Кир Булычев - Дом в Лондоне Страница 2

Одним из аргументов Теодора было то, что Слава — хороший знакомый Семена Семеновича и работал раньше в Гипрокаучуке. Интеллигентный, мягкий человек, которому повезло. С кем не бывает… А его маме, Марксине Ильиничне, бывшей сослуживице Андрея, нужны деньги. «Вот и прислал бы любимой маме», — пыталась возразить Лидочка. «Зачем присылать, если она получит здесь?» — удивился пан Теодор. Впрочем, каждый помогает маме, как может.

Лидочка не выспалась и только собралась прикорнуть, как ее сосед вытащил из бокового кармана пиджака маленькую плоскую коробку. Оказались карманные шахматы.

— Играете? — осведомился он.

— Нет, не играю, — сухо ответила Лида.

Лидочка в шахматы играла и любила играть, но ей не хотелось общаться с соседом.

Нет, не потому, что он внедрился на соседнее место. Просто этот человек ей не понравился. А Лидочка привыкла себе доверять.

Сосед был миловидным мужчиной лет тридцати, если такое слово можно отнести к мужчине, вполне энергичному на вид. Он был коротко подстрижен, так что виски оказались почти голыми, а наверху, там, где глазу хотелось увидеть ежик, лежала крыша из волос. Можно было подумать, что соседа Лидочки стриг плохой сельский парикмахер, но на самом деле Лидочка догадалась, что сосед употребляет лишь дорогих куаферов, к которым, как к дамским мастерам, надо записываться по телефону. А натолкнули ее на эту мысль очки соседа. Они были в меру темными, чтобы скрывать движения и переливы глаз, но в то же время их нельзя было назвать черными. Лидочка была убеждена, что если спросить, зачем ему в самолете понадобились полутемные очки, он ответит, что это совет доктора. Доктор прописал, лечимся от переутомления. Дела, дела… Свой дипломат он поставил в ногах, хотя багажная полка сверху осталась пустой. Значит, берег копии договоров и счетов.

Конечно же, он бизнесмен, новый русский. Насколько новый? И пиджак ему велик на два размера, дорогой пиджак. Галстук из анекдота, помните? «Ты за сколько галстук брал?», «В Париже — сто франков». — «Дурак, у нас за углом, на Тверской, такой за четыреста баксов купить можно!» Алогичность жизни, наполненной неуверенностью в том, будет ли завтра богатство, квартира и «Вольво» или тебя поставят к стенке. Причем, неизвестно кто.

Из этого образа катастрофически выпадала коробочка с магнитными шахматами. В шахматы играют хорошие мальчики.

Получив отказ, сосед положил коробочку с шахматами на колени, снял очки и стал их протирать специально для того запасенным клочком желтой замши. Он не удержался и кинул взгляд на Лидочку, чтобы проверить, какое впечатление на нее производит его благополучие.

На две секунды она встретилась с ним глазами и успела разглядеть его лицо.

В общем, лицо незначительное, если не считать странных глаз, которые блестели, словно налитые слезами. Глаза были расставлены шире, чем положено. Так бывает у душевно больных детей. И еще Лидочка обратила внимание на то, что он носил подбритые усики, как телеграфист в комедии с историческим уклоном. Люди с такими усиками не играют в шахматы, им достаточно домино.

— А мне показалось, что вы умеете в шахматы играть, — сказал сосед.

Так как Лидочка не ответила — она смотрела, как самолет выруливает на дорожку, замирает, как тигр перед прыжком, и ждет, скоро ли приблизится несчастная антилопа, — то сосед представился:

— Геннадий, — и даже протянул к ней руку, украшенную массивным перстнем с синим камнем.

— Лида, — сказала Лидочка. — Лидия Кирилловна.

Руку пришлось пожать, а то она вечно будет висеть над ее коленками.

— Вот мы и знакомы, — сказал Геннадий.

Как будто завершил трудное и безнадежное дело. Втащил на шестой этаж пианино.

— По делу или в гости? — спросил Геннадий.

Допрос начался раньше, чем Лидочка того ожидала. Господи, сколько лететь до Лондона? Три с половиной часа! Это же подобно замужеству! Целая жизнь с нелюбимым человеком!

Самолет еще только разгонялся, словно завидев впереди антилопу, но не схватил добычу, а пронесся над ней и круто пошел к облакам. Самолеты всегда круче поднимаются, чем спускаются. Видно, садясь, они уже устают и тянут из последних сил.

Лидочка закрыла глаза, отдаваясь чувству взлета. Геннадий на некоторое время отстал.

Когда погасла надпись «Пристегните привязные ремни», он сказал:

— Теперь можно отстегнуться. Вам помочь?

— Спасибо, я сама.

— Я догадался, что вы самостоятельная женщина. Но если понадобится моя помощь, я всегда рядом.

Он широко улыбнулся. По-западному, как улыбаются зубные врачи на рекламе жевательной резинки «Стиморол без сахара». Зубы у Геннадия были дорогие.

Раз уж все равно никуда от него не деться, Лидочка решила узнать, кем и где трудится такой экземпляр. Конечно, он ответит «на фирме» или в «офисе», как-нибудь обтекаемо. Но Лидочка не успела спросить. Геннадий ее обогнал:

— Будете отдыхать? — спросил он.

— Наверное, — сказала Лидочка.

— Впервые на Альбион?

— Впервые. А вы?

— Нет, не впервые. Но пока моя очередь спрашивать.

— Здесь вопросы задают без очереди, — сказала Лидочка и осталась недовольна случайной остротой.

— Подруга рванула замуж за фирму? — спросил Геннадий.

— Со мной можно говорить по-русски, — мягко ответила Лидочка. — Я знаю слова «уехала», «иностранец» и тому подобное.

— Вы меня удивляете, — сказал Геннадий. — Я и не подозревал в вас чувства юмора. А провожали муж с мамой?

— Вы так давно за мной следили?

— Я не следил, я глядел, — ответил Геннадий. — Как говорится, один скучающий турист обвел взглядом толпу, рвущуюся к самолету, и тут его взор упал на красивую женщину средних лет.

— Средних?

— Я хотел вас задеть, и я вас задел, — обрадовался сосед. — Значит, вы не равнодушны.

— К чему?

— К комплиментам, к чему же?

Геннадий был доволен собой. Лидочка уже догадывалась, что самый страшный недостаток Геннадия для окружающих заключался в том, что он был постоянно доволен собой. Лидочка подумала, что при первой возможности надо будет проверить, насколько прочна броня самоуверенности.

Самолет пошел через облака. Его начало встряхивать. Геннадий замолчал. Он не заметил того, как пальцы его вцепились в рукоятки кресла. Пальцы были крепкие, толстые, с коротко обрезанными ногтями. С тыльной стороны пальцы поросли волосиками. Геннадий ударился ногой о собственный дипломат.

— Надо было наверх положить, — заметила Лидочка, увидев, как исказилось лицо соседа.

— Нет, — сказал тот, — я привык его в ногах ложить.

Никогда Лидочка не поправляла людей: неграмотность проистекает не столько от плохих школ, сколько от наплыва южан. Неграмотность, которая в Ставрополе или Донецке считается нормой, в Москве режет слух. Но постепенно привыкаешь не обращать внимания.

— Класть, — сказала Лидочка. Это была месть за «средние года», но Лидочка и себе бы не призналась в этом.

— Чего? — Геннадий не сразу сообразил, что Лидочка хочет сказать.

— По-русски говорят «класть», а не «ложить». Все шпионы попадаются на мелочах.

— Какой я… — И тут Геннадий заставил себя улыбнуться. — Ладно, лететь нам еще три часа, будете меня учить. Добро? Я не гордый. Хоть и с высшим образованием.

— Что вы заканчивали?

Геннадий лукаво усмехнулся.

— Кулинарный техникум, — сказал он. — Чес-слово.

— Простите, — спохватилась Лидочка. Ее спасение все время было под рукой — как же она забыла?! — Простите, у меня недочитанная книжка. Очень интересная.

Она достала книжку из сумки. Ей и на самом деле хотелось дочитать новый роман Рут Ренделл. Зачем было объяснять, что книга интересная? Разве она обязана отчитываться перед этим типом? Ничего себе — женщина средних лет!

— А ведь вы красивая! — негромко сказал Геннадий, словно подслушал ее мысли.

Лидочке пришлось улыбнуться.

Некоторое время он молчал, не мешал ей читать, а сам шуршал газетой. Но дипломат не раскрывал. Лидочка решила, что если он на самом деле деловой человек, то обязательно откроет дипломат. Деловым людям интересны собственные бумажки.

Лидочка увлеклась страшными событиями на пустоши за Кингсмархэмом, которые потребовали всей сообразительности инспектора Уэксфорда, и вернулась к действительности, только когда стюардесса попросила ее откинуть столик — надвигался аэрофлотовский обед.

— Интересно? — спросил сосед.

— Очень, — ответила Лидочка.

— А я никак не могу освоить, — сказал Геннадий. — Разговорный на уровне челнока, а читаю только вывески. Вот, в школе ленился, а теперь расплачиваюсь.

— Теряете в зарплате?

— Нет, мне не за это платят. Чес-слово.

Он не скрывал того, что обрадовался возможности снова поговорить с Лидочкой.

— А за что вам платят?

Геннадий посмотрел на Лидочку сумасшедшими мокрыми глазами и нормальным голосом сказал: