Джеймс Чейз - Сделай одолжение – сдохни! Страница 2

– Ничего, если я его здесь оставлю?

– Я прослежу за ним, – улыбнулась девушка. Я постучался, открыл дверь и вошел в небольшой кабинет. За письменным столом сидел человек, слегка напоминающий президента Трумэна. Лет семидесяти пяти, с сияющей лысиной и в очках. Он поднялся мне навстречу с широкой дружелюбной улыбкой.

– Входите, входите, – сказал хозяин кабинета. – Я Берт Райдер.

– Кейт Девери.

– Садитесь. Чем могу служить, мистер Девери? Я уселся и зажал ладони между коленями.

– Я ехал в одном автобусе с Джоном Пиннером, – сказал я. – Он считает, что мы с вами можем помочь друг другу. Как я понимаю, вы, мистер Райдер, ищете инструктора "по вождению.

Райдер достал пачку “Кэмела”, вытряхнул две сигареты, одну катанул через стол ко мне, другую раскурил сам и протянул мне зажигалку. Пока он это делал, его серые глаза внимательно меня рассматривали. Я воспринял это нормально. Все потенциальные работодатели смотрят на меня изучающе. Я ответил взглядом прямо в глаза и зажег сигарету.

– Ах, старина Пиннер, – кивнул Райдер. – Этот человек всегда заботится о других. Мистер Девери, у вас есть опыт работы инструктором?

– Нет, но я хороший шофер. У меня чистые водительские права и огромный запас терпения. Мистер Пиннер говорил, что этого вполне достаточно.

Райдер весело хмыкнул.

– В принципе, да. – Он протянул загорелую руку с набухшими венами. – Могу я взглянуть на ваши права?

Я вытащил права из бумажника и протянул ему. Несколько секунд он их изучал.

– Нью-Йорк? Далеко вы забрались от родного дома.

– Нью-Йорк мне не дом. Просто работал там.

– Я вижу, мистер Девери, у вас пятилетний перерыв в вождении.

– Это верно. Не мог себе позволить иметь машину. Он кивнул.

– Вам тридцать восемь – прекрасный возраст. Хотел бы я, чтобы мне снова было тридцать восемь. – Он пододвинул права в мою сторону. – Мистер Девери, на какой машине вы ездили?

– “Танденберд”.

– Хорошая машина. – Райдер стряхнул с сигареты пепел в стеклянную пепельницу. – Знаете, мистер Девери, я считаю, что на этой работе вы будете понапрасну растрачивать свои способности. Я склонен думать, что неплохо разбираюсь в людях. Чем вы занимались все эти годы, если это не слишком нескромный вопрос?

– Ну, то одним, то другим, – пожал я плечами. – Можете считать меня перелетной птицей, мистер Райдер. Позапрошлым вечером я мыл тарелки. А неделю назад мыл машины.

Он снова кивнул:

– Так могу я узнать, почему у вас образовался пятилетний перерыв в биографии?

Я глянул на него и пожал плечами. Отставив кресло, я поднялся:

– Простите, что потратил ваше время, мистер Райдер. Я просто не думал, что это так бросается в глаза. – И я направился к дверям.

– Не спешите, – спокойно сказал Райдер. – Вовсе это не бросается в глаза, просто мой собственный сын вышел пару лет назад, и я помню, как он выглядел, когда появился дома. Он отсидел восемь лет за вооруженное ограбление.

Я задержал руку на дверной ручке и оглянулся на Райдера. С бесстрастным лицом он жестом указал мне, чтобы я сел в кресло.

– Садитесь, мистер Девери. Я пытался как-то помочь ему, но помочь ему было нельзя. Я верю, что следует помогать попавшим в беду людям, если они ведут себя честно.

Я вернулся и сел в кресло:

– Что стало с вашим сыном, мистер Райдер?

– Он мертв. Не прошло и трех месяцев после тюрьмы, как он попытался ограбить банк. Он убил охранника, и полицейские его застрелили. – Райдер хмуро глядел на свою сигарету. – Да, вот так оно и бывает. Виню я во всем только самого себя. Я приложил недостаточно усилий. Всегда существуют две точки зрения, и я не попытался взглянуть на происходящее с точки зрения моего сына.

– Может быть, эти все равно не имело бы значения.

– Может быть… – Улыбка его была печальной. – А вы, мистер Девери, не хотите рассказать мне свою историю?

– Только при условии, что вы не обязаны в нее верить.

– Никто не обязан верить во все, что ему говорят, но послушать-то можно. – Он воткнул сигарету в пепельницу. – Не сделаете ли мне одолжение, мистер Девери? Не повернете ли ключ в двери?

Я недоуменно встал и закрыл дверь на замок. Возвращаясь в кресло, я увидел, что на столе появилась бутылка “Джонни Уокера” и две стопки.

– Не хочу, чтобы Мэйзи зашла и увидела, как мы тут пьянствуем, – подмигнув, сказал мне Райдер. – Дети должны уважать старших.

Он любовно наполнил стопки, пододвинул одну ко мне и поднял другую.

– За юных и невинных. Мы выпили.

– Что ж, мистер Девери, вы собирались рассказать мне…

– Я был, что называется, ассистентом брокера, – начал я. – Я работал на Бартона Шармана, это второй по величине брокерский дом после Меррилла Линча. Меня считали очень перспективным. Я был честолюбив. Потом меня призвали служить во Вьетнаме. Место за мной сохранили, но, когда я вернулся, все пошло по-другому. Во Вьетнаме я встретил других честолюбивых парней, и они научили меня, как по-быстрому делать большие деньги на черном рынке. Мне больше не нравилось зарабатывать доллары для других. Я хотел делать деньги для себя. В обстановке строгой секретности готовилось слияние двух компаний; мне шепнули об этом словечко. Такой шанс выпадает раз в жизни. Я воспользовался деньгами клиента. При моем опыте и положении это было нетрудно. Дело сорвалось в последнюю минуту. Все выплыло наружу, и я получил пять лет. Так уж вышло. Кроме меня, никто не пострадал. В сущности, я сам напросился. Я только и умею, что вести бухгалтерию, но никто и близко не подпустит меня к работе с деньгами; поэтому я берусь за любую работу, которую предлагают.

Райдер наполнил стопки:

– Вы сохранили свое честолюбие, мистер Девери?

– Какой смысл быть честолюбивым, если нельзя работать с финансами? – ответил я. – Нет…, эти пять лет научили меня умерять свои запросы.

– Ваши родители живы?

– Давно умерли…, погибли в авиакатастрофе еще до того, как я попал во Вьетнам. Я совершенно одинок.

– Жена?

– Была, но она не захотела ждать пять лет. Он допил виски и кивнул:

– Вы можете получить эту работу. Зарплата две сотни в неделю. Для человека вроде вас, знавшего другую жизнь, это немного, но я не думаю, что вы собираетесь делать себе здесь карьеру. Назовем это временной работой в ожидании лучших дней.

– Благодарю. Что я должен делать?

– Учить людей водить машину. В основном это подростки…, славные ребята; однако к нам то и дело обращаются люди среднего возраста…, тоже очень славные. Вы будете работать с девяти до шести. У нас накопилось довольно много желающих, пока Том лежит в больнице. Том Лукас…, это мой инструктор. Ему не повезло…, обучал одну старую женщину, и она въехала в грузовик. Ей хоть бы что, а Том получил сотрясение мозга. Вам следует быть поосторожнее, мистер Девери. Дублирующего управления у нас нет, только ручной тормоз. Всегда держите руку на ручном тормозе, и все будет в порядке.

Я допил виски. Он допил свое и убрал бутылку и стопки обратно в письменный стол.

– Когда приступать?

– С завтрашнего утра. Поговорите с Мэйзи. Она расскажет, кто у нас записан. Относитесь к Мэйзи по-доброму, мистер Девери. Она действительно славная девочка.

Райдер достал свой бумажник и положил на стол стодолларовую бумажку.

– Наверное, вам пригодится аванс. И еще вам нужно где-то поселиться. Позвольте мне рекомендовать вам миссис Хансен. Думаю, Джон Пиннер рассказал вам, что в нашем городе принято помогать друг другу. Миссис Хансен недавно потеряла мужа. У нее некоторые трудности с деньгами. Владея прекрасным домом на Приморской авеню, она решила сдавать комнату. У нее вам будет уютно. Она берет тридцать долларов в неделю, включая завтрак и ужин. Комнату я видел…, славная комната.

Похоже, “славный” было в Викстеде главным прилагательным.

– Я обращусь к ней. – Помолчав, я продолжил:

– Спасибо вам за работу.

– Это вы меня выручили, Кейт. – Он приподнял брови. – Вы сказали, ваше имя Кейт?

– Совершенно верно, мистер Райдер.

– В нашем городе все зовут меня Берт.

– Значит, до завтра, Берт, – сказал я и вышел, чтобы поговорить с Мэйзи.

На следующее утро я встал в семь часов. Впервые за много месяцев я ни разу не проснулся ночью. Для меня это был своеобразный рекорд.

Я потянулся, зевнул и стал искать сигарету. Оглядел свою просторную, светлую комнату.

Берт назвал ее славной. Если учесть, в каких условиях я жил последние десять месяцев, он ее явно недооценил.

В ней стоял диван, на котором я спал, два удобных кресла, обеденный столик с двумя стульями, цветной телевизор, а около широкого панорамного окна – небольшой письменный стол со стулом. Напротив меня от стены до стены простирался стеллаж, ломившийся от книг. На полу лежали два шерстяных коврика: один – у дивана, а другой – под письменным столом. Пол был паркетный, полированный. С маленькой лоджии, живописно увитой лозой, открывался вид на пляж и океан вдали. Чистым грабежом было жить в такой комнате за тридцать долларов в неделю.