сумасшедшему желанию, а душу этим серым глазам.

Кажется, кричу, но мне все равно, даже если начнут ломать дверь привлеченные моими воплями бабушка или Бритт. Ничто вокруг не существует, кроме стальных глаз и этого тела. Моего собственного не осталось, оно растворилось, как воск в пламени свечи, нет, в ревущем огне огромного пожара. Я расплавилась, сгорела полностью, но возрожусь, как птица-феникс, это уже не первый раз.

У Ларса на плече следы от моих пальцев, но это небольшие травмы, если бы он не заставил смотреть в глаза, я, пожалуй, умудрилась бы вообще его покусать.

– За… зачем ты заставляешь меня смотреть в глаза?

– Я? – кажется, он удивился вопросу. – Не знаю, просто хочу, чтобы ты принадлежала мне вся – телом и душой.

– Я и так принадлежу.

– Помолчи…

Мы стоим под потоками воды, приходя в себя. Немного погодя я чувствую, как у Ларса снова пробуждается желание. Безумно устала, но одна мысль о возможном повторении заставляет ходить ходуном все внутри, я прекрасно понимаю, что, стоит ему начать снова, я с восторгом поддержу это начинание.

Так и есть.

– На ковре!

– Угу, – я вовсе не против ковра и пола…

– Ты сверху.

– Ларс…

– Трусишь?

Ах так?! Ну держись, я не потеряла навыков с рождественской ночи, когда выполнила желание Ларса получить в качестве подарка «под елочку»… изнасилование. Хочешь еще одно? Я вполне способна его изнасиловать, если он не против, конечно.

Ларс «за» обеими руками и… еще много чем.

– Не смей закрывать глаза!

– Мне так легче… – почти жалобно пищу я, мне действительно так легче.

– Хочу видеть твой безумный взгляд, когда ты кончаешь. Ты так хороша в этот момент!

Мелькает мысль, что он умудряется еще что-то замечать, но ее тут же вытесняет новая бешеная волна желания, думать я уже не способна. Сверху так сверху, и пусть смотрит сколько влезет! Сам же научил за закрытой дверью спальни слушать свое тело, а не пуританские правила приличия. С тех пор как Ларс безжалостно разрушил мой собственный плотный кокон из всевозможных моральных запретов и ложной скромности, каждый наш секс стал просто чумовым, это взрыв, сносящий крышу пару раз в день. Мне больше не требуется бегать, чтобы похудеть.

И снова мой взгляд прикован к его стальным омутам, но теперь я вижу и в его глазах такое же безумие. На сей раз следы, кажется, останутся у меня на талии, потому что руки Ларса держат крепко, очень крепко, помогая двигаться в одном ритме с ним самим. Я не ору на весь замок только потому, что прикусила губу, до крови прикусила…

Выясняется это, когда все заканчивается и я просто падаю на ковер, не в силах двигаться вообще. Мне все равно, как это выглядит, что происходит вне комнаты, что вообще творится в мире. Некоторое время мы лежим, совершенно обессиленные, потом Ларс переворачивает меня на спину, наклоняется к лицу:

– Эй, ты жива?

– Не уверена.

– Губу прокусила.

Он слизывает кровь, чуть покусывает пострадавшую губу, но не больше, мы устали, требуется отдых. Или просто передых?..

Скажи мне кто еще пару месяцев назад, что я способна буквально рычать, сидя на парне верхом, обозвала бы придурком. Но, кажется, жизнь способна разрушить еще и не такие «твердые» убеждения…

* * *

– Эй, эй! А ну, пошел вон! Это наше место!

Йен мог себе это позволить: вот так орать на рослого, крепкого парня, потому что они с Якобом стояли на мосту, в то время как парень что-то искал на берегу у самой кромки воды. Была надежда удрать, если тот, кому пригрозил Йен, решит погнаться за нахалом.

Конечно, чисто одетый парень, чья очень приличная машина осталась на дороге у моста, не мог быть конкурентом двух бомжей, обычно промышлявших на берегу. Эти два пенсионера вовсе не были бездомными, у каждого имелось жилье, но, оставшись без работы, они решили вспомнить молодость и немного пожить как хиппи, что летом получилось довольно просто. Почувствовали вкус вольной жизни, втянулись и вот теперь, сами не зная почему, практически бомжевали, ночуя где попало и питаясь благотворительными обедами. Оправдание нашли очень простое:

– Йен, ты представляешь, как вырастет наш счет в банке, пока мы живем на природе и не тратим пенсию!

Глупость, конечно, но что им делать в одиночестве дома? А так вспомнили буйную молодость шестидесятых.

В бездомной жизни прошло лето, потом осень, началась зима…

Сначала парень погрозил кулаком, заметив, как разглядывают его машину старики, потом вдруг замахал им руками:

– Идите сюда!

– Не ходи, – посоветовал приятелю Якоб, на всякий случай прячась за его спиной. Но Йен не из пугливых, во всяком случае, так он сам о себе думал.

Старик смело шагнул к парню:

– Ну, чего тебе?

– Вы часто здесь бываете?