Андрей Хазарин - Живой товар Страница 2

Еще несколько встреч и некоторая сумма понадобились, чтобы узнать, когда ожидается новый товар. И вот, о чудо, оказалось, что через неделю сюда привезут не только побрякушки, но и кое-что из одежды — импортной, из Штатов, Японии и даже, может, Франции.

Ахмед уже привык, что в этой лавке она проводит довольно много времени, поэтому спокойно остался снаружи, покуривая свою неизменную трубочку.

Там же снаружи остались и шумные ряды восточного базара. Галдеж тут страшный, куда там Вознесенскому рынку. Плюс — дома такого не услышишь — из рядов медников и мастеров по серебру доносится перестук и звон — интересно, можно часами смотреть, как сидит он, работает что называется «на коленке» и из-под молоточка рождается какой-то небывалый ещё узкогорлый кувшин кумган по-местному — или там широкое плоское блюдо.

И ещё плотная входная занавеска чуть приглушила запахи базара сокрушительная просто смесь, особенно по жаре, под безжалостным восточным солнцем. Но здесь, в полумраке, царил только один запах — странная смесь сандала, старого дерева, пыли и затхлости, как в бабушкином сундуке.

Ну, положим, никакого бабушкиного сундука она в жизни не видела, так, вычитала в какой-то книжке, все ей представлялось, что это и есть запах далеких стран, все тянуло на сказку и романтику… Мама всегда бурчала, что романтика сейчас не в моде и до добра не доведет… Ну, может сейчас эта базарная романтика поможет ей жизнь выправить…

Увидев знакомое лицо под откинутым покрывалом, старуха жестом позвала её в дальний угол, где высоко на плечиках висели разные наряды. Даже в полумраке рябило в глазах от красок, кружилась голова от непривычных фасонов. Особенно Ирэн понравилось нечто черное, длинное, шелковое, все сплошь вышитое серебряными и золотыми нитями — цветы и драконы, замки и птицы… Она не смогла устоять, тем более что балахон оказался ей почти впору и чудесно спрятался под обязательным покрывалом. Хоть вообще она не любила носить черное — знала, что оно её сильно бледнит, поэтому даже нынче утром вышла в темно-зеленом платье и с темно-зеленым покрывалом.

Но сейчас ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы сменить наряд — теперь под ним можно было спрятать и сумку со всякими нужными мелочами.

Хозяйка только молча кивнула в ответ — в прошлое посещение Ирэн запиской попросила её кое о чем. Никто бы просьбу и не подумал исполнять, если бы солидная купюра не подтверждала слова. Вот сейчас старуха и показала пальцем на вторые двери — мол, такси уже ждет…

Пора… Ирэн неслышно прошла к выходу, махнув рукой на прощание. Хозяйка кивнула в ответ, девушке показалось, что блеснула слеза. Но взревел мотор, машина рванула и улочки начали мелькать все быстрее и быстрее.

Богатая и изысканная накидка молчаливой пассажирки убедила водителя в платежеспособности. Ну а то, что конечный пункт поездки был написан на бумажке, его ничуть не удивило, — может, она простужена и не говорит, а сипит, а может не хочет, чтобы её голос слышали, ханум вроде не из простых…

Кривые и короткие улочки старой части города исчезали, вскоре разбитый «форд» выехал на современную магистраль. Еще две минуты — и машина, скрипнув тормозами, остановилась возле трехэтажного здания европейского типа со знакомой символикой на табличке перед входом.

Посольство… Теперь можно и дух перевести. А то ведь даже в заднее стекло посмотреть боялась — все погоня чудилась, да так реально, как будто сидишь в кино и видишь все происходящее на экране.

Но все-таки расслабляться нельзя. Обманутый Ахмед может появиться в любую минуту — надо спешить.

Толстый полицейский сохранял полную невозмутимость все время, пока она говорила. Казалось, что слова до него просто не долетают, — так неподвижен он был. Но стоило показать ему ещё одну солидную купюру, кстати, предпоследнюю в кошельке у Ирэн, как он сразу ожил и даже галантно придержал дверь, пока она входила в вестибюль.

Прохлада большого холла отрезвила Ирэн. Только сейчас она стала понимать, что, появившись здесь, возможно, ничего и не добьется… Но попытаться надо было обязательно.

После уличной жары кондиционированная прохлада показалась просто пронизывающей. Она начала дрожать… И долго ещё не могла прийти в себя только сейчас стало по-настоящему страшно, все самое трудное ещё впереди. И путь домой сейчас казался таким неблизким, ещё дальше, чем неделю назад, когда она уже все продумала.

Ее мысли прервал звук шагов — кто-то спускался по лестнице. Ирэн не пошевелилась, только подняла голову. И встретилась взглядом с другим человеком. Чуть ли не первый раз за год на неё смотрели не маслено-черные, а светлые — серо-зеленые — глаза.

Подошедший оказался пепельным блондином, довольно молодым, с приятным лицом.

— Чем можем вам служить? — голос тоже оказался довольно приятным правда, на её вкус несколько высоковатым для мужчины.

Наконец-то, подумала она. Вот сейчас я и скажу то, что повторяла в мыслях, как молитву, сотни раз.

Она открыла рот и хриплым от сдерживаемого волнения голосом произнесла:

— Здравствуйте, я — Гончарова, Ирина Алексеевна Гончарова. Меня заманили сюда обманом. Помогите мне вернуться на Родину…

Глава 1

Ася

Утро всегда начинается одинаково. Для меня, во всяком случае. Будильник приходится заводить даже на выходные — иначе могу продрыхнуть полдня — и тогда, естественно, все планы накрываются. Поэтому мой лучший утренний друг — «Янтарь». Голос у него зверский — как-то соседка жаловалась, что её он тоже поднимает. Ничего удивительного, честно говоря, — стены у нас сами знаете какие: всегда можно узнать, что смотрят соседи по телевизору и о чем говорят по телефону…

Вообще, у моих бытовых приборов голоса громкие и отчаянные — чайник свистит, как Соловей-Разбойник, кофемолка, она же весь остальной комбайн, воет, как волк зимой. Поэтому одновременно их лучше не включать… Но почему-то получается так, что когда чайник закипает, я как раз успеваю засыпать зерна.

Мой бывший всегда говорил, что так моя техника реагирует на мое появление в кухне — не нравится, мол, ей это. Ну, сам он в кухне появлялся только с одной целью — чего-нибудь загрызть.

Теперь он загрызает где-то в другом месте, а я уж в свое удовольствие и комбайном повою, и чайником посвищу. Потому что без утреннего кофе жизнь мне не в жизнь — просто ничего не соображаю. И кофе завариваю себе так, чтобы ложка стояла, — у меня это не питье, а еда.

Мама всегда на меня шумела, что я с утра ничего не ем. Ну не могу я! Вот зато вечером… Особенно если сладкое… Мамин наполеон, например.

Размечталась! Какой там наполеон! Мама последний раз пекла года три назад, на Алькин день рождения — ему тогда двадцать пять стукнуло. Алька это мой брат Олег. Он у нас мальчик правильный, мамин любимчик… До сих пор не женился — маме никто из Алькиных девушек не нравится.

Так они и живут втроем: мама, папа и Алька. А я уже седьмой год живу сама — в том смысле, что не с ними. Это счастье было единственным достоинством моего недолгого гражданского, как принято говорить, брака с одним типом. Правда, тогда он мне казался не типом, а вполне приличным мужчиной. Но тогда я была моложе…

Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была… Все время лезут в голову дурацкие цитатки — то ли от лености мысли, то ли в жизни не так уж много новых ситуаций.

Не люблю вспоминать о прошлом — ужасно обидно становится и за то, чего сделать не успела, и за то, чего не заметила, мимо прошла… Лучше уж послушаю, что рассказывает молодой человек по телевизору. Это надо же! Еще и семи утра нет — а он уже и выбрит прекрасно, и выражение лица у него такое, как будто сейчас три часа дня, а то и все четыре.

Новости я люблю — как все женщины; для меня это сплетни солидного такого, государственного масштаба. Он сказал, она сказала, он поехал, а тот выстрелил. Поэтому второй мой друг — это телевизор в кухне на подоконнике. Тоже, кстати, от того типа остался.

Как тогда свекровь (ну, почти свекровь) кричала! «Все заберу, голой тебя оставлю!» Но вот как-то не удалось ей это сделать… Хотя она уже потом долго звонила, в трубку шипела как змея.

Хорошо хоть, все это закончилось быстро. Кстати, как и сегодняшний кофе. Новостей особых не было, вкусненького тоже не нашлось. Можно и на работу идти. Вот только завтрак надо с собой взять.

Честно говоря, терпеть не могу собирать завтрак на работу. Но каждый раз приходится. Потому что никто мне ничего не подаст — некому подавать.

Как всегда, бутерброды. Так, сладкого сегодня ничего брать не надо Галка обещала варенье из кабачков принести на пробу. Вы, говорит, такого в жизни не ели. Ну, положим, и не такое ели. И с лимоном, и с айвой и вообще, не Галке вареньем хвастаться.

И воды горячей опять нет — как выключили первого июня, так теперь первого октября и включат… Мне-то что, я и под холодным душем поплещусь, а одну мою тарелку можно кипятком из чайника ополоснуть. Хуже, что скоро фрукты пойдут — варенье, желе. А кастрюлю от желатина холодной водой отмыть — целое дело. Эпопея. А, чего я причитаю — за столько лет можно уже и привыкнуть.