Николай Леонов - Очевидцев, помнится, не было Страница 2

– Хорошо, мы поможем его проверить.

Петровский зажег от окурка новую папиросу и сказал:

– Если окажется, что он не виноват, я буду стоять на коленях и пусть он плюет мне в лицо.

– Кто он, Витя?

– Заткнись. – Петровский сцепил ладони в замок и хрустнул пальцами. – Двадцать четыре года прошло...

Перед отходом немцы расстреляли всех, а Николая, видно, приняли за покойника. Да он и был покойник. Случаются в медицине казусы. Николай – один из них. Петровский и сейчас может с математической точностью доказать, что Николай выжить не мог. После первого осмотра Петровский начал перевязку и переливание крови, потому что у врачей закон: есть теоретический шанс – действуй. Шанса не было, но он действовал, ребята стояли у двери и держали в руках оружие. История болезни Сбруева – докторская диссертация. Через пять месяцев Николай вернулся в отряд, тогда уже воинскую часть, а еще через полгода его пригласил следователь. Допрашивали почти всех.

Петровский продолжал воевать, а Косых и Сбруев содержались под арестом. Потом Петровский узнал, что Николая освободили, а Сергей был осужден. Вызвали на допрос и Петровского. В школьном классе, где расположился приехавший следователь, он встретил давно похороненного отрядом Сергея Косых. Сергей вошел под конвоем, худой, высокий, как всегда, сдержанный, протянул Петровскому руку, и тот не посмел не протянуть свою. Почему Сергей остался жив, Петровский не понял, да и Сергей, видимо, объяснить не мог. Его нашли в освобожденном концлагере и начали расследование о причинах провала подполья.

Петровский не верил, что Косых предал, но помочь товарищу ничем не мог. Сергея арестовали первым, этот факт лежал в основе обвинения, а когда следователь напоминал о нем, Сергей неизменно отвечал: «Товарищ следователь, мы выясняем, кто предал, а не кто был раньше арестован». Допрос зашел в тупик, следователь не знал, что спрашивать, а Петровский – что еще сказать. Неожиданно Сергей Косых поднялся и, глядя Петровскому в глаза, сказал: «Разговор бессмыслен. Я написал заявление, товарищ следователь, и опять повторяю, я не виноват». Сергей кивнул конвоиру, пошел к дверям, у порога он остановился и сказал Петровскому, как плеснул кипятком: «Ты думаешь, мы были друзьями с Колькой Сбруевым. Это только казалось...» Сергей отбыл наказание и требовал детального расследования. Петровский давал показания в прокуратуре республики, а потом и Союза. Виновность Сергея не вызывала сомнения.

– Колька не мог быть предателем, – сказал Шурик.

– Он нас поймет, – неуверенно ответил Петровский и поежился.

– Никогда. Можешь забыть, что у тебя был друг. Ты можешь забыть?

– Иди ты... – Петровский выругался. – Но почему Сергей столько лет не успокаивается?

– А он здоров? Ты врач, может, Сергей того... – Шурик покрутил пальцем у виска. – Гестапо, концлагерь, прочее. Сейчас он на свободе, но... Пьет, опять же...

– Ну, – Петровский замялся, – Сергей в пределах нормы.

– Слушай, Витька, – Шурик вскочил. – А может, они оба не виноваты? Может, кто-то другой?!

Николай свернул в соседнюю аллею и увидел огоньки сквозь темную листву. Вот и «Кавказский». Ресторан пустовал, но за грязными стеклами кухни и буфета шевелились фигуры, и Николай спросил:

– Есть кто живой?

Никто не ответил. Он сел за стол и закурил, решив, что когда-нибудь хозяева появятся. Он сидел, курил, пальцами выстукивал забытый-перезабытый мотив и изредка посматривал на окна буфета.

Тихо скрипнул гравий, и в ресторан вошел высокий мужчина в строгом вечернем костюме. В сырую, промозглую погоду, среди обшарпанных столов, рядом с унылым буфетом стройная, если не сказать элегантная, фигура выглядела выдуманной. Мужчина, насвистывая, подошел к буфету и резко постучал.

Николай отметил широкие плечи и уверенную посадку головы незнакомца. Мужчина постучал еще раз, повернулся к Николаю лицом.

– Сергей? – пробормотал Николай. Он ожидал увидеть опустившегося алкоголика, настраивал себя именно на такую встречу и на секунду растерялся. Потом провел рукой по лицу и позвал: – Сергей!

Мужчина выпрямился и, прищурившись, посмотрел в темноту. Теперь Николай мог разглядеть его хорошо. Сергей сильно полысел, выделился непропорционально большой лоб и маленький подбородок. Настороженные голубые глаза. Прямой нос. Словно нарисованные усики. Редкие волосы тщательно зализаны на косой пробор. Николай вышел на свет.

– Николай, – сказал Сергей, – здравствуй, здравствуй.

Они пошли навстречу друг другу, остановились на расстоянии двух-трех шагов. Сергей криво улыбался. Николай смотрел спокойно. Он подошел ближе, еле коснулся кончиками пальцев плеча Сергея и сказал:

– Сколько лет, старина... Вечерний костюм тебе не идет, – он поправил белый платок, торчавший у Сергея из нагрудного кармана, – платочек, усики. Ты похож на конферансье.

– Говорить гадости всегда было твоим хобби. – Сергей облизнул яркие губы, провел мизинцем по усам. – Ты похорошел, возмужал, все так же похож на римского сенатора. Седина тебе идет. – Он еще раз оглядел плотную фигуру Николая, внимательно посмотрел в глаза. – Хороший цвет лица свидетельствует о здоровой печени и крепких нервах. Ты расположен к полноте, но следишь за собой, занимаешься спортом. – Сергей сделал паузу и сжал Николаю локоть. – Диагноз верен?

Николай отстранил его руку, повернулся к столикам и утвердительно сказал:

– Может быть, сядем?

– Схватка переводится в партер. – Сергей подошел к тому самому столику, который еще раньше облюбовал Николай, и сел на его место. – Следующим номером программы: армянский коньяк и кофе. – Сергей редко интересовался желаниями окружающих, он распоряжался, и большинство людей принимали его старшинство как должное.

Николай услыхал повелительный, насмешливый голос, захотел было подчиниться, но пересилил себя и сказал:

– Шашлык и сухое вино.

Они посмотрели друг на друга. Сергей то хмурился, то улыбался, облизывал губы, блестел белыми зубами. Николай разглядывал руку, массировал ее, потом снова разглядывал.

То и дело они трогали друг друга легкими осторожными взглядами, но глазами больше не встречались, словно договорились, что, когда один смотрит, другой отворачивается.

Первым нарушил молчание Сергей. Он похлопал себя по карману, щелкнул пальцами и сказал:

– Дай закурить, Коля.

У Николая защекотало в горле: «Коля... Если бы вернуться в те молодые годы, когда я был Колей и ничего этого не было: ни подозрительности, ни дипломатии. Когда же это все мы научились дипломатии? Не помню, Сережа». Он глотнул, бросил сигареты через стол.

– Собираешься начинать все снова?

Сергей улыбнулся и, поглаживая усики, спросил:

– Так сколько же мы не виделись?

– У тебя с детства отвратительная привычка – не отвечать, а спрашивать. – Николай растерянно улыбнулся. – Еще больше ты любишь командовать.

– А это хорошо, когда люди знакомы с детства. Это как-то сближает.

– И дает право задавать праздные вопросы?

– Ты считаешь свои вопросы совершенством? – быстро спросил Сергей. – Самомнение, Николай. Я бы сказал, преступное самомнение. Мало того, ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь, зачем я приехал. – Он рассмеялся.

– Точно? Ты уверен? – Николай перегнулся к собеседнику. – Ты абсолютно уверен? И зачем ты все время смеешься? Тебе же совсем не смешно. – Он откинулся на стуле и посмотрел на Сергея как бы со стороны. – Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте. Скучная у тебя позиция.

– Кому не смешно, так это тебе, Николай. – Сергей сел прямо. – Я смеюсь, потому что сейчас самый счастливый час моей жизни. Позиции же мы с тобой выбрали двадцать четыре года пять месяцев и четырнадцать дней назад.

Николай хотел ответить, что это произошло раньше, наверное, еще в училище... Но в училище они уже были разными. И отличие это всегда подчеркивал Сергей, не пропуская случая показать свою силу и слабохарактерность Николая. Ну что же, слабохарактерность – понятие растяжимое, а культура и внутренний такт были определенно. В училище уже все было разграничено четко. В школе? В каком классе Сергей перешел в их школу? В седьмом. Клавдия Ивановна стала классным руководителем, в тот год и пришел Сережка Косых. Первого сентября он пришел в класс и молча сел на последнюю парту. Занял место Вальки Кочета, признанного вожака, самого сильного человека на третьем этаже. Новоиспеченные семиклассники перестали обмениваться накопившимися за лето впечатлениями и уставились на неразумного новичка. Кажется, Левка Раскин сказал ему, что лучше пересесть. Сергей кивнул и остался на месте, а в класс вошел Кочет. Несколько минут он крутился у доски, здоровался с приятелями и не замечал, что его место занято. Потом заметил, подошел к Сергею и спросил:

– Новичок? – Он склонил голову набок и добродушно толкнул его в плечо. – Я здесь сижу.