Элизабет Джордж - Верь в мою ложь Страница 2

Родни бросил на него быстрый взгляд.

Зед торопливо продолжил:

— Он занимается общественным мусором, теми, кто добывает еду в мусорных баках, у кого и зубов-то не осталось… И он их спасает. Он считает, что они заслужили спасение. Он даёт им занятие. И они откликаются на заботу. Они излечиваются. Они всю жизнь пили, накачивались наркотиками, существовали в нищете, — и они излечиваются!

Зед глубоко вздохнул. И умолк, ожидая ответа Родни.

Ответ прозвучал достаточно быстро, вот только тон редактора говорил о том, что его совсем не захватил тот энтузиазм, с которым Зед защищал свой репортаж.

— Они просто строят такую башню, которая может в любой момент рухнуть, Зед. Никто ни от чего не излечивается, и когда башня будет закончена, большинство из них вернутся на улицу.

— Я так не думаю.

— Почему?

— Потому что это на самом деле защитная башня. И именно это придаёт всей истории силу. Это метафора. — Зед знал, что сама идея метафоры уже заставляет его вступить на опасную почву, и потому заторопился: — Подумайте о том, как используется военная башня-пеле, и станет понятно, как работает вся система. Такие башни строили для защиты от разбойников, нарушавших границы, вторгавшихся в Англию из Шотландии, так? А в нашем случае нарушителей границы представляют наркотики, так? Метамфетамин. Кокаин. Гашиш. Героин. Марихуана. Что угодно. Защитная башня символизирует освобождение и исцеление, и каждый её этаж содержит в себе нечто другое. Я хочу сказать, что первый этаж предназначался для животных, на втором находились кухни и всякие хозяйственные помещения, на третьем жили и спали, а потом — крыша, с которой стреляли по бандитам, пускали в них стрелы и что уж там ещё делали, не знаю… лили кипящее масло или что-то в этом роде, и когда посмотришь на всё это в целом, то видно, какое это может иметь значение для человека, который провёл на улице… сколько лет? Лет десять, пятнадцать… И потом…

Родни уронил голову на стол. И махнул рукой, веля Зеду уйти.

Зед не знал, как ему это воспринять. Его как будто выгоняли, но он не желал уползать, зажав хвост между… «Чёрт, опять метафора», — подумал он. И ринулся вперёд:

— Именно это и делает историю убойной. Делает её воскресной. Я просто вижу её в журнале, полных четыре страницы с фотографиями: башня, восстанавливающие её люди, те же люди до и после, и всё такое.

— Это снотворное, — повторил Родни. — Что, кстати говоря, тоже метафора. И ещё есть секс, которого нет в этой истории.

— Секс… — повторил Зед. — Ну, жена этого человека просто очаровательная, только она не хочет, чтобы статья была о ней или об их взаимоотношениях. Она сказала, что именно он должен быть…

Родни поднял голову.

— Я не говорю о сексе как о просто сексе, глупец! Я имею в виду секс как СЕКС! — Он щёлкнул пальцами. — Огонь, напряжение, то, что заставляет читателя чего-то желать, вызывает в нём беспокойство, желание, пробуждает волнение, от чего она становится влажной, а он отвердевает, хотя они и сами не понимают, откуда взялись эти ощущения! Я понятно выражаюсь? В твоей статье этого нет!

— Но в ней этого и не должно быть. Она предназначена для того, чтобы поднять дух, дать людям надежду…

— Мы тут не занимаемся чёртовым поднятием духа, и мы уж точно, чёрт побери, не занимаемся надеждами. Мы тут продаём газеты. И поверь мне, вся эта околесица продаж не сделает. Мы подрядились печатать определённый тип расследований. Ты мне сказал, что это понимаешь, когда я с тобой разговаривал. Разве не за этим ты ездил в Камбрию? Так вот и веди репортёрское расследование! Рассле-чёрт-побери-дование!

— Я и вёл.

— Чушь собачья. Где любовный сценарий? Кто-то там соблазнил тебя…

— Это невозможно!

— …и ты постарался это не афишировать.

— Этого не было!

— Так, значит, вот это, — Родни снова показал на статью, — и представляет собой крутую работу, да? Так ты видишь серьёзную работу?

— Ну, я, в общем, понимаю… Не совсем, наверное. Но я хочу сказать, когда узнаёшь этого человека…

— Кто-то уже теряет терпение. А кто-то расследовал дырку от бублика.

Зед подумал, что подобный вывод кажется уж очень несправедливым.

— Так вы говорите, что рассказ об опасности наркотиков, о потерянной жизни, о страдающих родителях, которые всё испробовали, чтобы спасти своего ребёнка, который в итоге спасся сам… что история человека, который едва не погиб… это не расследование? Это не сексуально? Ну, в том смысле, который вы считаете сексуальным?

— Сын некоего Хораса Генри подсел на наркотики. Потом якобы вернулся к жизни. — Родни демонстративно зевнул. — В этом есть что-то новое? Хочешь, назову тебе ещё десяток имён таких же бесполезных мешков мусора, которые занимаются тем же самым? Это всё ненадолго.

Зед чувствовал, как желание сражаться покидает его. Время потрачено впустую, все усилия были бесполезны, все интервью бессмысленны, и все — Зед был вынужден это признать, — все его коварные планы изменить направление «Сорс» и превратить её в газету хотя бы минимально достойную, и далее сделать себе имя, и, откровенно говоря, попытаться перейти в «Файнэншл таймс», — всё рухнуло в один момент. Всё было зря. Но это же неправильно… Зед обдумал варианты и наконец сказал:

— Ладно. Я понял вашу точку зрения. Но что, если я сделаю ещё одну попытку? Что, если вернусь туда и покопаюсь ещё немного?

— О чём ты, чёрт побери?

Это определённо был вопрос. Зед подумал обо всех тех людях, с которыми общался: вернувшийся к жизни наркоман, его жена, его мать, его сёстры, его отец, те жалкие пьяницы, которых он спасал… Не было ли там кого-то, кто делал что-то такое, чего Зед не заметил? Ну, должен быть, по той простой причине, что всегда остаётся что-то незамеченное.

— Я не уверен, — заговорил он, — но если я там ещё пошарю… У всех есть тайны. Каждый о чём-то лжёт. И прикиньте, сколько мы уже потратили на эту статью. Это будет хотя бы не напрасным, если я получу ещё один шанс.

Родни отодвинул свой стул от письменного стола и, казалось, принялся так и эдак вертеть в уме предложение Зеда.

Ткнув пальцем в кнопку на своём телефоне, он рявкнул, обращаясь к секретарше:

— Вэллис! Ты там? — И, услышав ответ, продолжил: — Принеси мне ещё одну «Кэдбери». Такую же, ореховую. — Потом он повернулся к Зеду: — Твоё время, твои деньги. Согласен только на такой вариант.

Зед моргнул. Всё представало в совершенно другом свете. Он ведь стоял в самой нижней части служебной лестницы в «Сорс», и соответственным было его жалованье. Он попытался подсчитать, на чём можно сэкономить — на трамвайных билетах, на взятом напрокат автомобиле, на гостинице… может, найдётся какая-нибудь старая леди, которая сдаёт комнаты где-то на глухой улочке… где? Только не рядом с одним из озёр. Поездка обойдётся ему слишком дорого, даже в это время года, а значит, это должно быть… А заплатят ли ему за то время, которое он проведёт в Камбрии? Зед в этом сомневался. И он сказал:

— Могу я подумать немного? Я хочу сказать, вам ведь эта статья нужна не сию минуту? Мне надо подсчитать свои финансы, если вы понимаете, о чём я.

— Подсчитывай что угодно. — Родни улыбнулся, и это выглядело странно: он неестественно растянул губы, что говорило о том, как редко ему приходилось использовать их подобным образом. — Как я уже сказал, твоё время, твои деньги.

— Спасибо, Родни.

Зед и сам не слишком понял, за что поблагодарил редактора, так что после этого кивнул, встал и пошёл к двери. Когда он уже взялся за ручку, Родни добавил дружелюбным тоном:

— Если решишь всё-таки поехать туда, предлагаю тебе оставить дома свою шапочку-кипу.

Зед заколебался, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Родни продолжил:

— Дело не в религии, малыш. Мне наплевать на твою веру и на чью-то там ещё. Этот совет даёт тебе парень, который крутится в деле с тех дней, когда ты был ещё в пелёнках. Ты можешь последовать ему или нет, но я это вижу так: тебе не нужно ничего такого, что отвлекает людей или даёт им повод думать, что ты представляешь собой нечто кроме их исповедника, лучшего друга, плеча, на котором можно поплакать и так далее. Так что, когда у тебя есть нечто, что отвлекает их от истории, которую они хотят рассказать… или, учитывая наши цели, они не хотят рассказывать, у тебя возникают проблемы. И я подразумеваю любые отвлекающие факторы: тюрбаны, чётки, которые болтаются на шее, вот такие шапочки, или длинные бороды, покрашенные хной, или кинжалы у пояса. Ты меня понимаешь? Я говорю о том, что ведущий расследование репортёр должен сливаться с толпой, а в такой вот шапочке… Послушай, ты ведь ничего не можешь сделать со своим ростом и волосами… ну, разве что покрасить их, и я не прошу тебя этим заниматься; но шапочку снять ты можешь.

Зед совершенно машинально коснулся своей ермолки.