Борис Яроцкий - Прогнозист Страница 2

Сестра его встретила нелюбезно. Говорили они правильные, как в таком случае полагается, слова. Но Ядвига чувствовала, что Виолетта держит камень за пазухой: да, видимо, братец где-то чем-то ей досадил. И досадил крепко. А чем?

Оставив Ядвигу в комнате одну, Александр Гордеевич увел сестру на кухню, попросил, чтоб сестра на ночь уступила им спальню.

- Пожалуйста.

- Спасибо, сестренка, - и опять шепотом: - Ты поняла, какую я встретил?

- Поняла. Такую я тебе не подобрала бы. А она тебя не облапошит?

- Не обижай.

Говорили они шепотом, но у Ядвиги слух, как у музыканта. Разговор, конечно, о ней. И вопрос Виолетта задала сугубо житейский. Если брат знакомит со своей сестрой женщину, которую та видит впервые, то приходит на ум: не аферистка ли?

Но Александр Гордеевич, как он сам о себе мнил, тоже был тертый: не она к нему повесилась на шею, а он к ней прилип. Знакомство дорожное, но опять-таки инициатива исходила от него.

Застольничали долго. Саша / теперь Ядвига так его называла/ говорил о Питере, каким он его знал в детстве, как он озоровал на улице и в школе. И сестра кое-что припоминала о его "художествах". Не отмалчивалась и Ядвига. Она знала многих питерских модельеров, упомнила, что зять готовит выставку одежды предстоящего весенне-летнего сезона, пообещала презентовать Виолетте пригласительный билет.

- Вам, Саша, тоже было бы полезно посмотреть, - говорила она, по-дружески положив руку ему на колено. - Ах, да, мы же с вами москвичи. Удастся ли опять скоро побывать в Питере?

Уже ближе к полночи Александр Гордеевич предложил:

- Дорогие красавицы, не пора ли на отдых?

- Пора, - сказала Виолетта - я вам уступаю свою спальню.

- Спасибо, - поблагодарила Ядвига. - Но меня ждут мои родственники.

- А зачем телефон? - мягко напомнил Александр Гордеевич. - Телефон, телефоном... но все-таки...

Друг Саша не уговорил остаться. По дороге, уже в машине, чтоб не слышали телохранители, она тихо сказала:

- Потерпим до Москвы... А то у нас как-то стремительно. Вы мне нравитесь... Очень...

В Москве он её увез к себе на дачу. Трое суток не отвечал ни на какие звонки. Ананий Денисович попытался было с ним связаться, но секретарь, бывший журналист с уголовным прошлым, вежливо отвечал: "Хозяин болен".

Александр Гордеевич болел "любовью". Такое с ним приключилось впервые: были женщины на час, на ночь, справил нужду, облегчил свои органы - и адью, даже имена запоминать не было надобности, все равно блядухи врали.

А тут... Тут что-то в груди екнуло...

Только на четвертые сутки с такой неохотой он отпустил свою голубоглазую подругу: за прогул её могли уволить с работы - так она объяснила необходимость отлучки. И он с ней согласился. Да и ему пора было вспомнить о своих обязанностях.

А на Новом Арбате в офисе фирмы "Лозанд" Ананий Денисович Лозинский заслушивал доклад товарища полковника - Ивана Ивановича Мишина, бывшего кэгэбиста, ведавшего в этой фирме вопросами разведки и контрразведки.

- Агент внедрен, - говорил товарищ полковник. - Так что теперь у вашего друга любовная горячка.

- Агент надежный?

- Молодая красивая женщина надежней любого академика.

- Вы ей задачу поставили, что нам нужно от Банкира?

- Так точно.

- Держите меня в курсе... - Есть.

2

Фидель Михайлович Рубан, аналитик фирмы "Лозанд", мечтал встретить новый год в Приосколье - с отцом и сыном. Оттуда, из Приосколья, отец писал не часто, но регулярно. Хвалился успехами внука. Дед огорчался, что мальчик, в отличие от его родителя, учился не на круглые пятерки, но преуспевал по-английскому. У них с первого класса иностранный - английский и почему-то турецкий. Наверное, потому что турки строили за городом хранилище по утилизации радиоактивных отходов / проект инвестировала Германия/.

Турки в качестве безвозмездного дара обязались построить школу, но только чтобы в ней уже с первого класса преподавали турецкий. Мэрия согласилась - хоть что-то на ниве образования да будет построено. А пока как задаток для турков - в некоторых школах города ввели турецкий, преподавателями стали контрактники-турки, многие свои педагоги оказались без работы.

Олежка к турецкому был равнодушен, хотя некоторые слова запоминал легко, да и как не запомнить, если слово "дурак" по-турецки означает "остановка", "стакан" - "характер", а "характер" если произнести по-турецки в русском звучании при девочках даже не произнесешь. Не язык, а шифрограмма. Что-то похожее у ворья: "кусок" - "тысяча рублей", "писка" "бритва".

Фидель Михайлович уже предвкушал радость встречи, как вдруг телеграмма: "Пропал Олежка. Подозреваю, выкрали. Отец".

Еще недавно с отцом можно было поговорить по телефону, но так как отцу несколько месяцев не приносили пенсию, и он вовремя не внес плату за телефон - его лишили этого вида связи. Поэтому отец писал сыну письма, а письма до Москвы теперь идут в десять раз медленней, чем десять лет назад. Но телеграммы пока ещё разносят.

Эту бросили в почтовый ящик утром, Фидель Михайлович распечатал её только вечером, когда вернулся с работы.

Прочел - ужаснулся. Куда бежать на ночь глядя? Первое, что пришло в голову: дозвониться до Аркадия Семеновича Герчика, профессора-психиатра, работавшего у Лозинского семейным врачом.

Дозвонился. Трубку взяла Клара, дочь профессора, бархатным голоском отозвалась:

- Это вы, Фидель Михайлович? Что случилось?

- Папа дома? - У шефа. - Шеф опять болен? - Как всегда.

- А как до папы дозвониться?

- Никак. Успокоит шефа и приедет.

- А когда?

- 0б этом сам господь бог не ведает... Так что случилось?

- Олежка пропал. Сын.

- Выкрали?

- И ты о том же...

- Фидель Михайлович, не вам объяснять: коль исчез, значит, выкрали. А коль выкрали, надо искать или в Чечне или же за бугром, в тех же Соединенных Штатах...

Клара говорила приятным, ровным голоском, еще, видимо, не осознавая, как это страшно, когда у тебя крадут ребенка.

"В Соединенных Штатах... Стоп! Да в Штатах же моя бывшая!" - вдруг вспомнил он о её существовании. Но Паша нигде ни словом, ни полусловом о том, что сын с ней будет в Америке. Наоборот, она просила - дескать, так удобно будет всем, - Олежку Фидель увезет к деду. Дед живет один, вдовец, внук - его отрада.

А ровно год спустя - у деда нет внука, у отца - единственного сына.

В памяти Фидель Михайлович перебирал общих с Пашей московских знакомых. Стал названивать: не появилась ли в Москве Паша Рубан?

И вдруг - о везение! Бывшая сокурсница по университету, восемь лет назад блестяще защитившая кандидатскую диссертацию о взаимосвязи вещества и поля, а ныне валютная проститутка, видела Пашу в гостинице "Националь" с каким-то высоким плосколицым американцем.

За точность бывшая сокурсница не ручалась - вроде Паша, а вроде и нет, - так как была под градусом. Но Фидель Михайлович, зная приметы её нового мужа, сказал себе: она!

С великим трудом дождался утра следующего дня. Утром позвонил Аркадию Семеновичу, Клара заспанно ответила:

- Папа дома не ночевал.

Не ночевал, значит, был при шефе. У шефа, видимо, тяжелый приступ. Как потом Фидель Михайлович узнал, терзаясь мучениями, куда мог исчезнуть его сын, шеф всю ночь бредил манией вседозволенности: сначала плакал, что он любит президента, потом уговаривал врача, уговаривал свою жену Дарьяну Манукяновну и её подругу Тоню / для сотрудников на Антонина Леонидовна, неприступная, как фанатичная монахиня/, чтоб они признали его, Анания Денисовича, президентом России.

С шефом безоговорочно соглашался только врач - он был лицо зависимое от шефа, шеф был его работодателем: кто платит, того и славят.

Дарьяна Манукяновна исступленно твердила: "Придуривается, идиот".

Антонина Леонидовна, обращаясь к шефу, была мягче: "Аничка, золотко мое, давай уснем".

"Только не с тобой", - отвечал шеф, прижимая к ладони левой руки большой и указательный пальцы, как бы показывая, что у него тоже, как и у всенародно избранного, рука трехпалая. Водя левой рукой перед глазами присутствующих, твердил, как заклинание: "Не с тобой, не с тобой..." У него даже голос менялся - становился хриплым, как у неизлечимого пропойцы. По хрипоте, по минутным паузам между словами в нем угадывался действующий президент.

Портила впечатление Дарьяна Манукяновна: "Возомнил себя, рыжий, хрен знает кем".

На жену он не обижался, потому что она - жена. Все остальные ему поддакивали, потому что у шефа капитала на многие миллионы долларов и брат в правительстве.

Утром следующего дня после получения страшной телеграммы Фидель Михайлович обратился за помощью к товарищу полковнику - он старый разведчик на ловле интересующих власть субъектов съел не одну собаку.

- Узнаю, - сказал тот обыденно просто, коротко взглянув на постаревшее за ночь лицо своего сотрудника. - Установлю, проживает ли ваша бывшая супруга - как её, Прасковья Федоровна Рубан? - в гостинице "Националь".