Филлис Джеймс - Взгляд на убийство Страница 2

Доктор Штайнер вздрогнул и закрыл глаза. Но его пациент, к счастью, погрузился в свое хобби — в разговор о самом себе — и, казалось, ничего не слышал и не видел. Возвышенное хныканье мистера Бэджа продолжалось уже больше двадцати минут.

— Я не претендую на такое качество, как покладистость. Нет, нет, я запутавшийся парень. Ничего этого Тэда и Сильвия никогда не понимали. Корни, конечно, идут в глубину. Вы помните тот сеанс, который был у нас в июне? Я считал, тогда были заложены некоторые положительные сдвиги в моем поведении.

Пациент доктора Штайнера не сомневался в пользе сеансов психотерапии, но был к ним равнодушен. Положительные сдвиги в поведении мистера Бэджа внешне остались неизменны, и можно было надеяться в дальнейшем на их проявление.

Внезапно умиротворение исчезло. Доктор Штайнер быстро взял свой рабочий блокнот, просмотрел с интересом и беспокойством записи, беспорядочно полистал страницы и на мгновение оказался более поглощенным собственным подсознанием, чем подсознанием своего пациента. Вдруг он очнулся от звука, долетевшего снаружи, поначалу слабого, но становившегося все громче. Где-то кричала женщина. Это был жуткий крик, пронзительный, непрерывный, совершенно животный. Он вызвал неприятный озноб. Доктор был человеком мягким и чрезвычайно впечатлительным. Несмотря на то что работа вовлекала его время от времени в эмоциональные кризисы, он скорее был тонким и изощренным знатоком хитростей общения с пациентом, чем мастером принимать решения в критических ситуациях. Страх вызвал у него вспышку гнева, и он вскочил со стула.

— Нет! Это невыносимо! — воскликнул он. — Что делает мисс Болам? Неужели здесь нет никого, кто выполнял бы свои обязанности?!

— Что случилось? — поинтересовался мистер Бэдж, сев на тахте, как заводная игрушка, и понижая голос на пол-октавы.

— Ничего. Ничего. С одной из женщин произошел приступ истерии, вот и все. Оставайтесь здесь, Я скоро вернусь, — скомандовал доктор Штайнер, направляясь к выходу.

Мистер Бэдж снова повалился на свое место, но его взгляд остался прикован к двери.

Несколько человек, стоявших маленькой группой, сразу же повернули головы в сторону доктора Штайнера. Дженифер Придди, младшая машинистка, прильнула к груди одного из портье, Питера Нагля, который растерянно похлопывал ее по плечу и выглядел крайне озадаченным. Здесь же находилась миссис Шортхауз. Рыдания девушки уже переходили во всхлипы, но все тело еще дрожало, а лицо сохраняло смертельную бледность.

— В чем дело? — резко спросил доктор Штайнер. — Кто обидел ее?

Прежде чем кто-нибудь успел ответить, открылась дверь кабинета электроконвульсивной терапии, из него вышли доктор Багли в сопровождении старшей сестры Амброуз и анестезиолога доктора Мэри Ингрем. Холл сразу оказался заполненным людьми.

— Успокойтесь, милая девочка, — мягко сказал доктор Багли. — Так мы всполошим всю клинику. — Он повернулся к Питеру Наглю и негромко спросил: — В чем все-таки дело?

Нагль собрался ответить, но мисс Придди неожиданно овладела собой. Она повернулась к доктору Багли и сказала совершенно отчетливо:

— Дело касается мисс Болам… Она умерла. Кто-то убил се. Тело лежит в подвале… в регистратуре… И она убита. Я обнаружила ее… Энид убита!

Она снова припала к груди Нагля и разрыдалась, но уже тише. Истерика прекратилась.

— Отведите ее в процедурную, — сказал доктор Багли портье. — Вот ключ. Уложите и дайте что-нибудь выпить. Позже я зайду.

Он направился к лестнице, ведущей в подвал, все остальные, за исключением девушки и Нагля, толпясь, последовали за ним. Подвал в клинике Стина был хорошо освещен; все его помещения использовались в связи с хронической нехваткой площади. Здесь, помимо котельной, оснащенных телефонами комнат портье, находилось отделение трудовой терапии, хранилище медицинских документов в передней части здания, процедурный кабинет для пациентов, принимающих ЛСД-терапию. Когда маленькая группа достигла нижней площадки лестницы, дверь кабинета, находящегося около нее, открылась и из него выглянула медсестра Болам, кузина убитой мисс Болам. Словно по пятам за ней следовала тень от ее белой униформы, так выделяющейся на фоне темноты. Нежный недоуменный голос медсестры прозвучал в нижнем коридоре:

— Что-нибудь случилось? Несколько минут назад мне показалось, что я Слышала крик.

— Ничего не случилось, медсестра, — бесцеремонно оборвала ее старшая сестра Амброуз. — Возвращайтесь к вашему пациенту.

Белая фигура исчезла, и дверь закрылась. Повернувшись к миссис Шортхауз, старшая сестра Амброуз продолжала:

— И вам также, миссис Шортхауз, нечего здесь делать. Пожалуйста, оставайтесь наверху. Мисс Придди может потребоваться чашка чая.

Миссис Шортхауз выслушала эти слова с возмущением, но ничего не возразила. Три врача и сопровождающая их старшая сестра Амброуз поспешили вперед.

Медицинская регистратура находилась справа от них, между комнатой отдыха портье и отделением трудовой терапии. Дверь в нее была приоткрыта, внутри горел свет.

Доктор Штайнер, внимание которого неестественно четко фиксировало мельчайшие детали, заметил, что ключ торчал в скважине замка. Нигде никого не было видно. Стальные стеллажи, плотно уставленные рядами манильских папок, взбегали высоко к потолку и поворачивали за угол, к двери, создавая несколько узких проходов, каждый из которых освещался флюоресцентными лампами. Четыре высоких окна с решетками раскрыты настежь, хотя эту маленькую душную комнату нечасто посещали и пыль в ней редко вытиралась. Маленькая группа протиснулась вперед по первому проходу и повернула налево, туда, где пространство без окон было свободно от заставленных документами полок и где стояли стул и стол, на котором сортировали документы для картотеки, копировали сведения из записей, если не было необходимости брать их отсюда для обработки.

Здесь царил хаос. Стул был опрокинут. Пол усыпан беспорядочно разбросанными документами, Некоторые истории болезни не имели обложек, листы из них вырваны, другие лежали, сваленные пластами разной толщины. А посреди этой неразберихи, словно располневшая нелепая Офелия, плывущая в потоке бумаг, распростерлась Энид Болам. На ее груди покоилась тяжелая печально-гротескная статуэтка, вырезанная из дерева, руки обхватили статуэтку у основания. Это было словно ужасная пародия на материнство, ритуально изображенная кем-то, положившим статуэтку на грудь усопшей.

Не могло быть и сомнений в том, что мисс Болам мертва. Даже доктор Штайнер при всем своем страхе и антипатии к администратору вынужден был вынести этот окончательный диагноз.

— Типпетт! — воскликнул он, глядя на деревянную фигурку. — Это его статуэтка! Это он вырезал ее из дерева. Где он? Багли, это ваш пациент! Как вы все это теперь сможете объяснить?

Он нервно огляделся вокруг, как если бы ожидал, что Типпетт материализуется из пустоты и впечатляюще поднимет руку для удара, представ перед ним, словно само олицетворение насилия.

Доктор Багли опустился на колени у тела.

— Типпетта не было здесь вечером, — сказал он спокойно.

— Но он всегда по пятницам приходит сюда! Это его статуэтка! Это орудие преступления! — Доктор Штайнер негодовал против такой явной тупости.

Доктор Багли осторожно поднял большим пальцем веко левого глаза мисс Болам.

— Сегодня утром нам позвонили из больницы святого Луки, — сказал он, не поднимая головы. — Типпетта положили туда с пневмонией. Думаю, после понедельника. В любом случае он не мог быть здесь этим вечером.

Все слова он произнес выразительно подчеркнуто. Две женщины склонились над телом, прикрывая его. Доктор Штайнер, который никак не мог успокоиться, сказал:

— Она действительно заколота. На первый взгляд удар пришелся в сердце той стамеской с черной ручкой. Это не инструмент Нагля, старшая сестра?

Последовала пауза.

— С виду очень похож, доктор. Все его инструменты имеют черные ручки. Он держит их в комнате отдыха портье. — Но она тут же добавила, защищая Нагля: — Однако оттуда ее мог взять любой.

— Видимо, так и есть, — произнес доктор Багли, поднимаясь на ноги. Цепко удерживая глазами тело, добавил: — Вы, старшая сестра, позвоните Калли. Не надо, чтобы он тревожился, но скажите, пусть никого не пускают в здание и никого не выпускают. Это касается и пациентов. Затем пусть пойдет к доктору Этериджу и попросит его спуститься вниз. Полагаю, он в своем кабинете для консультаций.

— Не должны ли мы позвонить в полицию?

Доктор Ингрем спросила это очень нервно, и ее розовое лицо, до смешного похожее на мордочку ангорского кролика, внезапно стало еще более розовым. Это бывало с ней не только в моменты драматические, при которых доктор Ингрем присутствовала, и потому Багли лишь мельком взглянул на нее, мгновенно забыв о ее существовании.