Алла Демченко - Александра: Единожды солгав Страница 2

— Спасибо, хорошо. Вернее, ничего хорошего. Вернулись на той неделе с Израиля. Да толку…

— А врачи, что?

— А, что врачи? Ничего.

— Так о чем ты хотел поговорить со мной? — вспомнил Власенко.

Лунин махнул рукой. В следующий раз. Он опять струсил и ничего не сказал.

Глава 2

Во второй половине дня погода испортилась. Молния, сверкнувшая в темном небе, громыхнула в дали. Внезапно хлынувший дождь стоял пеленой. Дворники не справлялись с потоком воды и только скрипели по стеклу. Мужчина, сидящий за рулем дорогой иномарки, пребывал в мрачном настроении.

Во — первых, профессор Юрий Николаевич Степанков, ничего и, главное, никого в этой жизни не боялся по определению, кроме грозы и замкнутого пространства. Он даже лифтом пользовался крайне редко, заставив себя поверить, что здоровье — это, прежде всего, ходьба.

Своих страхов он ни от кого не скрывал, даже умудрялся шутить по этому поводу. Но случись непогода на пол — часа раньше, Степанков никогда б не сел за руль. Маленькое замкнутое пространство да еще в грозу — лучше и не придумаешь!

Второй причиной плохого настроения была незапланированная консультация. Юрий Николаевич только в редчайшем случае консультировал на дому. А чтобы нарушить свой спланированный и тщательно выверенный график и речи не могло быть. Но сегодня был именно тот случай. Перед тем, как покинуть кабинет, он сам отменил все консультации, оставив секретаря утрясать недоразумение.

Степанков, задумавшись, проскочил Хлебозаводский проезд. И если б не уткнулся в пробку, так бы и ехал дальше по Варшавскому шоссе. Быстро развернувшись, он направился в обратную сторону, подсчитывая потерянное время.

Хлебозаводской проулок изменился так, как меняется любое место, где редко бываешь. Последний раз он приезжал сюда лет семь назад, а то и больше. Насте был год. Галина Адамовна отмечала пятидесятилетие. Сколько он знаком с семьей Луниных? До отъезда в Германию, родители часто встречались, дружили семьями. Выходит, все вместе и собирались только на юбилей Галины Адамовны.

Юрий Николаевич медленно въехал во двор, стараясь припарковать машину поближе к подъезду. Дождь лил, как с ведра. Открыв зонт, Степанков в два шага преодолел расстояние до двери. Он так же быстро набрал четыре затертые цифры кодового замка и оказался в темном подъезде. Высокие ступеньки с нестандартно длинными пролетами, профессора не вдохновили. Он даже подумал о лифте. Перебороть страх не удалось. Сопя, перескакивая через две ступеньки, Степанков поднялся вверх.

— Юрочка, спасибо, что приехал, — Галина Адамовна стояла у двери. — Я тебя увидела из окна. Ты извини меня, что так без предупреждения, сразу к тебе со своими проблемами. Я бы и не отрывала тебя отдела, да мы уезжаем завтра.

Галина Адамовна умудрялась одновременно говорить, обнимать и подталкивать Степанкова в гостиную.

— Я обувь сниму, — Степанков пытался остановиться в узкой прихожей.

— Какая обувь? Проходи, проходи. Марковна уберет. Я пироги спекла, которые ты любишь — с черникой. Проходи.

— Марковна еще жива? — удивился Степанков. — Вот, и не верь после этого в вечность.

За пролетевшие годы, Галина Адамовна почти не изменилась. Все такая же моложавая, пусть и за счет косметической хирургии, но разве женщине можно запретить быть красивой. Ровный свежий загар свидетельствовал о недавнем возвращении Луниной в Москву.

— Юра, мы на днях вернулись с Израиля, — подтвердила догадку Галина Адамовна. — Спасибо тебе за совет, но все у нас по — прежнему.

При этих словах Галина Адамовна сразу как — то постарела. И теперь напротив Степанкова за столом сидела совсем другая — убитая горем женщина.

— Галина Адамовна, я же вас сразу предупреждал…

— Ну, что ты, Юрочка, разве я тебя упрекаю. Я сама все понимаю и никому и не верю, кроме тебя. — Галина Адамовна накрыла своими узкими холодными ладонями широкие руки Степанкова.

— Ты, очень спешишь? Настя скоро проснется. Уснула перед самой грозой. Я хочу, что бы ты еще раз ее посмотрел. Может, ты заметишь какие — то сдвиги?

— Галина Адамовна, а где же ваши пироги?

Ни чаю, ни пирогов Степанков не хотел. Он незаметно посмотрел на часы. В запасе оставалось полтора часа. Если излишне не задерживаться — на работу он еще успеет. О чем пойдет речь он знал, с того момента, как поднес телефонную трубку к уху, как и знал, что помочь ничем не сможет. Он давно не строил никаких иллюзий по поводу своих возможностей. Он хороший, а может даже очень хороший психотерапевт, владеющий разными методиками, но не больше того. Он многим помог, но случай с внучкой Галины Адамовны — это особый случай, вне его компетенции. Он не стеснялся говорить об этом. Он не Бог.

— Вот и пироги.

Большая тарелка с выпечкой заняла место в центре стола, потеснив чайный сервиз на две персоны.

— Игорь не приедет?

— О чем ты говоришь? Встретил в аэропорту и на том спасибо. Нас завез и сразу умчался. Со стройкой что — то не ладится. Строительство заморожено. Ходит сам не свой, — Галина Адамовна отломила часть пирожка и, передумав есть, положила себе в тарелку. — Знаешь, Игорю совсем нет дела до Насти. Особенно последнее время. Что — то с ним происходит. Мне ничего не говорит, но я — то чувствую, — горестно вздохнула Галина Адамовна. — Нет, деньги он, конечно, не жалеет, ты же сам видел — тут же поправила допущенную неточность женщина. — А вот, что бы возле Насти минутку лишнюю посидеть — нет. Все у него дела неотложные. Еще одну сиделку нашел. Но что чужой человек? Мне конечно легче. Потом, все эти его женщины. Ай, что я говорю. Бери пироги. Остальные я тебе заверну.

Пироги были очень вкусные, напоминающие детство, родителей. Мать никогда, сколько помнит Степанков, не пекла таких пирогов. Она, вообще, не пекла, ни каких, говоря, что на пироги надо отдельный талант, который ей не достался.

— Юрочка, — совсем по домашнему обратилась Галина Адамовна, — я хочу только одного, что бы ты, если не можешь сам помочь, нашел мне такого человека, который поможет Насте. Ты же лучше меня знаешь, если никто не ставит диагноз, даже светила медицины, то еще есть надежда. Хуже, когда всем все ясно. А я надеюсь, — голос дрогнул и Галина Адамовна, достав платок, промокнула влажные глаза. — Я умру, и Настя останется одна и беспомощна. Кому она будет нужна?

В гостиной повисла тишина. Ливень прекратился. Порывы ветра стряхивали с веток остаток дождя. Степанков хотел было возразить, но сдержался от дежурной вселяющей надежду фразы типа «вам еще жить и жить или со временем у вашей внучки все наладится». Он молча неопределенно кивнул головой. Этот кивок Галина Адамовна расценила по — своему.

— Спасибо тебе, Юрочка.

— Галина Адамовна, я сейчас Настю посмотрю Вы, только так не переживайте. Договорились?

— Юрочка, как подумаю, то я сама виновата. Если б я раньше опомнилась — все было по — другому. Думала, как — то само образуется. Надеялась на Игоря. А оно видишь все как…

Последнюю фразу Галина Адамовна произнесла еле слышно. Степанкову показалось, что Лунина разговаривает сама с собой. Ее слова, он оставил без внимания. Загадки не по его части.

Девочка лежала на диване в гостевой комнате. Худенькое беспомощное тельце укрыто теплым пледом. Черты лица немного заострены и от этого девочка издали была похожа на сморщенную старушку. Юрий Николаевич присел рядом с кроватью на стул, прощупал пульс. Больше он ничего не мог сделать и не чем не мог помочь.

В таком состоянии, Юрий Николаевич Степанков, впервые увидел Настю сразу, как только девочку перевели с реанимации в отделение детской нейрохирургии. Состояние было средней тяжести. По все законам природы, Настя, наделенная с рождения отменным здоровьем, должна была быстро пойти на поправку. Но ничего подобного не случилось.

Через неделю, потом еще через месяц состояние заметно улучшилось. Настя набрала вес, белесый шов на голове зарос короткими волосами, но дальше этого дело не пошло. Обследовали все, что могли, делали всевозможные анализы, но найти причину полной обездвиженности конечностей, а иными словами — паралича, так и не нашли. Если б такая ситуация касалась взрослого человека, Степанков бы сказал, что человек просто не хочет жить на этом свете. Но такая формулировка никак не подходила девочке, которая толком и сама не знает, что значит хотеть или не хотеть жить.

На чудо израильской медицины он, конечно, не надеялся. Но смена обстановки, новые лица, другая страна, такие же парализованные дети в клинике Шнайдер, по мнению Степанкова, должны благотворно были сказаться на здоровье девочки. Никакого чуда израильская медицина не сотворила. Единственное, что его порадовало — оптимизм Галины Адамовны.

— Я сделаю все, что в моих силах, — уже в который раз повторил Степанков, вернувшись в гостиную.