Эллери Куин - Тайна исчезнувшей шляпы. Тайна сиамских близнецов Страница 2

И еще одно слово. Из всех расследованных Квинами случаев тот, который был назван «Тайной исчезнувшей шляпы», безусловно принадлежит к наиболее замечательным. Дилетант в криминологии, вдумчивый любитель детективов в ходе рассказа поймет, почему Эллери счел убийство Монте Филда достойным внимания. Специалисту вполне ясны обычные мотивы и способы убийства. Но случай с убийцей Филда совершенно иной. Здесь Квины столкнулись с тонко чувствующей, на редкость изощренной личностью. Фактически, как отметил Ричард вскоре после развязки, преступление было спланировано почти идеально. Впрочем, как во многих «идеальных преступлениях», маленькая случайная оплошность вкупе с проницательным детективным анализом и дала ту единственную подсказку, которая в конечном счете позволила раскрыть преступный замысел.

Часть первая

Глава 1

Театральный сезон 192… года на Бродвее начался довольно неудачно. Юджин О'Нил не успел написать новую пьесу, которая обеспечила бы театру финансовую поддержку интеллигенции; что касается «простой публики», то она, устав от невыразительных театральных постановок, переключилась на более увлекательные действа, предлагаемые кинематографом.

По этой причине вечером в понедельник, 24 апреля, режиссеры и директора театров мрачно взирали на мелкий дождик, бросавший легкую завесу на сверкающие огни театрального Бродвея. Тот вечер решил судьбу нескольких пьес, снятых с постановки их хозяевами, мольбы которых не были услышаны Всевышним. Дождь прибил потенциальных зрителей к семейному очагу, они сидели дома, слушая радио или играя в бридж. Для тех немногих смельчаков, которые осмелились показаться на пустых улицах театрального квартала, Бродвей явил собой унылое зрелище. Только перед входом в Римский театр на Сорок седьмой улице, где шла, согласно сверкающей огнями афише, пьеса «Перестрелка», царило оживление, которое можно было бы ожидать в самый ясный день летнего сезона. Перед кассой, где продавались билеты «на сегодня», выстроилась внушительная очередь. Пожилой швейцар в желто-голубой ливрее с поклоном открывал дверь перед нарядно одетой публикой, решившей преодолеть тяготы непогоды ради того, чтобы увидеть знаменитую «Перестрелку».

Оказавшись в зале Римского театра, одного из самых новых на Бродвее, зрители поспешно отыскивали свои места, с некоторым трепетом предвкушая обещанную в пьесе пальбу и сцены насилия. Наконец публика кончила шуршать программками, последний опоздавший пробрался по ногам соседей к своему креслу, свет погас и поднялся занавес. Раздался выстрел, на сцене кто-то отчаянно закричал… и представление началось.

В этой постановке впервые были использованы все атрибуты, соответствующие преступлениям. В три динамичных акта пьесы режиссер затолкал все составляющие романтики преступного мира: пистолетную и пулеметную стрельбу, рейды на ночные клубы, разборки между гангстерскими кланами. Пьеса была преувеличенным отражением времени: несколько грубым и отталкивающим, но зато отвечающим вкусам театральной публики. В результате зрители ломились на спектакль и в дождь, и в ясную погоду. Сегодняшний вечер являлся лишним подтверждением успеха пьесы.

Действие развивалось стремительно. Первый акт закончился громом выстрелов, которые привели публику в восторг. К тому времени дождь прекратился, и в антракте зрители вышли подышать воздухом на площадку, идущую вдоль правой стены театра и отведенную специально для этой цели. В начале второго акта на сцене грохотала совершенно оглушительная пальба. Наступил апогей второго акта — перестрелка шла уже поверх рампы. В этом грохоте и темноте никто, естественно, не обратил внимания на какое-то волнение в задних рядах партера. Но постепенно волнение нарастало, раздались крики, и некоторые зрители задних рядов левой стороны партера стали оборачиваться и недовольно шикать. Беспокойство волной распространялось по залу. И вскоре к этой части партера были прикованы десятки глаз.

Вдруг оттуда раздался отчаянный крик. Зрители, и без того возбужденные бурным развитием событий на сцене, вытягивали шеи, предполагая, что происходящее в зале как-то связано с интригой пьесы.

Вдруг в зале вспыхнул свет. На лицах зрителей читалось удивление, страх, даже предвкушение чего-то еще более увлекательного. Все увидели, что у закрытого выхода с левой стороны зала здоровенный полицейский держит за плечо худенького испуганного человечка. Когда к нему ринулись любопытные, он остановил их запрещающим жестом громадной руки и крикнул густым басом:

— Всем оставаться на своих местах! Не вздумайте вставать с кресел!

Раздался дружный смех зрителей, но тут же оборвался, когда они заметили, как странно ведут себя актеры на сцене. Правда, те продолжали обмениваться репликами, но их недоуменные взгляды были прикованы к партеру. Почувствовав недоброе, зрители стали подниматься с мест. Полицейский же голосом Зевса-громовержца продолжал выкрикивать команды:

— Оставайтесь на своих местах! Слышите: не вставайте с кресел!

Наконец публика осознала, что происходящее не имеет отношения к спектаклю. Женщины закричали и вцепились в сопровождающих их мужчин. На балконе поднялся страшный шум, потому что людям наверху не было видно, что происходит внизу.

Полицейский обратился к толстенькому смуглому человеку в смокинге, который стоял рядом с ним и растерянно потирал руки.

— Мистер Панзер, — прорычал он, — распорядитесь немедленно закрыть все выходы. Поставьте у каждой двери капельдинера и прикажите им никого не впускать и не выпускать. Пошлите людей на улицу к выходам с площадок для отдыха во время антрактов — пусть будут там до прибытия полицейской подмоги. Да пошевеливайтесь, мистер Панзер, пока не поднялась паника.

Толстяк поспешил к выходу, расталкивая любопытных, которые, вопреки запрету полицейского, высыпали в проход и стали одолевать его вопросами.

Полицейский же стоял, широко расставив ноги, у последнего ряда партера, стараясь закрыть собой от взглядов тело человека в смокинге, который, скорчившись, лежал на полу в проходе между рядами. Не отпуская руки испуганного человечка, полицейский поднял голову и гаркнул в сторону задней стены зрительного зала:

— Эй, Нейлсон!

Высокий светловолосый человек вышел из комнатки рядом с главным входом в зал и протолкался к полицейскому.

— Что тут случилось, Дойл? — спросил он, увидев на полу неподвижную фигуру.

— Лучше спроси вот этого пария, — ответил полицейский, дернув человечка, которого держал, за руку. — Тот, что на полу, дал дуба, а этот, мистер… — он бросил на человечка свирепый взгляд («Пьюзак, В-вильям Пьюзак», — пролепетал человечек), — так этот мистер Пьюзак утверждает, что покойник прошептал перед смертью, что его пришили.

Нейлсон ошеломленно глядел на труп.

Полицейский пожевал нижнюю губу.

— А я влип по первое число, Гарри, — хрипло сказал он. — Единственный полицейский во всем театре и должен держать в узде всю эту ораву… Помоги мне.

— Говори, что надо сделать… Ну и история!

Увидев зрителя, который в трех рядах от них встал на свое кресло и наблюдал за событиями, Дойл заорал:

— Эй, ты! А ну, слезай с кресла! И вы все отправляйтесь по местам! Живо, а то я вас всех засажу в кутузку. Ишь какие любопытные! — Он повернулся к Нейлсону: — Иди к себе и сообщи об убийстве в управление. Скажи, чтобы прислали побольше людей. Скажи, что дело происходит в театре: они поймут, что от них требуется. Да, Гарри, возьми мой свисток и созови ребят, дежурящих на улице. Мне до зарезу нужны помощники.

Нейлсон стал пробиваться к выходу, а Дойл крикнул ему вслед:

— Гарри, скажи, чтобы прислали старика Квина!

Белокурый человек исчез в своей комнатушке. Через несколько секунд на улице перед входом в театр раздался свисток.

Директор театра, смуглый толстяк, выполнив распоряжения Дойла, пробился к полицейскому через толпившихся в проходах зрителей. Его накрахмаленная рубашка была помята, и он измученно вытирал пот со лба. В проходе на него набросилась женщина.

— Почему полицейский не выпускает нас из театра, мистер Панзер? — завизжала она. — К вашему сведению, я имею полное право уйти. Какое мне дело до несчастного случая? Я к нему не имею отношения. Прикажите ему перестать третировать невинных людей!

Мистер Панзер пробормотал:

— Извините, мадам, но полицейский наверняка знает, что делает. В партере убили человека… Убийство — серьезное дело. Так что, как директор театра, я обязан выполнять его приказания… Пожалуйста, успокойтесь и наберитесь терпения.