Анна Шахова - Ванильный запах смерти Страница 2

Юная Марья Петровна, прелестница из Твери, познакомилась с будущим мужем – решительным, порывистым Иваном Ивановичем Говоруном – около ГУМа. Экскурсия в столицу заканчивалась, и, провожая новую знакомую в родной город, немолодой, но импозантный Иван Иванович предложил синеглазке с осиной талией руку и сердце, запрыгивая за ней в вагон. Из вагона его выпроводили – но не раньше, чем он услышал растерянное «Да».

Говорун женился на Васиной матери в возрасте пятидесяти шести лет. А через десять – почил, оставив молодую супругу-машинистку с восьмилетним сыном в коммунальной квартире. От первой своей жены Иван Иваныч ушел, оставив ей кооперативную квартиру, с одним дерматиновым чемоданом: две сорочки да три пары белья. Похоронив мужа, Марья Петровна стучала на своей машинке, а позже – на компьютере до артрозных судорог в пальцах, но вывела Васю в люди! Он закончил престижный технический вуз, начал работать инженером на огромном предприятии, которое реанимировали после упадочных девяностых, женился. И все бы могло считаться более-менее благополучным в его жизни, если бы… не телепрограмма «Ищу вторую половину». Около года назад, ужиная покупными пельменями, из которых жена Даша умудрялась варганить супчик, сдобренный специями, он поперхнулся, услышав фразу безапелляционной ведущей:

– И что же, молодой человек, кроме оклада в семьдесят пять тысяч у вас никаких заработков больше нет? А на что же вы семью собираетесь содержать?

Две другие тетки-соведущие согласно закивали, будто подкидывая дровишек в печку, на которой румянился и, кажется, уже пускал пар потенциальный жених.

Вася стукнул жирной ложкой по столу, оставив на белой салфеточке, которую опрометчиво постелила сегодня жена, жирное розовое пятно.

– Вот интересно, разбил сейчас дядя Витя из Твери телевизор или пожалел ублюдочный экран? У него оклад семнадцать восемьсот плюс тринадцатая! Для кого эти передачи делаются, Даш?! Для Сергея Зверева с Михаилом Прохоровым?

– Ну, эти-то навряд ли ищут вторую половину, – буркнула Даша, убирая со стола пустую тарелку.

– А какая?! Какая зарплата сейчас в России может считаться нормальной? Вот чтобы семью кормить и детей заводить? Хотя бы двоих? – Вася был очень темпераментен. В отца. И говорлив. Видно, в их роду испокон веков оберегали корневую черту, отразившуюся в фамилии.

– Васюнь, я не знаю… Нам хватает, и ладно.

Даша выключила телевизор и стала организовывать чайный стол.

– А что ты меня жалеешь?! Посмотри на свои джинсы! Третий год не снимаешь. Та-ак… – Вася оттолкнулся от стола и начал покачиваться на стуле, взнуздывая его на две ножки (чего терпеть не могла Даша, но смиренно терпела). – Машины нет! Квартира твоей бабки… Счета в банке нет! И зарплата у меня со всеми надбавками… ты сама знаешь какая. – Вася поочередно выбрасывал пальцы правой руки, будто вел отсчет до пуска ядерной боеголовки.

– Обычная, Вась. Скоро тебя сделают завотделом, и будет во-он сколько!

– А сколько, Даш, будет? Пятьдесят?! – Вася встал, отшвырнув стул, и завертелся на месте: маленькая кухонька не давала возможности маневрировать. – Да мы никогда в Испанию не слетаем! Хоть трижды меня завотделом сделают. А если кто-то из нас заболеет? Раком? А?! На что в Германии лечиться-то будем? Я уж не говорю о тратах на ребенка. Он ведь тоже может в любой момент… выскочить. Ребенок-то… – Вася дернул опасливо рукой, будто потенциальный ребенок стоял в одном ряду с грабителями, выскакивающими из подворотни.

Даша выложила на тарелочку несколько кусков лимонного пирога, который опасалась подавать целиком – Вася не замечал, как съедал все до крошки.

– Васюнь, ну что за фантазии? При чем тут лечение в Германии, отдых в Испании. На отдых, кстати, можно мою зарплату откладывать.

– Ага! До Второго пришествия мы твою мульти-пультишную зарплату будем откладывать.

Даша рисовала мультфильмы. Благо в последние годы анимация в России возродилась, и теперь Даше находилась работа не только по рисовке носов и бровей. Она даже разработала целый образ героя второго плана – строптивого петуха.

– Ну почему, – приуныла жена. – За год вполне можно скопить.

Муж с досадой махнул рукой и придвинул стул. Брякнувшись на него, он схватил кусок пирога, который стал молниеносно исчезать в скорбно вращающемся Васином рту.

Видно, именно тогда в голове Говоруна и засела эта навязчивая идея – заняться «как все люди бизнесом». Раньше она посещала инженера лишь в виде отвлеченной, безжизненной теории. Отныне он всерьез вознамерился претворить ее в жизнь.

– Димка возит из Китая пластмассу. Смотри! – кричал он жене, заставляя ее усаживаться напротив и наблюдать за движением ручки по листу. – Вот столько он платит таможне. Столько – закупка. Это – транспорт. Это – налоговая хрень… А вот это цена! Конечная. Ты видишь?! – взвизгивая, он тыкал ручкой в цифры. – Триста процентов навар! Я смотрел каталоги – к лету можно по-настоящему подняться на продаже пластиковой мебели!

Через пару недель мебель сменяли канцтовары. Потом – прожекты о кредите на собственное производство древесины. Далее – кожа, лицензия на золото, полиграфические услуги, сувениры…

Вася чах, не спал ночами, высчитывал прибыли и риски, висел на телефоне, бегал на какие-то «серьезные встречи», опустошив материну пенсионную заначку, дабы приодеться и обзавестись атрибутами «делового человека» – навороченный телефон, портфель, ручка, пальто. На часах закончились материны «гробовые», и Вася приуныл. Портфель пылился в прихожей, ручка сохла внутри портфеля, а бизнес – паскуда! – и не думал материализовываться.

Говорун чуть не вылетел с работы за прогулы и попал с язвой в больницу. Российскую. В которой его отличным образом подняли на ноги.

Даша убрала портфель на антресоли, а пальто в шкаф с лавандовыми отдушками против моли: благо наступала зима и супруги перешли на китайские пуховики.

А в марте раздался звонок Романа Романовича Костянского.

– Ну, давай уже, не стесняйся, Лёва, давай свой шедеврик. – Василий вырвал листок из рук смущенно поникшего Льва Гулькина.

Хозяин и подчиненный являли собой разительный контраст. Молодой Говорун был курнос, статен, светловолос (правда, в последнее время сказалась наследственность – Вася начал лысеть с макушки).

Пятидесятипятилетний Лев Гулькин – мастер на все руки, живший неподалеку от отеля, еще в прошлом году подрядился служить Говорунам, занимаясь всем понемногу: электрикой, доставкой продуктов, отделкой бани, – выглядел со своим крючковатым носом и копной черных артистических кудрей человеком творческим. Что ж, таким он и родился: художником. Если бы не фатальное невезение. До тридцати лет Гулькин ежегодно поступал на актерский, пока не угомонился в районном театре самодеятельности. Кроме того, он виртуозно владел четырьмя аккордами на шестиструнной гитаре, писал стихи и прозу, которой забрасывал издательства, а также разводил цесарок (птицы периодически дохли сплошняком, но Лева с упорством истинного заводчика покупал новое поголовье). Услышав, как хозяева обсуждают наполнение сайта, который становился экстренно необходим для успешного развития бизнеса, Лева всю ночь писал рекламный текст главной страницы. Он, кстати, рассчитывал, что Василий Иванович оценит и его фотографический талант, разместив Левины фото отеля и местных красот в Интернете.

Василий пробежал глазами цветистый текст, нахмурился и решительно сел в плетеное кресло: вчитываться. В этот момент на террасе появилась одна из отдыхающих – Зульфия Абашева, представлявшаяся всем без исключения как Зуля. Несмотря на взятый недавно сорокалетний рубеж, выглядела Зуля сногсшибательно: высокая, гибкая, с ярким хищным лицом. Абашева принадлежала к редкой породе людей, за которыми хочется наблюдать. Киноактеры этого разряда могут не читать монологов Настасьи Филипповны или Ричарда Третьего – им достаточно отрешенно смотреть в пространство, касаться рукой лба, класть ногу на ногу, дежурно улыбаться – за ними будут следить с неослабевающим вниманием. Возможно, это и есть проявление истинной харизмы?

Харизматичная Зуля явилась с пляжа в розовом парео с видневшимся под ним купальником из тесемочек.

– Чудесная вода! Никогда бы не подумала, что в Подмосковье можно получать удовольствие от купания. Только течение все портит. Боюсь далеко заплывать.

Осознав, что звук ее чувственного голоса не привлекает внимания, Зуля уселась в кресло, вытянув длинные ноги, на которые с опаской уставился Гулькин. Он стоял, ссутулившись, у кресла хозяина.

– Что за роковое послание? – обратилась Зуля к Говоруну.

– Да вот сайт разрабатываем. Текст вроде неплохой, – вздохнул Василий.

– Дайте-ка. – Зуля бесцеремонно выдернула бумагу из Васиных рук.

– Я как-никак профессиональный редактор.

Абашева, несмотря на фривольный вид отдыхающей, находилась на работе. Она приехала с народным артистом России, стареющим плейбоем Глебом Архиповичем Федотовым. В прошлом году он не смог откликнуться на приглашение своего старого знакомого Марка Говоруна, но сейчас актер работал над книгой воспоминаний и решил, что лучшего места для уединения на природе не найти. Убедившись, что сам он до обидного бестолково формулирует мысли на бумаге, Федотов нанял литературного обработчика – Зульфию Абашеву, которая некогда помогала с книгой его коллеге – ныне покойной приме одного из академических театров.