Сергей Самаров - Десерт для серийного убийцы Страница 2

– Милиция что говорит?

– Ничего пока.

– Где убили?

– Дома.

– Убийца?

– Вот в этом-то все и дело…

Теперь и ежику понятно. Тому самому, который у Левы Иванова молоко пить не желает. Просто – все по полочкам разложено. Оказывается, дело в убийце. Послушаем дальше – может, и еще что новое узнаем?

– Понимаете, он сам редко кололся, а жену колоться заставлял…

– Убийца?

– Нет, убитый. Нравилось ему смотреть, как Санька «плавает» от укола. Так и позавчера вечером было. А вчера утром она пришла в себя после дозы… Сидит в кресле, в руках – пистолет… А на полу – Валентин валяется. С простреленной головой. Сама она ничего не помнит.

Опять долгая пауза.

– А дальше? – вынужденно подогнал его я.

– Она пошла в милицию. У них райотдел – рядом, через дорогу. И сказала, что мужа убила. Ее арестовали.

Теперь я паузу поддержал. Мое скудоумие – что сделаешь, от природы я такой! – не позволило мне сразу сообразить, чего же хочет от меня настойчивый посетитель в таком ясном деле.

– Санька не могла это сделать, – сказал Осоченко наконец, словно Рубикон перешел.

Вот так. Теперь все ясно. Или почти все…

– Вас как зовут? – спросил я.

– Осоченко.

– А имени у вас нет?

– Есть. Гоша, – он покраснел и опять отвел глаза. Ресницы его при этом замигали так часто, словно в глаз бревно ветром занесло.

Должно быть, не любит свое имя.

А у меня, кстати сказать, уже включилось «зажигание», и проявилась просто необыкновенная страсть к работе. Я старался быть вежливым:

– Гоша, я понимаю, что вы по каким-то причинам переживаете случившееся, принимаете все это близко к сердцу. Но давайте сразу договоримся – вы заплатили деньги с определенной целью. Я пока не понимаю, с какой именно. Поставьте мне конкретную задачу, а потом я буду задавать вам вопросы. Так у нас разговор получится более членораздельный. Итак, чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы доказали невиновность Саньки, – как ни странно, понял он все же мой вопрос. И даже сумел сказать фразу достаточно твердо.

– Но она сама призналась?

– Она ничего не помнит. Она же была под кайфом…

– Хорошо. А откуда у вас уверенность, что она не могла этого сделать?

Теперь клиент задумался на пару минут.

– Я их очень хорошо знаю. Знал, то есть… Его – знал, ее – знаю… – он явно запутался во временных окончаниях. – Мы в одном классе учились и до сих пор дружим. Дружили, то есть… Она любила его…

– Это еще ничего не значит. Наркотики существенно меняют психику человека.

– Она не была конченой наркоманкой… И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта…

– Но, как я понимаю, ваша уверенность основана исключительно на предположении? А о чем говорят факты? Вы познакомились с милицейским протоколом?

– Нет… – смутился он.

– Поймите, я могу этим делом заняться, но давайте сразу договоримся конкретно, чтобы потом недомолвок не было и взаимонепонимания, хорошо? Вы ставите мне задачу доказать ее невиновность. Я знакомлюсь с материалами дела и только после этого уже смогу вам ответить – есть ли хоть какая-то возможность отвести от Саши подозрения. Если нет – то я ничем помочь вам не смогу.

– Хорошо… Я так и думал.

– Договорились. Еще один вопрос. Вы также хотите, чтобы я нашел убийцу, если это не она?

– Нет. Этим пусть занимается милиция. Я не настолько богат, чтобы все оплачивать.

Странно, но в его глазах я вдруг уловил железную непоколебимую твердость. И эта твердость как-то не вязалась с тем первичным впечатлением, которое я составил о Гоше Осоченко. Похоже, парень жадноват. Впрочем, эту фразу – «я не настолько богат» – говорит каждый второй клиент, и я к ней уже привык. И не каждый из них достаточно жаден. Проверено.

– Но, вероятно, поимка настоящего убийцы, если он существует не только в вашем воображении, будет единственной возможностью доказать невиновность жены убитого. Как тогда?

– Тогда – да…

Я протянул руку под стол и выключил диктофон. Предварительный разговор закончен, пора приступать к предварительному расследованию.

Как правило, «по степени тяжести» убийства не расследуются райотделами. Такие дела уходят или в городское управление, или же сразу в областное, или вообще с разбегу в следственный отдел ФСБ, что автоматически ставит их на контроль Генеральной прокуратуры.

Для начала я набрал телефонный номер горотдела.

– Мне нужен Лоскутков, – на начальственный тон здесь реагируют адекватно, поэтому я всегда стараюсь говорить с интонациями крупного и толстого руководителя, когда звоню в отдел, ведающий убойными делами. Стопроцентный вариант.

– Минутку.

Раньше, бывало, когда я сначала называл себя, мне приходилось ждать минут по пять. Сейчас Лоскутков взял трубку почти сразу. Прокашлялся прямо в микрофон, чтобы уши мне хорошенько прочистить, и только после этого хмуро рявкнул:

– Слушаю.

– Здравствуй, майор.

– Привет, майор.

Это традиционное наше приветствие. Не в лучших традициях литературного русского языка, но слушающий такое приветствие поймет, сколько пренебрежения мы вкладываем в звание друг друга.

– У меня к тебе вопрос. По вчерашнему убийству. Жена застрелила мужа. Знаешь?

– Слышал.

– Дело – у тебя?

– Ты что? Оно же раскрыто по горячим следам! Нам его и не передавали. А что тебя интересует?

– Все. Я с ребятами из райотдела почти незнаком. Ты не можешь походатайствовать за меня, чтобы дали возможность в материалах поковыряться?

– Пожалуйста. Позвони через пять минут.

Я успел заварить себе чай и с мстительным чувством даже переложил лишку сахара. Мстительность – это оттого, что сам майор Лоскутков на чайную чашку обычно кладет целую совковую лопату сахара. А поскольку он сейчас далеко и до моей сахарницы ему не дотянуться, то я имею полное право над ним понасмехаться.

Он позвонил сам.

– Поезжай в отдел. Я договорился. Ты вообще-то чем сейчас занимаешься?

– Чай пью, – сказал я невинно, вроде бы между делом, но со вкусом. – Только вот сахара по ошибке переложил. Ты же знаешь, я слишком сладкий не люблю. Но придется пройти через все муки, не оставлять же его недопитым. Такого мне моя жадность не простит.

Лоскутков сделал вид, что ему пора ложиться в госпиталь – слух совсем пропал.

– Про Лешего слышал?

– Слышал.

– Ничего интересного сказать не имеешь?

– Что будет, сообщу.

– Ладно. Оставь сахарку на мою долю. У нас сейчас весь отдел на ушах стоит. Но, может, выберу вечерком время, заскочу… – и он положил трубку.

На ушах они стоят, как я догадался, из-за Лешего. Есть из-за чего постоять. Есть из-за чего на ушах даже мозоли натереть, если стоять придется достаточно долго.

Лешим городские газеты прозвали серийного убийцу, который наводит страх на парочки, желающие «отдохнуть» в автомобиле на окраинах городского соснового бора. Если не было подходящей свободной квартиры, то подобные парочки ехали в городской бор. Ставили машину где-нибудь среди зарослей. Там Леший и подкарауливал их. Он убивал обоих – и мужчину, и женщину. Мужчину просто убивал, без затей – и, похоже, без злости. А вот над убитой женщиной еще и издевался – кромсал ножом тело, лицо, разрезал рот так, что губы становились лоскутьями, распарывал живот. Но, самое интересное, не насиловал. Впрочем, это-то как раз и говорит о том, что действует маньяк.

Типичный маньяк. Первый случай произошел три года назад. Тогда женщина была одна. И не было машины. Убийство произошло ночью, жертва была сильно пьяна. К «серийным» дело отнести, естественно, было еще нельзя, хотя сами садистские методы убийцы заставляли задуматься о его вменяемости. Предполагали месть, состояние аффекта. Повторения, по правде говоря, не ждали. Всегда думается, что маньяки появляются где-то там, в стороне. Два года назад преступление повторилось уже трижды, хотя и с большими перерывами. Теперь присутствовали пары. Почерк постепенно выкристаллизовался. Одним из убитых оказался милиционер, у которого Леший позаимствовал пистолет. Тогда газеты и начали поднимать шум. В прошлом году бор казался тихим и безопасным. Думали, что маньяк исчез. А за последний месяц – снова три случая. С интервалом в два дня. И ментовка, и ФСБ бегают сломя голову, пытаются что-то выискать. Но, насколько мне известно, имеют они в наличии только частицы кожи под ногтями последней жертвы, отпечаток башмака (похоже, армейского образца) и проржавевшую опасную бритву со следами крови. Однако Леший действовал, как я слышал, ножом. Только однажды воспользовался пистолетом. Тем самым, милицейским. Так что бритва вполне может принадлежать другому маньяку.

Глава вторая

Дверь районной ментовки с превеликим трудом поддалась моим усилиям. Но все же я справился – пригодились годы изнурительных, до последней капли пота тренировок. А оказалось, что столько труда прилагал напрасно. «Уголовный розыск располагается в соседнем здании», – сообщил мне суетливый дежурный капитан с гноящимися глазами.