Чингиз Абдуллаев - Сила инерции Страница 2

Следовало продумать место встречи таким образом, чтобы исключить возможность появления водителя, который также мог быть вооружен. Единственным местом, куда владелец фирмы приходил один, была квартира его любовницы. Он внимательно исследовал подъезд, проверил выход на чердак, который был закрыт. Подобрал ключ к замку. Изучил комбинацию кода входной двери. Он любил все тщательно готовить, зная, что любая непредусмотренная мелочь может все испортить. Нужно было убедиться, что за дверью соседской квартиры не завоет собака и не появится милиционер, забежавший на обед.

Проверив все, он начал ждать удобного момента. Он не хотел стрелять в глупого телохранителя, ибо всегда избегал лишней крови, считая это непростительным грехом. Работу нужно делать чисто – таково было главное требование к настоящим профессионалам. Убийство случайных свидетелей – это не просто досадный прокол, а самая настоящая ошибка.

Все получилось, как он и предполагал. Владелец фирмы приехал к своей пассии в субботу днем. Ровно через два часа убийца ждал его в подъезде дома, внимательно наблюдая за квартирой. На этот раз объект задержался у молодой женщины дольше обычного, не подозревая, что это последнее в его жизни удовольствие.

Его автомобиль подъехал к дому, водитель фирмача вошел в подъезд с проверкой. Все было спокойно, и водитель вышел к машине, рядом с которой стоял телохранитель. Оба тихо переговаривались. Они знали, зачем сюда приезжает хозяин и как ему не нравится, когда те поднимаются на этаж. В этот момент убийца начал осторожно спускаться сверху и оттуда вызвал лифт. Вышедший из квартиры фирмач также нажал кнопку вызова, нетерпеливо посмотрел на часы. Лифт наконец пришел, створки дверей начали автоматически открываться. Человек улыбнулся, собираясь войти, и тут заметил, что в кабине кто-то есть. Это было последнее, что он увидел в своей жизни. В руках у незнакомца блеснул пистолет. Раздалось несколько выстрелов. Несчастная жертва упала на пол. Убийца выстрелил последний раз в голову и бросил пистолет на убитого. Он был в темных перчатках. Нажав на кнопку, он поехал наверх, чтобы уйти через чердак.

На выстрелы обратила внимание соседка с верхнего этажа. Она открыла дверь, но на лестнице все было спокойно. Лишь через двадцать минут, когда водитель догадался наконец войти в подъезд и подняться по лестнице, он обнаружил труп своего хозяина. Убийца был уже далеко. Через день, как и было условлено, оставшуюся часть гонорара он получил в известном ему месте.

Глава 2

Он умел убивать. Непосвященному казалось, что это действие не заслуживает столь кропотливой подготовки. Человеческое существо можно убить тысячами разных способов – отравить, задушить, зарезать, пристрелить, да мало ли какие изуверские способы можно придумать, чтобы перерезать тонкую нить жизни. Однако он относился к убийствам как к сложной и серьезной работе и поэтому никогда не позволял себе халатно готовиться к очередному заданию, чтобы гарантировать себя от провала.

Он был профессионалом в том смысле, в каком может быть профессионалом средневековый палач, гордившийся хорошей работой и умевший снести голову своей жертвы с одного удара. Вся разница была лишь в том, что палач демонстрировал свое умение в окружении толпы зевак, тогда как он избегал любой огласки и не любил оставлять свидетелей. В какой-то мере они были схожи и с палачом – он тоже никогда не показывал своего лица зрителям, оставаясь невидимкой.

Он был убийцей не по призванию. И тем более не в силу собственных порочных наклонностей; не страдал он наследственными пороками. С этой стороны как раз все было в порядке. Мать преподавала русскую литературу в школе, где занимался и ее единственный сын. Особенно она любила Блока. Отец был обычным бухгалтером на небольшой ткацкой фабрике. Младшая сестренка училась в той же «маминой» школе. Казалось, ничего не свидетельствовало о том, что он будет настоящим «серийным убийцей».

Он иногда думал, что, если собрать вместе все его жертвы за последние десять лет, список получится столь внушительным, что любой психиатр заподозрил бы в нем маньяка или садиста. На самом деле все было как раз иначе. Крови он не выносил вообще, а мучить обреченного на смерть человека, следуя собственному кодексу чести, считал просто непорядочным.

И все равно он был убийцей. Любые слова оправдания были излишними. Его профессия палача была достаточно экзотичной, но она существовала. Именно палача – строгим, безотказным орудием правосудия. Все дело было в том, что он был не просто убийцей, нанимаемым по обычной ставке каким-нибудь дельцом для сведения счетов с конкурентом. Нет, он являл собой «государственного» убийцу, работавшего только на одного хозяина. Он работал на государство.

Собственно, так было задумано изначально. Начало 70-х, когда он закончил школу, ознаменовалось первой попыткой поступления в институт. Он почему-то хотел стать архитектором, может, потому, что в детстве ему нравилось строить игрушечные домики. Он не прошел по конкурсу. Впрочем, иначе и быть не могло. К этому времени в его родном южном городе приемные экзамены шли по заведенным правилам. В институт попадали сначала так называемые «тапшованные» студенты, то есть те, которые были заранее внесены в список ректора.

Первый список обычно состоял из детей известных родителей, племянников не менее известных чиновников, внуков партийных и государственных работников. Попавшие в первый список проходили в институт независимо от своих способностей или проходных баллов, иногда даже плохо представляя, на каком факультете им придется учиться.

Сын бухгалтера и учительницы не мог попасть в этот список. Но был еще и второй список. Сюда попадали студенты, чьи родители могли заплатить по прейскуранту, установленному во всех учебных заведениях города. Поступление в институт считалось гарантией от призыва в армию. Кроме того, высшее образование традиционно было чем-то вроде амулета для любого, кто собирался сделать карьеру или вообще преуспеть в жизни.

Во второй список попадали дети директоров крупных торговых центров, магазинов, негласные владельцы шашлычных и так называемые «цеховики», занятые подпольным бизнесом. Конечно, никто не платил долларами, с которыми многие не хотели иметь никакого дела. Отдавали обычно рублями, и суммы варьировали от пяти до пятидесяти тысяч. В начале 70-х это были большие деньги. Самые крупные суммы требовали на юридическом факультете. За ним по рангу следовали исторические и восточные факультеты. Для девочек, разумеется, акцент был смещен в сторону медицинского.

В их семье никогда не было лишних денег. Конечно, они не бедствовали, а отец, ставший к этому времени даже главным бухгалтером, получал довольно неплохую зарплату. Однако он был честным человеком, несмотря на давление руководства фабрики.

Был еще третий список. В него попадали дети преподавателей, внуки известных в городе людей – писателей, художников, академиков, композиторов. Список не гарантировал обязательного поступления в институт, но находившимся в нем отдавали предпочтение перед обычными смертными. Еще существовали отличники, которые иногда попадали в институты, пробиваясь сквозь три списка, потом шли демобилизованные из армии или по направлениям рабочих коллективов. Этих, правда, нещадно резали, но иногда проскальзывали и они. И наконец, на оставшиеся места, если таковые были, попадали все прочие. В тот год он не попал в институт, а через восемь месяцев ему исполнилось восемнадцать, и на вторую попытку уже не было времени – его забрали в армию.

Для бывшего горожанина, выросшего в сравнительно обеспеченной семье, армия представляла собой нечто среднее между колонией усиленного режима и тюрьмой с общим режимом содержания. Два года, о которых он потом не мог вспоминать без содрогания. Сначала его мучили, плевали в лицо, заставляли чистить туалеты, душили по ночам подушкой, устраивали «велосипед»: сонному вставляли между пальцами ног спички и поджигали их. И наконец, один из «стариков» решил использовать «салагу» в качестве объекта своего секcуального вожделения. А когда «объект» не согласился, его избили до полусмерти, сломав два ребра. В больнице он провалялся почти три месяца и, выйдя оттуда, уже считался «стариком». Как раз начался второй год его службы. Теперь уже он, вернувшись в часть, измывался над новичками, сладостно упиваясь властью над беззащитными ребятами. Одного из новичков, земляка того самого «старика», которому он сам не дался, он сделал своим «шестеркой». Лишь одного он не мог сделать – вступить в связь со своим «шестеркой»: он был слишком четко ориентирован на женщин.

Из армии он вернулся другим человеком. И в институт уже не собирался поступать, твердо зная, что все равно не поступит. У отца на фабрике были крупные неприятности. Дирекция занималась выпуском подпольной продукции, предпочитая не посвящать своего принципиального бухгалтера в подобные дела. Но у следователей, которые начали уголовное дело, было совсем другое мнение. Они не поверили, что главный бухгалтер ничего не знал о происходящих на фабрике хищениях. Отца начали таскать на допросы. Возможно, следователи и сознавали, что тот честный человек, но тем больше им хотелось посадить бухгалтера за решетку, ибо все остальные подследственные исправно платили деньги следователю и прокурору. И только отец «валял дурака».