Эллина Наумова - Прихожанка нарасхват Страница 2

– Ладно. Надеюсь, он никого не убил и ничего не взорвал, хотя народу по его душу нагнали, будто знатный террорист, – покорилась я.

– Не по мою, – еле ворочая языком, заверил меня сердечник.

Доктор стянула с него куртку, и мы волоком транспортировали тяжелое тело к лежанке. Не хотела бы я служить армейским санинструктором. Он еще ухитрился залезть в карман джинсов, извлечь мятую сторублевую купюру и предложить Насте за услуги. Она мастерски выматерилась. Мальчик извинился и убрал деньги.

«Опять лезу в неприятности, вполне вероятно, укрываю преступника. Настасья только за себя отвечает, а у меня ребенок». Мысль проскочила, юркнула куда-то и затаилась во мне до худших времен. А ощущение, будто она не мысль в голове, а мышь в кухне, осталось. Я, как многие другие люди, перекрестилась и нырнула в разлитые судьбой обстоятельства. Очень важно погрузиться полностью – после уже не страшно.

Что бы ни говорили о болезненности нынешнего молодняка, очухивается он быстро. Попробуй «практически здорового», как выражаются медики, сорокалетнего реанимировать нехитрыми средствами, вроде «Корвалола» и теплого пледа. Наш новый приятель оклемался минут через пятнадцать. Упросил не торопиться с вызовом неотложки и поведал о своих приключениях. Вчера после дискотеки он проводил домой девушку, сегодня после полудня явился спеть ей серенаду. Откуда ни возьмись два парня в коричневых кожанках. Привязались: «Кто, куда, зачем»? Не успели разобраться, понаехали менты с ОМОНом. Собеседники немедленно заткнулись и кинулись бежать в разные стороны. Он тоже бросился в подъезд. На третьем этаже понял, что умирает, из последних сил потянулся к звонку ближайшей двери.

Каюсь, я плохо подумала о соседях, которые из жадности отказались от установки домофона, собрали деньги только кодовый на замок, а теперь не трудятся захлопывать дверь. Противно вспоминать, как активисты гундосили на собрании: «Господа жильцы, никакое дорогостоящее устройство не обеспечит нашу с вами безопасность. Хорошего замка вполне достаточно при условии бдительности каждого квартиросъемщика. Если чужой норовит прорваться за вами в подъезд, узнайте, к кому он направляется». «Удостоверение личности требовать? И, ежели, мерзавец молча прорвется, орать благим матом или через ступеньку скакать домой, и вызывать полицию»? – потребовала уточнений я. «Серьезнее надо относиться к общественным проблемам», – надоумили меня.

Я взглянула на севшего с помощью Настасьи мальчика и опомнилась. Он мог врать. А мог говорить искренне. В конце концов, сердечный приступ второго варианта не исключал. Оказался неудачник не в ту пору не в том месте, да еще на свою беду вырядился в коричневую куртку. Пока в полиции разобрались бы, у него могла наметиться новая статья расходов. На искусственные зубы. Для очистки совести я спросила:

– Разве кошмар с делением по месту жительства на своих и чужих еще не кончился? Разве свобода передвижения не восторжествовала?

– По дворам нет. И никогда не восторжествует, – окрылил меня незваный гость. – Сами посудите, ютится человек в двухкомнатной с родителями, бабушкой и сестренкой. Ему же хочется расширения. Он и действует по принципу моя улица, мой район.

– Брось. По-твоему, предполагается, что в дальнейшем хулиганы перебесились, повзрослели и обрели способность мыслить категориями «мой город, моя страна, мой мир»?

– Случается. И не редко.

– Нет, на самом деле речь идет о сомнительном праве бесчинствовать на определенной территории, – уперлась я.

– Должны же где-то будущие налоговые инспекторы открывать в себе талант и вкус к профессии. Шучу, извините, для вас это, похоже, серьезно. Да, простенькое деление по территориальному признаку дает повод обирать и грабить, – кивнул разумный больной.

Я не успела прицепиться к словам о сборщиках налогов.

– Поля, – возопила Настасья, – отстань от него. – Покорми лучше.

Мальчик начал отказываться, но я ослушаться врача не посмела. Он ел пельмени из вежливости, тяжело глотая. По вискам змеились струйки пота, пальцы подрагивали. Я его жалела – неизвестно, что труднее, голодать или есть насильно. Настасья согласно качала растрепанной головой, будто давиться пищей вменялось ему в обязанность и способствовало выздоровлению. Я снова положилась на ее профессионализм. А подозрение о банальной наркотической ломке оставила при себе.

Поев, мальчишка порозовел и, вроде, дышать стал глубже, но тише. Забеспокоился:

– У вас есть телефон? Можно вызвать такси? Мне бы исчезнуть незаметно. Хотя так вряд ли получится.

Последняя фраза легко переводилась: у него не хватало денег на мотор по вызову. И боялся он до умопомрачения, это тоже было очевидно. Незадолго до его появления мы с Настасьей отчитались друг перед другом во временной неплатежеспособности, поэтому даже вскладчину не могли обеспечить юноше поездку в автомобиле с шофером. Все шло к тому, что мне придется раздобывать для него средства попрошайничеством. Настасья мазнула взглядом по моей кислой физиономии и решительно поднялась:

– Тебе противопоказан запах бензина. Наоборот, показана прогулка по свежему воздуху в сопровождении доктора. Я доведу тебя под ручку до метро и уверюсь, что не возникла нужда в скорой. Поль, выгляни с балкона, омоновцы убрались?

Я с интересом понаблюдала, как они, родимые, грузилась в микроавтобус. Субъектов в наручниках с собой не тащили. Заверила желающих тронуться в путь:

– Отход свободен.

Парень принялся горячо благодарить нас с Настасьей. Она посоветовала ему не расходовать энергию:

– Ты съел недостаточно много пельменей для болтовни.

– Кроме вас никто не открыл бы дверь. Вы не от мира сего, вы замечательные, – захлебнулся он.

– Спасибо, конечно, но ты преувеличиваешь жестокость мира, – усмехнулась моя подруга. – Идем, иначе я вынуждена буду взять тебя не под руку, а за шкирняк.

– За шкирку, – машинально поправил он.

Прощание невыносимо затягивалось, но мы еще обменялись пожеланиями здоровья и удачи.

Через час Настасья позвонила и сообщила, что ее пациент бодро скрылся в подземке и был таков, а сама она уже в норме. Я выразила бурную радость по последнему поводу, обозвала врачевание крестом и спросила:

– Настя, есть на свете врачи, способные пройти мимо умирающего?

– Поля, есть на свете журналисты, способные не задать вопрос, когда знают ответ? – парировала Настасья и сладко зевнула в трубку.

Я прильнула к компьютеру. Но оказалось, за одолженный «Корвалол» надо платить. Соседка сама явилась за остатками лекарства, взвесила его стеклянное вместилище в руке и нашла адекватный способ возмещения ущерба:

– Поленька, я себя неважно чувствую. Не выгуляете вечером Пончика?

Что мне было делать? Пончик – горластый и своевольный английский кокер-спаниель с шикарной родословной. Вообще-то у него не произносимо сложное имя и куча медалей. Помнится, зимой дворовые отморозки повадились забрасывать его громадными снежками. Пес визжал от боли и обиды, соседка умоляла «добрых в душе деточек» не издеваться над животным, начинающие, да какое там, бурно продолжающие садисты ржали, а на следующий день продолжали развлекаться. И однажды хозяйка вывела кокера, увешанного высокими регалиями до земли, и обратилась к опешившей шпане с краткой речью:

– Если вы, ублюдки, нанесете малейший урон здоровью этого чемпиона, ваши родители до гробовой доски со мной не расплатятся. Вы вместе взятые столько не стоите и никогда не будете, сколько он.

Больше никто не смел покушаться на сэра Пончика.

Спаниель ненавидит хозяйку до глубины темной собачьей души. Вероятно, считает плебейкой. Она его, как положено, обожает. Что не мешает даме поручать выгул несносного длинноухого деспота то десятикласснику из небогатой семьи за «посильное для пенсионерки вознаграждение», то девочкам с седьмого этажа, чтобы «не стояли шлюхи шлюхами, а за хорошей собакой присматривали». И вот дошла очередь до меня. Мне дико захотелось выхлебать остатки лекарства, чтобы не зря страдать. Остановила мысль о последствиях: еще откажется ждать до завтра, пока я куплю в аптеке «Корвалол», а пошлет за ним сейчас с заходом во все окрестные магазины. И я пообещала в десять вечера сопутствовать великолепному Пончику. Блаженство, обозначившееся на не раз подтянутом лице соседки, описанию не поддавалось. Чему она так радовалась? Пончик – не лев в ошейнике, справиться можно. Неужели любое отсутствие сопротивления, всякое мирное согласие уважить просьбу дама рассматривала, как свою победу над тем, кого просила? Страшное создание. «Не усложняй. Пусть хоть кто-нибудь без усилий добивается своего и испытывает приступы счастья», – подумала я. Легче не стало, наоборот. Пришлось работать, чтобы совсем не сникнуть.