Анна Данилова - Издержки богемной жизни Страница 2

Между тем Павел подошел к Марку, бросил через плечо взгляд на Риту, как бы приглашая ее подойти:

– Такие дела. Ничего не попишешь.

– Да ладно, ты, Пашка, иди. – Марк хлопнул его по плечу. – Громкое дело, о тебе напишут все газеты. Для адвоката это неплохо, согласись. Может, когда ты вернешься, на столе еще что-нибудь останется.

– Марк, не думаю, что его это сильно волнует. Думаешь, я не оставлю ему кусок мяса или банку маринованных грибов? Просто он решил пригласить друзей, отметить день рождения, а тут такое. Но Марк прав – дело обещает быть громким, даже в том случае, если ты в самое ближайшее время докажешь непричастность твоей клиентки к этому убийству. Лидия Извольская… Такая красивая была актриса! Совсем молодая. Не думаю, чтобы твоя клиентка посмела совершить это убийство. Я имею в виду сломать таким образом свою карьеру.

– Ты знаешь и мою клиентку?

– Варвару Арнаутову? Конечно знаю. Она тоже снимается в сериалах, иногда выступает телеведущей. Она – полная противоположность Извольской и представляется мне человеком куда более серьезным и волевым. Паша, можешь пообещать мне что расскажешь все, что узнаешь сегодня? Я ужасно любопытная. Тем более, когда речь идет об убийстве актрисы.

– Зная тебя, трудно представить себе, что ты откажешься помочь мне и в расследовании этого преступления, – произнес Павел, не в силах отвести взгляда от Риты. – Тем более, что закон не запрещает нам, адвокатам, принимать участие в следствии.

– Рита, не задерживай его своими разговорами, не видишь разве, что он из вежливости топчется возле нас, хотя ему давно уже пора ехать.

– Хорошо, что я напиться не успел, – пошутил Павел. – Ладно, я поехал… А вы рассаживайтесь, пируйте. Постараюсь поскорее вернуться. Я хорошо знаю Варю, уверен, что нам с ней удастся выпутаться из этой истории.

Он ушел, и все, словно вычеркнув Павла из этого вечера и забыв, что это он – виновник торжества, быстренько расселись вокруг стола и вернулись к своим прерванным разговорам. Рита, переглянувшись с Марком, вздохнула и пожала плечами.

2

Свет в парке был сумеречным, каким-то не летним, не августовским, а скорее осенним. Да и пахло в воздухе по-осеннему – гарью. Кто-то сжег сухие листья или поджег мусорный бак.

Оля шла, прижимая к груди маленькую, но тяжелую сумочку, которая, несмотря на настроение хозяйки, ошалевшей от страха и всего того, что она задумала, весело позванивала металлическими цепочками. Да и каблучки постукивали по асфальту как ни в чем не бывало. Оля была одета во все серо-коричневое, неприметное. Она долго выбирала, что ей надеть в этот вечер, чтобы быть как можно незаметнее, чтобы слиться с вечерними красками парка.

Мужчина, шагавший рядом с ней, был намного бодрее и увереннее в себе. Неожиданное свидание. Кто бы мог предположить?!

– Ты, это… Куда меня ведешь-то? – спросил он, пытаясь обнять ее. – Здесь вроде бы никого нет. И лавка пустая. Сядем?

– Сядем.

Оля покорно села на лавку и позволила обнять себя мужчине.

– Ты удивлен? – спросила она, даже не поворачивая головы в его сторону.

– Если честно, да. Когда ты позвонила, я даже не сразу понял, что это ты. Но я все стрелки отменил, все дела свои забросил, когда ты пригласила меня сюда. Ты почему дрожишь-то? Боишься, что ли, меня? – Он сгреб ее в охапку.

– Боюсь. Тебя все боятся.

– Тогда почему же пригласила меня?

– Да потому, что такие, как ты, больше всего и нравятся девушкам. Когда я тебя вижу, мне не по себе становится.

– Возбуждаешься, что ли? – Он резко повернулся к ней, взял ее лицо в ладони и поцеловал.

Она подумала, что он нарочно до свидания с ней нажевался мятной жвачки, знал, что они целоваться будут. Волна тошноты подкатила к горлу.

– Подожди. У меня тушь потекла, сейчас, платок достану…

Она встала, одернула короткую юбку, открыла сумочку, достала пистолет и выстрелила ему в голову. Увидела, что попала в висок. На этом месте сразу же образовалось темное пятно, и мужчина, еще недавно жевавший мятную жвачку, повалился на лавку, а оттуда сполз на землю.

Оля Барсова оглянулась – никого поблизости не было. Все шло так, как она и задумала. Она несколько дней подряд ходила сюда, чтобы убедиться в том, что это один из самых безлюдных уголков парка. Берег тихого пруда, ровная гладь фиолетовой от опрокинутого неба воды, густые кусты дикой акации и сирени, пустые в этот сумеречный час скамейки. Главное, убеждала она себя задолго до того, как решилась на убийство, не суетиться и сделать все так, как она спланировала. Во-первых, удостовериться в том, что он мертв. Иначе, когда его, раненого, вернут к жизни, он скажет, кто пальнул в него.

Она подошла к нему и приложила палец к тому месту на шее, где, как ей объясняли однажды знакомые студенты-медики, находится сонная артерия. Никакой пульсации. Потом она достала из кармашка джинсовой серой куртки маленькое зеркальце и приложила его к губам мужчины. Вроде бы он мертв. Так. Теперь – его телефон. Никто не должен его найти, ведь там отразился бы и ее звонок.

Телефон полетел в воду.

Она и сама удивлялась своей собранности, хладнокровности и спокойствию. Возможно, думала она, это ее состояние – временное, и неизвестно еще, что за этим последует. Вполне вероятно, будет истерика, но это уже дома, а сейчас она должна довести все до конца. То есть отойти в сторону, достать носовой платок и протереть им пистолет, тщательно спрятать его, предварительно замотав в шелковый шарфик, на дно сумочки и более коротким путем вернуться домой.

Что она и сделала. И уже возле дома вдруг поняла, что теперь может жить спокойно. Что человек, который отравлял ей жизнь и которого она боялась, мертв. Она представила себе вдруг, как над головой ее от сознания совершенного распускаются, потрескивая, густые и роскошные взрывы салюта, как тысячи, миллионы маленьких звезд осыпаются с темного теплого августовского неба ей на плечи. Фейерверк, праздник освобождения и возвращения к нормальной, безмятежной жизни. Оставалось только сделать один важный звонок.

По лестнице она поднималась, размахивая сумочкой – ей казалось, что пистолет, лежавший в ней, стал намного легче. Словно пуля, выпущенная в висок ее врага, весила целый килограмм.

Ей открыла мама. Такая красивая, милая и уютная в своем домашнем широком платье.

– Вернулась? Что-то ты поздно сегодня. С Женей встречалась? – В тоне матери она почувствовала иронию.

– Нет, просто прогулялась немного. Днем – духота, жара, а вечером в Москве так красиво, свежо, все вокруг радуются жизни… вот и я тоже решила пройтись…

– Надеюсь, ты проголодалась? Мы с папой тебя ждали-ждали, да так и не дождались. Будешь с нами ужинать?

Так не хотелось думать о том, что произошло совсем недавно в парке, что Оля сама себя принялась убеждать: убийство – лишь плод ее воображения, это просто ее фантазия или даже мечта, так и не воплощенная в жизнь. И она сейчас действительно гуляла по Тверской, слившись с праздношатающейся публикой. Она так хорошо представила себе это, что даже словно почувствовала запах еды из раскрытых дверей кафе и вентиляционных отдушин ресторанных кухонь. Даже уличный шум будто бы проник в ее уши. Иллюзия было полной.

Ужинали в комнате, перед телевизором.

– Суп будешь? Или только второе?

– А что у нас на второе? – крикнула Оля из ванной комнаты, где она тщательно мыла руки.

Она стреляла с довольно близкого расстояния, но брызг крови на одежде не обнаружила. Она сняла куртку, решив, что, если она прямо сейчас встанет под душ, а потом переоденется, это может показаться маме подозрительным, ведь все это она обычно проделывает после ужина. И вообще, мама в последнее время стала излишне внимательной, придирчивой, и всегда, когда Оля возвращается домой, смотрит на нее пристально, словно хочет заметить в ее внешности следы недавнего свидания – особый взгляд, помятую одежду, следы поцелуев на ее шее. Вот только спросить напрямую, как далеко зашли у нее отношения с Женей Бутурлиным, мама все еще не решается. Но когда-нибудь непременно спросит.

– На второе грибы с рисом, как ты любишь. Я подумала, что нельзя постоянно есть только мясо.

– Ну почему же нельзя? – Оля с улыбкой села за стол, посмотрела на умиротворенного и уже сытого отца.

– Привет, – произнес он так, что Оля замерла, вдруг ощутив опасность, в которой она теперь вынуждена будет жить, продолжая делать перед своими близкими вид, будто ничего не произошло.

Родители так любили ее, они втроем жили так спокойно и всегда так хорошо понимали друг друга, что ей на какой-то миг стало вдруг страшно, что она никогда больше не услышит этого отцовского, преисполненного любви «Привет». Не увидит и маму, не услышит ее голоса. Что она потеряет то главное, чем жила – семью, любовь близких и их понимание. Вряд ли папа или мама, узнав о том, как она решила избавиться от своего врага, поймут ее и простят. Ведь после того, как она исчезнет из их жизни, у них тоже все изменится. Они будут спрашивать себя: где же они совершили ошибку и в чем, если их дочь оказалась способной на такое хладнокровное преступление? Но, с другой стороны, не сделай она этого, что стало бы с ней самой? Самозащита в самом широком смысле слова. Слишком широком, заметит кто-то. Быть может, это будет ее адвокат?