Марина Серова - Утраченный рай Страница 2

— Где и когда мы сможем увидеться?

— Вам удобно будет сегодня в половине седьмого вечера подойти ко входу Центрального выставочного зала? Я к этому времени закончу там свои дела, и мы поедем поговорить ко мне домой. Разговор должен состояться непременно у меня дома, это сразу поможет вам лучше понять ситуацию.

Вообще-то я не люблю, когда напускают туману, но слова о достойной оплате заставили меня смягчиться. Встретимся, от меня не убудет. Если и правда наконец выпадет что-то небанальное — развеюсь. Заказов-то у меня было немало, но это все какие-то рутинные дела. Как будто я не частный детектив, а простой майор милиции. По нынешним временам, если это не убийство, не ограбление и не шантаж — уже оригинально. Да и подзаработать перед летом не мешает, чтобы потом устроить себе шикарный отпуск.

Итак, ровно в половине седьмого я была на месте. Поскольку из телефонного разговора я не успела выяснить ни возраст, ни род занятий потенциального клиента, решила одеться в универсальный наряд, беспроигрышно срабатывающий во всех случаях. Для нынешней погоды это была, разумеется, мини-юбка, глубоко декольтированная блузка и такой же жакет. Костюм в целом как будто строгий, но в то же время безотказно действующий на мужчин всех возрастов и социальных прослоек, заставляя их делаться предельно щедрыми даже помимо собственной воли.

У входа в ЦВЗ стоял симпатичный мужчина солидного возраста, одетый в элегантный, весьма дорогой костюм. По тому, какие внимательные взгляды он бросал на проходящих женщин, я решила, что это и есть ожидающий меня клиент. Я эффектной, своей «фирменной» походкой направилась к нему.

— Извините, это вы Борис Дмитриевич Завадский? — поинтересовалась со сдержанной улыбкой.

Он, кажется, слегка опешил.

— Да, а вы… «Ужель та самая Татьяна?», Иванова Татьяна Александровна?

— Да, рада познакомиться.

— Признаться, не ожидал… То есть я представлял себе детектива несколько иначе.

— Надеюсь, вы не очень разочарованы? — позволила я себе капельку наглости в ответ на его растерянность.

Но он уже справился с замешательством и любезнейшим тоном произнес:

— Вы превзошли все мои ожидания, я еще раз убеждаюсь, что если человек талантлив, то он талантлив во всем. Даже, как бы это точнее выразиться… — Завадский замялся, подыскивая подходящие слова, — в умении себя подать. Вы простите мою реакцию, она вам, должно быть, показалась несколько странной…

Вот уж ничего подобного, реакция вполне ожидаемая, хо-хо!

— …но дело в том, что я большой поклонник и ценитель искусства, и всякая красивая женщина вызывает у меня не меньшее восхищение, чем прекрасное полотно или изваяние рук великого мастера.

— Я очень польщена, Борис Дмитриевич, и по достоинству оценила комплимент, но, может быть, поговорим о вашей проблеме? Я уже вполне заинтригована и хотела бы узнать, что же заставило вас прибегнуть к моей помощи?

— Да-да, простите. Если вы не возражаете, мы поедем ко мне домой, а по дороге я расскажу о себе. А уже на месте потолкуем о деле.

Мы сели в его машину, великолепный черный «Лендровер». Пока ехали к дому Завадского, я смогла составить впечатление о том, что представляет собою мой клиент. В общем, портрет вырисовывался вполне симпатичный. Борис Дмитриевич Завадский был весьма известным и уважаемым в своих кругах человеком. В чем именно заключался его бизнес, при первом знакомстве речь не зашла. Но, насколько я поняла, все свое свободное время он отдавал большой и красивой страсти, завладевшей его душой еще в юности, — коллекционированию художественных произведений. В основном это были картины. Но, кроме того, в его коллекции имелись прекрасная старинная бронза и серебро, фарфор, ювелирные украшения.

Тем же вечером, уже после встречи, я из любопытства навела более подробные справки у одного своего давнего знакомого, принадлежавшего к богемным кругам. Он поведал мне, что среди тарасовского художественного бомонда Завадский признан одним из наиболее серьезных коллекционеров, тонким знатоком и ценителем искусства. Его коллекция была лучшей в городе, все признавали его вкус и стиль. Он собирал не все подряд, не гонялся за раритетами только потому, что они были дорогостоящими, а подбирал картины и другие экспонаты любовно, приобретал только то, что поражало его воображение и становилось частичкой его души, а не то, что должно было демонстрировать перед другими его респектабельность. Еще он покровительствовал местным художникам — имел собственную галерею и там периодически устраивал выставки молодых талантов.

Дом Завадского располагался в одном из центральных районов, неподалеку от Городского парка. Это был двухэтажный коттедж, стильный, но без вычурности. Мой клиент похвалился, что он построен по его собственному проекту. Я, конечно же, расхвалила дом, заявив, что «только человек с отменным художественным вкусом мог…», и так далее и тому подобное.

Мы вошли внутрь, и мне показалось, что я очутилась в музее. До сих пор мне еще не доводилось бывать в гостях у маститых коллекционеров, и впечатление было, конечно, очень сильное. Практически весь первый этаж занимал просторный холл, в котором находилась основная часть коллекции Завадского. На стенах, искусно подсвеченные, висели большие и малые полотна и рисунки. На мой взгляд дилетанта, это были в основном импрессионисты.

— Вы предпочитаете импрессионизм? — Я не преминула блеснуть эрудицией.

Борис Дмитриевич улыбнулся чуть снисходительно и ответил:

— Мне очень приятно, что вы разбираетесь в живописи. Да, я действительно очень люблю импрессионистов. У меня есть несколько подлинных шедевров, они наверху, не здесь. Но в этом холле тоже имеется несколько жемчужин. Вот там, около окна, посмотрите, висит чудесный городской пейзаж Писарро. А напротив — Сислей, замечательное полотно, из его ранних работ.

— Это все подлинники? — задала я глупый вопрос, чем, наверное, сразу подпортила создавшееся впечатление о себе как знатоке искусства. Завадский, однако, не меняя выражения лица, сказал с гордостью:

— Ну разумеется! Интерес для коллекционера представляют исключительно подлинники. И дело не только в их ценности, во всяком случае, для меня, а в том, что они осуществляют некую связь времен. Глядя на полотно, представляешь, как его касалась кисть мастера, чья жизнь теперь уже стала легендой. Можно ощутить настроение художника, представить, о чем он думал, чем жил. Кроме того, у картины есть целая биография — череда прежних владельцев, среди которых тоже попадаются исторические фигуры… Впрочем, простите, Татьяна. Я сел на своего любимого конька. Я могу часами вести подобные разговоры. А нам с вами пора побеседовать о деле. Не хотите выпить чего-нибудь?

— Не знаю… Вот разве что кофе, если можно.

— Конечно. Я приготовлю кофе, а вы пока можете побродить, посмотреть.

Хозяин удалился, а я стала с восхищением рассматривать часть коллекции, доступную, насколько я поняла, простым смертным. Самое же ценное, видимо, было наверху, и допускали туда не всех. Однако мне, знакомой с искусством на уровне не специалиста, а просто культурного человека, необычайно нравилось все, что я здесь видела. Кроме полотен и рисунков, были еще застекленные этажерки с бронзовыми фигурками, миниатюрными скульптурами из слоновой кости, старинными серебряными украшениями.

Когда вернулся Борис Дмитриевич, я выразила свое восхищение его коллекцией. Мы уселись за маленький столик и за чашечкой кофе начали разговор. Завадский рассказал, что часть коллекции досталась ему от отца, но Борис Дмитриевич значительно приумножил ее.

— За самыми желанными полотнами приходилось иногда охотиться годами — прослеживать их путь из одних рук в другие, дожидаться момента, когда владелец будет готов расстаться с картиной — продать или обменять ее. Настоящие коллекционеры в основном идут на обмен, если у вас имеется что-то привлекательное для них. Поэтому, приобретая картины, надо учитывать и вкусы возможных партнеров по обмену. Здесь разыгрываются своего рода шахматные партии, просчитываются дальнейшие ходы. В этом и состоит азарт — дополнительная прелесть коллекционирования. А есть другой сорт собирателей — они покупают произведения искусства лишь затем, чтобы потом выгодно перепродать их. Этакие барышники от искусства. Настоящими коллекционерами их не считают, но приходится иметь с ними дело — они бывают полезны, у них хороший нюх на раритеты. Хотя чаще всего к ним обращаются нувориши, желающие путем приобретения произведений искусства придать себе вес в глазах окружающих.

— А, это как в анекдоте. Один новый русский спрашивает другого: «Это у тебя да Винчи?» А тот отвечает: «Да Винчи или Феррари, не помню — я и машину, и картину в один день покупал».

— Вот-вот, Танечка, в самую точку. Ну а есть еще смешанный тип коллекционеров. Те, кто собирает коллекцию и в то же время делает деньги на продаже произведений искусства.