Олег Малахов - Зеркало Страница 2

- Верно, - с улыбкой, которую можно было даже назвать доброй, произнес Ким, - Кое-что ты уже понял. Но не все. Судьбу изменить нельзя. Однако изменить человека можно. Даже такое мерзкое животное, как ты.

Яров ощущал себя беззащитным ребенком перед своим братом. Он рыдал и его, бывшая до этого связной, речь превратилась в невнятное лепетание. Это был панический страх.

- Встань с колен, - повелительно сказал Ким, - Встань и прими наказание. Будь мужчиной хотя бы раз в жизни.

Яров распластался на полу и боялся даже пошевелиться. Его тело сотрясали рыдания.

- Что ж, лежи, если хочешь. Ты же совсем как ребенок. Думаешь, что раз ты меня не видишь, значит спрятался в свою скорлупу и может даже уйдешь от наказания... А ведь не уйдешь, - голос Кима прозвучал совсем рядом с Яровым. Почти около самого уха. Несчастный мелко задрожал и еще более сжался. Теперь поза, в которой он лежал на полу, очень походила на позу зародыша в утробе матери.

- Бедный мой мальчик, - нежно произнес Ким, - Чего же ты так боишься? Будет немного больно, а потом все обязательно пройдет. И ты уснешь... Увидишь маму, она тебя приголубит и пожалеет. Она-то тебя любит. Она только папу не любит. Да и меня...

Последнее, что услышал Яров, был звон разбившегося зеркала...

***

- По-моему, его вообще дома нет, - сказал Толик, убирая от уха сотовый телефон, - Как вы думаете, Альберт Семенович?

- Да кто его, идиота, знает, - проворчал Рывкин, - Небось, опять один в своей вонючей квартире сидит и нажирается. А мы беспокоиться должны...

- Он вроде говорил, что у него творческий процесс начался, - явно иронизируя, произнес Толик.

- Запой у него, а не творческий процесс! - в сердцах сказал Рывкин, Звякни еще раз - может, очухается и трубку возьмет. А то ж ведь мы в квартиру войти не сможем. Дверь-то у него железная.

Толика дважды упрашивать не пришлось, однако попытка успехом не увенчалась. Трубку никто не брал.

- Бесполезно, - махнув рукой, сказал Толик и швырнул сотовый на сиденье автомобиля.

- Ладно, давай сами чего-нибудь сообразим, - Рывкин посмотрел на Толика, Может, откроем...

- Ага, откроешь ее... Железную-то, - возразил Толик.

- Ну что, милицию теперь вызывать?.. Шеф нас, когда проспится, точно убьет.

- А если через окно? - спросил Толик.

- Лезь, - безразлично произнес Рывкин, в котором эта идея особого энтузиазма не вызвала, - Я точно не полезу.

- Всего-то второй этаж... Вы же сможете.

- Погибели ты моей хочешь, - Рывкин грустно улыбнулся, - Хотя выхода другого, конечно, нет.

- Вот и я о том же.

Альберт Семенович открыл дверцу машины.

- Эх, на тот свет-то как не хочется, - сказал он, и с тоской посмотрел на окна квартиры Ярова.

***

- Я рассказала все следователю... И уж, конечно, расскажу все это вам, Ярова попыталась закурить, но зажигалка никак не хотела повиноваться ее дрожащим рукам.

- Давайте помогу, - сказал Альберт Семенович и взял зажигалку.

- Спасибо, - Ярова прикурила, - Вы первым очутились тогда в квартире сына... Вы сами все видели. Каково ваше мнение?

- Ну... - протянул Рывкин.

- Вот только не надо щадить мои чувства, - сказала Ярова, - В милиции мне все более-менее рассказали, я тело опознавала... Так что говорите.

- Крови было много, - произнес Рывкин, - Это первое, что я увидел. Федор Тимофеевич лежал на полу. Горло его...

- Это я знаю, - перебила Ярова, - Но что насчет зеркала?

- Его горло было перерезано осколком зеркала. А само зеркало разбито.

- И больше ничего?.. Необычного?..

- Да вроде ничего особенного... Вот только лицо его...

- Как будто он увидел дьявола во плоти, да? - Ярова внимательно посмотрела на Рывкина.

- Да.

- Он не дьявола увидел, - сказала пожилая женщина и нервно затянулась, Он брата своего увидел... Который умер много лет назад..., - Ярова опустила голову, - Кима.

- В смысле? - В прямом. Ким погиб в дорожной катастрофе, когда ему было четырнадцать лет. Феденьке тогда только-только исполнилось одиннадцать. Прошло всего два дня после дня рождения Феди... У Кима ночью случился острый приступ аппендицита. Мы тогда находились на даче. А дача, сами понимаете, есть дача.

Пришлось сына везти в больницу своими средствами. Мой муж был пьяный, отоспаться особенно не успел.

Но хорохорился, скотина... Орал, что сам отвезет, что за помощью бежать не надо. Я, дура, и не побежала. Вот он и отвез... Себя и Кима на тот свет. Феденька неделю в горячке лежал. Мне хоронить, сплошные заботы, а тут такое дело... Еле отошел он тогда. С тех пор у него все это и началось...

- Что началось? - осторожно спросил Альберт Семенович.

- Видения разные. Говорил, что Ким не умер, что он рядом с ним. Врачи сказали - мальчик испытал сильнейший шок, предлагали поместить его в клинику. А я отказалась... Думала, что сама его вытяну... Но не смогла. Это с ним так и осталось. Однако он учился... Учился хорошо... Потом обнаружился его талант к музыке. Что меня совсем и убило.

- Почему?

- Дело все в том, что Федя с детства не имел слуха. Музыку не очень любил. А талант был у его брата... Кима...

- женщина умолкла. Ее взгляд уперся фотографию, висевшую на стене.

- Я закурю? - тихо спросил Рывкин.

Ярова повернула голову к Альберту Семеновичу и кивнула.

- Пожалуйста... - и прибавила, - Вы несколько лет работали с Федей, охраняли его. Теперь вот пришли поинтересоваться обстоятельствами его смерти... Я считаю, что просто обязана вам все предельно откровенно рассказать. Вы удивлены моим рассказом?

- Более чем, - ответил Рывкин, - Мне и в голову не приходило, что у Федора Тимофеевича не все в порядке с психикой... Было...

- Но это так, - Ярова вздохнула, - Так на чем я остановилась?.. Федя начал писать музыку. И неплохую... Я понимала, что во всем этом есть какая-то аномалия и однажды прямо сказала ему об этом. Надо сказать, что отношения у нас были крайне доверительными. Федя делился со мной всегда и всем. Он не очень удивился моим словам. Хотя смутился. И также прямо сказал, что это Ким помогает писать ему музыку. Рассказал про зеркало в спальне, через которое Ким общается с ним. В детстве они вдвоем часто сидели у этого зеркала.

Вечером, когда было темно, и они думали, что их никто не видит. Сидели и воображали, какими они будут, став взрослыми, кеми станут. А потом Федя как-то по секрету мне сообщил, что изображения в зеркале иногда оживали. И они вели беседу с ними. Своими зеркальными двойниками. Ким, я помню, узнав, что Феденька раскрыл мне их тайну, жутко обиделся на брата. Даже ударил его за это. Федя всегда был ближе мне, чем Ким.

А Ким был более близок к своему отцу. Хотя, временами, мне казалось, что он никого не любит. Ни свою маму, ни своего папу. И даже брата не очень любит. Ким рос замкнутым ребенком. Каким-то нелюдимым...

Злым на все и на всех. Наверное, у него изначально были отклонения в развитии. Ким был очень талантлив в области музыки... Во всем же остальном отставал от сверстников... Когда я услышала, что Федя общается с братом через зеркало, то поняла, что болезнь прогрессирует. Но ничего предпринимать не стала. - А почему?

- Ведь, в принципе, он был вполне нормальным. Федя абсолютно нормально чувствовал себя среди людей. У него было много друзей. Не близких, конечно... В двадцать лет началась его музыкальная карьера. И я решила плюнуть на все странности. А зря... Видимо, что-то произошло в тот день, неделю назад. Но вот что именно, я не понимаю.

Ярова снова отвернулась к фотографии на стене. Затем спросила:

- Вы никогда не видели Кима?.. В смысле, его фотографию?

- Нет. Я вообще о нем первый сегодня услышал, - ответил Рывкин.

- Фото висит перед вами. На нем Федя, мой муж и Ким. Снимала я. У нас на даче. На том самом дне рождения, о котором я вам уже говорила. Это последний снимок Кима.

Ярова тяжело встала и сняла фотографию со стены.

- Вот, взгляните, - она протянула ее Альберту Семеновичу.

Рывкин взял фото в руки. На него смотрело счастливое семейство. Улыбающийся папа, улыбающийся маленький Федя. И только Ким портил эту картину. Он не улыбался, взгляд его застывших навеки глаз был устремлен куда-то поверх фотографа. У Альберта Семеновича возникло ощущение, что мальчик видит нечто такое, чего не дано увидеть остальным. Нечто странное, нечто неведомое простым смертным. По телу Рывкина пробежал легкий озноб...

***

" - Вот такая история, сынок, - сказала мама, - Тебе понравилось?

- Ага, - ответил мальчик, - Но ты же обещала рассказать историю с плохим концом...

- Ну, куда уж хуже... Завтра мама еще что-нибудь интересное придумает, улыбнувшись, произнесла мама, А теперь ложись спать... Утро вечера мудренее.

- Расскажи еще что-нибудь! - капризно потребовал мальчик.

- Завтра, - почти прошептала мама, - Сейчас тебе пора спать... Спокойной ночи, сыночек. Спокойной ночи, любимый...

- Спокойной ночи, мамочка, - сказал мальчик, - А ты поцелуешь меня перед сном?

- Ну, конечно, - с этими словами мама подвинулась вперед, и ее губы коснулись холодной и гладкой поверхности ЗЕРКАЛА..."