Фридрих Незнанский - Осужден и забыт Страница 2

А потом Лена получила деньги и купила собственную квартиру, так что мы могли находиться теперь в двух местах – где удобнее. Мы зажили вообще замечательно, ходили по лучшим ресторанам и вкушали плоды обеспеченной жизни.

Вот только спустя некоторое время мне надоел этот альфонсизм. Деньги все равно оставались Лениными, а мой щедрый гонорар она тратить не разрешала. Говорила, что это мне на черный день.

Все было бы хорошо, если бы в один прекрасный день Лена Бирюкова не решила, что пришла пора оформить наши отношения законным образом. Кстати, именно так дословно она и выразилась.

Представляете? Вот уж чего не ожидал от Лены, так это стремления наладить семейную жизнь. Кто читал ее дневники, тот меня поймет. К тому же и в мои планы женитьба ну никак не входила.

Я так ей и объяснил. А Лена прямо-таки взбесилась. Никогда не видел ее в таком состоянии. Она орала так, как только может орать базарная торговка. Лена высказала мне, что моя рожа надоела ей хуже телевизионной рекламы. Что с моим жалким интеллектом мне никогда не стать нормальным адвокатом. Что я до старости лет буду в юрконсультации объяснять старухам их права при обмене жилплощади. И никакая дура на меня не позарится.

Я совершенно обоснованно, на мой взгляд, указал на то, что одна все-таки позарилась.

Лена рассвирепела и вылила на меня поток страшных ругательств и обвинений. В самом конце она заявила, что лучше бы осталась в тюрьме, среди нормальных, приличных людей, чем связалась с таким подонком. И что я на самом деле вытащил ее из дела по обвинению в умышленном убийстве исключительно позарившись на ее деньги.

Вот этого я стерпеть не мог. Я положил ключи на полку и ни слова не говоря удалился в свою квартирку.

А на следующий день я положил в большой конверт деньги, которые Лена Бирюкова заплатила мне в качестве гонорара, и оставил его на ее столе среди банок с полузасохшими цветами.

«То-то Славин обрадуется», – злорадно подумал я и представил, что, после того как до коллектива нашей юрконсультации дойдет весть о моем с Леной разрыве, поклонники примутся за нее с новой силой.

Ну и пусть. Это теперь меня не касается.

Витя Славин, мой коллега, обладает странной и интересной особенностью: стоит о нем подумать, как он моментально появляется в поле зрения. Оставим ассоциации с народной мудростью о людях, которые легки на помине, – факт остается фактом, Славин появился в конце коридора и на этот раз.

– А-а, Юрок, привет-привет. Как поживаешь?

Я неопределенно пожал плечами. Скоро он сам все узнает. А мне нужно поскорее уйти отсюда: Лена могла в любую минуту появиться в коридоре, а я подозревал, что мы с ней накопили настолько противоположные заряды, что при встрече непременно произойдет нечто вроде шаровой молнии.

Я уже хотел было направиться к выходу, когда Славин схватил меня за рукав:

– Слушай, Юрок, у тебя нет знакомого, который хотел бы поехать в Сочи?

– Ну, немного найдется людей, которые бы не хотели поехать в Сочи, – автоматически ответил я, думая о своем.

– Ты понимаешь, тут у меня путевка пропадает. Очень хорошая и недорогая. Гостиница, харчи, процедуры всякие. Отдаю за полцены. Я бы тебе предложил, да путевка на одного. А ты у нас… – Славин закатил глаза и сделал руками несколько движений, как будто ощупывая невидимый воздушный шар, что, по его мнению, должно было изобразить состояние моей личной жизни.

– А сам чего не едешь? – спросил я, зная, что Славину в принципе неизвестно такое простое человеческое чувство, как бескорыстие.

– Не могу, – страдальчески скривился тот, – срочное дело подвернулось…

Он замолк, и я понял, что подробности из него вытащить будет совершенно невозможно. Да, собственно, и не больно хотелось-то.

Однако у меня в голове постепенно формировалась мысль: «А почему бы и нет?» Дел у меня особых в Москве нет, этим летом, как, впрочем, прошлым и позапрошлым, я никуда не выезжал отдыхать по-человечески… Почему бы в разгар бархатного сезона мне не съездить в Сочи? Тем более что после нашего разговора с Леной общение с ней мне строго противопоказано. И даже вредно. Как ни крути, впервые в жизни предложение Славина оказалось как нельзя кстати.

– Давай, – быстро произнес я, – беру.

– Ясно, – понимающе покачал головой Славин, – кого-то из престарелых родственников хочешь облагодетельствовать?

– Да, – ответил я ничтоже сумняшеся, – троюродную бабушку.

Так я оказался в Сочи.

Первые два дня я наслаждался теплым солнцем, морем и отсутствием Лены, Славина, Генриха Розанова, юрконсультации No 10. Все московские реалии моей жизни покрылись будто какой-то дымкой, они стали нереальными и ненастоящими. К концу второго дня я уже начал сомневаться в существовании Лены Бирюковой.

На третий день я познакомился с Томой. Ее крепкие ноги цвета молочного шоколада поразили мое воображение. Мне стало положительно стыдно за бледно-поросячий цвет собственной кожи. Однако Тому, по-видимому, это совершенно не смутило. Мы до вечера купались в теплой воде, потом пошли в ресторан, потом в бар, потом в другой бар, со стриптизом, а потом поднялись ко мне в номер…

…А потом я проснулся весь в шоколадном сиропе, с дикой головной болью и без копейки денег.

Не надо обладать аристотелевской логикой, чтобы связать эти два события – вчерашнее знакомство с девушкой Томой и мое сегодняшнее состояние.

Немного напрягши память, я вспомнил и подробности вчерашнего разгульного и развратного вечера с Томой, и каким именно образом мы с ней использовали шоколадный сироп.

От этих воспоминаний меня даже передернуло. Эх ты, Гордеев, дурья башка, позволил провести себя как мальчишку! И что теперь делать прикажешь? Денег ни копейки, авиабилет на рейс только через неделю. Знакомых никого. Даже телеграмму дать не на что. Ну не в милицию же идти. Представляю рожу дежурного местного отделения, когда тот узнает, что столичного адвоката провела местная воровка.

Придется звонить в Москву, просить, чтобы деньги выслали срочно. Но ведь опять объяснять придется!

Я сидел на кровати, обхватив гудящую голову ладонями, и думал, что делать дальше.

Вдруг в дверь постучали. Наверное, горничная. Пришла менять постельное белье или что-то в этом роде. Кое-как натянув шорты, я направился к двери.

Пока я шел, постучали еще раз – громко и нетерпеливо.

– Иди, иду! – проорал я и нажал на дверную ручку. Разумеется, дверь оказалась незапертой: когда Тома с добычей выходила из номера, она не позаботилась о замке.

Я не глядя открыл дверь.

Вначале мне показалось, что хмель не до конца выветрился из моей несчастной головы. И что у меня в глазах двоится.

На пороге стояли двое абсолютно одинаковых мужчин. То есть просто неотличимых друг от друга. Мало того, одеты они были в светло-серые элегантные костюмы.

Наверняка это были близнецы.

– Здравствуйте, – сказал один из них, – нам нужен Юрий Петрович Гордеев.

Другой при этом с интересом разглядывал мою помятую физиономию и наряд, состоящий исключительно из потертых джинсовых шортов. Если, конечно, не считать пятен от злосчастного сиропа.

– Это я. Я – Гордеев.

– Мы к вам. Разрешите? – не терпящим возражений тоном заявил другой.

Они вошли в номер, и мне ничего не оставалось, как посторониться.

Надо сказать, вид у них был довольно-таки серьезный. Больше всего они напоминали мафиози: костюмы, несмотря на теплую погоду, лица без тени улыбок, в глазах непреклонная решимость. «А, будь что будет», – подумал я обреченно и закрыл дверь.

Непрошеные гости вошли в комнату и уставились на страшный бардак, царивший здесь.

– Прошу прощения, – пролепетал я, – у меня тут была небольшая… вечеринка.

Они синхронно закивали и присели на свободные стулья. Тут на свету я разглядел, что все-таки они, несмотря на поразительную схожесть, не близнецы. Один был явно старше, сухопарый, с заметной проседью в волосах. Второй обладал округлым холеным лицом и пышной черной шевелюрой.

– Меня зовут Михайлов, – сказал старший, – Константин Михайлов. Это мой брат, Владислав. Нам надо с вами поговорить.

– Вы не могли бы чуть-чуть подождать, – сказал я, – мне надо принять душ.

Братья снова оглядели меня с ног до головы, и видимо придя к выводу, что мне действительно необходимо привести себя в порядок, кивнули.

Я заперся в ванной. За свое имущество я не опасался: красть у меня теперь все равно нечего. А если они явились с другими намерениями, например убить меня за какое-то из прошлых дел, то так мне, дураку, и надо.

Однако я спокойно принял душ и даже побрился. Выйдя из ванной, я не узнал своей комнаты. Постель была аккуратно заправлена, вещи сложены, бутылки и шоколадные потеки куда-то делись. Братья все так же сидели на стульях, а горничная (которую они, видимо, и вызвали) наводила последние штрихи – разглаживала морщинки на покрывале.

Когда она удалилась, старший брат сказал: