Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер Страница 2

— Раньше солена была, — ответил сын.

Лучше не придумаешь. Нашим бы политикам поучиться. Нет повода для речей — помолчи.

Хотя вряд ли они этот совет одобрят. Ведь тогда надо будет работать…. Нельзя же молчать и ничего не делать, даже не говорить. Не поймут.

— За диваном смотрел?

Сын кивнул.

— Под шкафом?

— Да.

— Ну пойдем на кухню к маме, там поглядим.

Мама мыла посуду и на наши вопросы ответила, что никаких щенков она не видела — на кухне она их не терпит но, может быть, когда Иван со товарищи уходил на тренировку — старший у нас вольной борьбой занимается — выскочил за дверь и теперь бедный где нибудь в подъезде, а то и в подвале скулит. Вон какая пурга разыгрывается.

После этого мне ничего не оставалось, как взять фонарик и, накинув куртку, пойти в подвал.

Подвал у нас не закрывается — отголосок далеких времен, когда и замки на квартиры ставили для проформы. А сейчас все мы в железных дверях и решетках на окнах. Добровольные зэки. Одной бригаде сварщиков ночи хватит, чтобы весь Магадан превратить в тюрьму. По электроду на подъезд.

Я распахнул дверь и позвал: — Роки, Роки…

Ответа не было, но мне послышался шорох и я спустился по ступенькам и пошел вглубь, подсвечивая себе фонариком.

И за первым же поворотом сразу увидел их.

Темная фигура метнулась мимо меня и, как крыса, моментально скрылась в темноте подвала. Второй вскочил на ноги и отшатнулся к стене. Бледный луч фонаря — батарейки уже садились — выхватил маленькую, совсем еще девчонка, фигурку, сжавшуюся в углу. Я заметил, что куртка на ней была распахнута, а юбка задралась до пояса, обнажая низ живота и белые бедра. Она всхлипывала и, судорожно икая, пыталась что-то сказать…

— Они… Они…

Все стало до омерзения ясно и когда парень у стенки кинулся на меня, я крепко приложил его фонарем. Удар пришелся ему прямо в переносицу и он рухнул мне на руки, но еще пытался барахтаться.

Левой рукой я обхватил его шею так, что он захрипел, и бросил девчонке:

— Одевайся, я милицию вызову.

Парня я потащил за собой. Он был, наверное, не старше своей жертвы, так что особых хлопот мне не доставил.

Только орал так, как будто это не он, а его пытались изнасиловать.

Телефон в нашем подъезде на первом этаже был только у Нины и когда я звонил ей, одной рукой придерживая злодея, услышал как хлопнула входная дверь. И тут же острая боль пронзила мою спину.

Я развернулся и свободной рукой успел отбить второй удар, но не до конца. Нож ударил мне в локоть и, скользнув вниз, резанул по левому боку.

Левая рука повисла сразу как плеть и я почувствовал как густо, потоком пошла из меня кровь.

Я еще успел осветить фонарем лицо нападавшего и сказать:

— Что же ты наделал, сволочь!

Дальнейшее урывками. Я лежу в прихожей, надо мной две пары милицейских сапог.

— Куда побежали? Как выглядят?

Прямо в лицо мне жарко дышала овчарка.

— …Да, — вздохнул опер, — не густо. Собака след потеряла у остановки, такой снегопад, на мой взгляд, они там машину поймали. Ну, а описать вы их сможете?

— Того, которого я пытался задержать, смогу. Совсем пацан — лет шестнадцать, от силы семнадцать, лицо девчоночье, китайский пуховик песочного цвета, шапка норковая… Все, вроде.

— А особых примет никаких… Ну там усы, брови?

— Да, кажется, родинка была… только не помню — справа или слева от носа, прямо посредине щеки.

— Ну, это уже что-то.

— А девчонка?

— Девчонка? — переспросил я, — а разве она…

— Разве! — Веско ответил опер и я вдруг понял, что устал и потерял интерес к разговору. И подошедшая сестра, почувствовав мое состояние, заторопила собеседника.

— Все, больному надо на перевязку, успеете еще, наговоритесь.

После перевязки меня перевезли в палату. Тихая светлая комната на четыре койки. Две из них не заняты и мне предложили на выбор — у окна или у двери. Конечно, у окна. Медсестра и ходячий больной осторожно перевалили меня с каталки на кровать. Мы познакомились — Сергей тянул срочную в погранцах и здесь добивал последние дни до дембеля — рана у него была не из серьезных, чирей на руке вскрывали. Вторым моим соседом оказался дедок с трассы — из Усть-Омчуга — он еще дожидался операции.

Здесь, в палате правила были помягче, к лежачим разрешались посещения и, конечно, одной из первых прорвалась ко мне жена. Как она вошла, я нс слышал, дремал наверное. Но надо сказать, что Люда все в жизни делает без излишнего шума и спецэффектов. Мы познакомились с ней двадцать лет назад еще в Брусовом, тогда она двадцатипятилетняя девушка была ни много ни мало главврачом сельской больницы. И как главврачу, несмотря на то, что специальность у нее стоматолог, приходилось ей и роды принимать, и раны зашивать. Больница была на шестьдесят мест и почти всегда они были заняты. А коллектив — почти тридцать человек и попробуй со всем управиться.

Но управлялась, за что ее даже орденом "Знак Почета " наградили и прочили повышение в районную больницу, да вот я вмешался, на Север увез. В Магадане она работала в городской стоматологии, но от времен своего главврачества сохранила и властные интонации, и способность принимать четкие решения. Правда, сейчас проявлялись эти качества больше на ниве семейной — ребят она держала в ежовых рукавицах и у нас с ней из-за этого частенько возникали разногласия.

А сейчас она сидела в ногах тихая заплаканная, я впервые увидел ее такой и острая жалость подступила к самому сердцу.

— Ну что ты, все обошлось…

Я взял ее за руку и так держал все время, пока она рассказывала о домашних делах, как учатся ребята и что Иван — ему уже исполнилось пятнадцать — с друзьями ходит по квартирам и расспрашивает не видел ли кто чего в тот день. Шерлок Холмс нашелся…

— Скажи ему, что я запретил. А лучше возьми ребят в следующий раз с собой, чтобы они успокоились, ладно. И передай им, что все у меня хорошо.

— Хорошо-то хорошо, — вздохнула жена, — Крови ты много потерял, теперь набирай свои лейкоциты.

И уже у самой двери, уходя, сообщила: — А Роки под батареей спал, пригрелся, видно.

Прозвучало это так, что, мол, незачем было мне шляться по подвалам и ввязываться в разные истории.

Но я к этому уже привык и, все равно ввязываюсь.

Потом лечащий врач мне сказал:

— А вообще первой спасла тебя она — как смогла, остановила кровотечение, где жгутами, где тампонами, Иначе тебя бы, просто не довезли и до больницы.

Под вечер пришла Лариса, увидев меня, всплеснула руками и затараторила:

— Ой, какой ты бледный. Бедный мой, как же это тебя угораздило. Сволочи — надо же чуть не зарезали, что творится, на нашей улице таксиста вчера убили. Они перед этим магазин элаевский ограбили, а потом схватили машину, а мужика из обреза грохнули и у новоапостольской церкви выкинули, а самих их взяли уже на Соколе. Мужика жалко — случайно он попал, потаксовать после дежурства хотел, а сам пожарник…

Рассказывая, она навела порядок в тумбочке, разложила там все по-своему и уселась в ногах, как час назад моя жена. Мне это почему-то не понравилось.

— Пересядь, — и она послушно пересела на стул.

Непростые однако у меня с этими двумя женщинами отношения. Если я все пытаюсь понять свою жену, как-то облегчить и украсить нашу жизнь, то мои знаки внимания наталкиваются чаще всего на холодное… "Ну и к чему все это".

И у меня опускаются руки

С Ларисой же всё легко и просто. До того легко, что и не замечается — есть она рядом или нет. Но если по-настоящему, то я просто жалею ее, иду на поводу. Или нет — вру? Как женщина она мне очень и очень симпатична — этакая пышная блондинка с двумя волейбольными мячами под кофточкой.

Смешно, но мы с ней на волейболе в спортзале и познакомились. Знакомый привел, а я ее сразу и заметил, проводил после игры домой раз, другой. Она с маленьким сынишкой живет, муж сбежал на материк. А дальше все как обычно — мужчина и женщина и у каждого есть чем друг с другом поделиться, особенно, если это невостребованно…

— Да, — вдруг сделала страшные глаза Лариса. — Ты знаешь — тебя же похоронили!

— Ты чего мелешь, — опешил я. — Как это… похоронили?

— А вот читай! — Она сунула мне в руки газету, одно из тех коммерческо-политических изданий, что расплодились сегодня в Магадане: две странички и один раз в неделю, зато своя реклама, свой амбиоз. Либералы, демократы, борцы за права человека… Чем они яростнее борятся, тем хуже мы живем. Раньше вот вроде борьбы не было, да людей среди бела дня не убивали и с голоду в обмороки дети не падали и страна, была как страна: кто работал или пенсию получал мог о завтрашнем дне не беспокоиться…

На самой последней страничке я прочитал курсивом набранный и в черной рамке текст…

"Редакция сообщает о трагической смерти директора книжного издательства имярек и приносит соболезнование семье и близким".