Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда) Страница 2

Старший опер РУБОПа — Регионального Управления по борьбе с организованной преступности — невысокий, гладко выбритый, с выдавшейся вперед нижней челюстью и водянистым взглядом, — майор Ловягин, взял ответственность на себя, гаркнул:

— А ну быстро всем на лестницу…

Он был известен как слегка причекнутый то ли после Афгана, то ли после Чечни.

Его пихали в каждую дыру, но он снова возвращался, живой и невредимый, только еще более дурковатый. Надевал свой висевший в шкафу выходной костюм, галстук, из тех что продают в киоске на каждой станции метро, брал своими непропорционально большими, не по росту, руками любимый кейс «джеймс бонд» и ехал в министерство на Житную отмечать командировку…

— Лейтенант, закрой квартиру и никого не пускай!

Держался Ловягин намеренно угловато, с почти блатным шиком, отличающим истинных розыскников-фанатов.

Девчонка — следователь, чувствуя поддержку, тоже вякнула что-то мало убедительное…

— Да, давайте, товарищи… — сказал кто-то из высокого начальства. не будем мешать…

В квартире, кроме соседей-понятых, все равно осталось человек шестьиз самых твердых придурков. Против таких — хоть в рукопашную. Этого даже агрессивный Ловягин не мог себе позволить.

Обстановка, если бы не мертвый китаец на полу, была вполне мирной. Даже домашней. Судмедэксперт негромко надиктовывал в протокол детали осмотра трупа, следователь быстро писала красивым разборчивым почерком…

Старший опер ходил по квартире, цеплял глазом все, что по его логике могло сопутстствовать преступлению — мелкие бумажонки на полу, номера телефонов, записанные на обоях у телефонной тумбочки.

В кухне его заинтересовали холодильники — вместительные, не из дешевых, с компьютерной программой, обеспечивавшей заданный режим.

Он открыл их один и другой: «пустота…»

Ловягин не расставался с блокнотом и все чиркал там карандашиком.

— Знаете его? — Ловягин показал одной из женщин — понятых на труп. Женщина показалась ему бойчее.

Та словно ждала — запричитала быстро-жалостливо, на всю комнату:

— Леша-студент! Ой, да он такой смирный… Мухи не обидит! Мы все ему невесту искали, хотели женить… Да нет уж! Своя узкопленочная там у него, на родине. Брат еще есть. Приезжает…

— Брат?

— Малость постарше… Крупный такой китаец. Метра два ростом. Тоже вежливый очень. Мать у них в Китае. Девять человек детей. А учиться у них там тяжело. Вот и приезжают. Там у них российские дипломы ценятся…

— На кого он тут учился?

— Ой, да на этого! На хирурга! Кто же этого его так?! И одежу забрал…

— Одежа висит, — вмешалась в разговор вторая понятая. — Вон на стуле. Видать сам разделся…

В дверь постучали.

— Кого еще черт несет?! — крикнул старший опер.

Лейтенант уже открывал дверь.

— Товарищ полковник…

Замначуправления кивнул. Высоченный, крутой мужик, родом из ближнего Подмосковья. Биография его была известна. Попал он в милицию по чистой случайности. После дембеля. Рядовым. Закончив тогдашнюю Высшую Школу МВД, сразу пришел в ГУВД и оказался ко двору. А дальше — попер и попер… Без блата, на одном умении жить. Да еще на увлечении, которое, как никакие другие, даже легче, чем теннис, открывает путь в общество избранных, обеспечивает продвижение по службе — на страсти к охоте…

Полковник теперь курировал раскрытие преступлений, имеющих общественный резонанс.

— Ловягин. Иди-ка сюда.

— Вот он я!

Они уединились в кухне.

От полковника слегка потягивало перегаром.

Косивший под дурня или под юродивого, с которого нет спроса, старший опер мгновенно уловил его, спросил фамильярно:

— Коньячку откушали вчера, Семен Иванович? А, как насчет опохмелиться? А то здесь есть. Но только китайская. С жень-шенем…

— Да ну с их отравой… Как дело? Зацепки есть?

— Пока нет. Собака потеряла след недалеко у подъезда. Скорее всеего, тут стояла машина…

— Свидетели?

— Пока нет. Участковый и оперативники обходят соседей. Может, кто-нибудь видел…

— Это мы уже проходили.

— Участовый очень надеялся на одного. Тот ему уже помог однажды. Инвалид. У окна все время сидит…

— У тебя есть что?

Ловягин один за другим продемонстрировал пустые холодильники.

— Не для продуктов же такие камеры…

Старший опер говорил намеренно хрипло. Отрывисто. Таким, как этот мужик, надо подавать себя нахрапистым, сильным. Демонстрировать, что знаешь, чего ты добиваешься: иначе, конец… Потом про тебя и не вспомнят!

Полковника тоже заинтересовала необычная для кухни техника с программным компьютерным обеспечением.

— Ты прав.

— Я думаю, тут хранили медицинские препараты! Для пересадки органов. Убитый — ведь он медик…

— Я что-то не догоняю тебя Ловягин! Яснее можешь?

— Тут китайская мафия поработала.

— Ты имеешь в виду «триады»?

Чень — по китайским меркам настоящий великан — около 190 сантиметров ростом — вытянулся в громоздком, как ванна кресле пятидесятых годов и включил похожий на сгорбившегося лакея торшер.

Он любил эту свою московскую квартиру. Она была большой и слегка потертой. Как дорогая плюшевая игрушка, которой много лет никто не играл. Но, вместе с тем, — производила впечатление не только своей вместительностью, но и видом, который открывался из окна на самый центр Москвы — гостиницу «Метрополь» и Центральный Телеграф.

Все в квартире было крупным, тяжеловесным, добротным. И хотя повидал он на своем веку немало роскошных аппартаметов, она, как бы поднимала его в своих собственных глазах. Может потому, что помнил себя в раннем детстве в квартире отца — одного из сановников Мао, снесенного культурной революцией с олимпийских высот в тюремное подземелье.

Придвнув к себе старомодный, но хорошо сохранившйся телефон, он набрал номер справочного бюро.

— Как мне позвонить мистеру Лань У, корреспонденту из Гонконга. Он аккредитован в Москве…

Выяснив нужный номер, он неторопливо набрал его. Трубку сняли на четвертом гудке.

— Хеллоу! — приятный мужской баритон был вкрадчив.

— Господин Лань? — Чень кашлянул. — Это близкий приятель Ли. Вы уже слышали о его судьбе?

— Я ничего не знаю…

Похоже, звонок застал корреспондента врасплох.

— Он убит. Его застрелили…

Чень немножко промолчал и продолжил:

— Я собираюсь найти тех, кто это сделал. Как вы понимаете, ни в какую милицию я обращаться не стану. Вы меня слышите?

Он сознательно дал почувствовать собеседнику, насколько решительно настроен, но тот все еще молчал.

Чень досадливо поморщился и продолжил:

— Я не хотел бы приезжать к вам домой: у вас жена, дети! Единственно, что мне хотелось бы знать: имя той фирмы, где Ли заказывал для вас девочек…

Он тут же почувствовал: стрела попала в цель. Мистер Лань спросил, где и когда он может видеть прятеля Ли.

— Я живу напротив Центрального Телеграфа. Тут мы и встретимся…

Мистер Лань оценил форму, которая была использована для приглашения, торопливо спросил

— Когда именно?

Чень насмешливо поджал губы: ох уж эти гонконгские китайцы! Любой нажим, и они уже тают от ужаса, как мороженное! Что бы не говорили, а Запад обезоруживал: права человека, демократия, цивилизованность! А когда наступал час «икс», человек в ужасе зарывал голову в песок…

У Ченя на родине, таких бесхребетных слизняков не встретишь. Там все с хребтами…

— Сколько вам нужно, чтобы доехать?

Он вежливо дал понять, насколько все срочно.

— Минут сорок…

— О кей, через сорок минут. Буду ждать вас на лестнице у Центрального Телеграфа. У входа… Надеюсь, меня вы не перепутаете: я не просто говорю по — китайски, я еще и настоящий китаец…

Через сорок минут Чень увидел поспешно взбегающего по лестнице китайца.

Чем-то Лань У напоминал его самого. И не только ростом и поджаростью. Оба были одеты в подобранные со вкусом европейские костюмы, и оба выглядели, как иностранцы, выбравшие для встречи в незнакомом городе место, которого не могло не быть — Центральный Телеграф.

— Лань, — протянул руку журналист.

— Чень, — ответил тот не без иронии. Он хорошо сознавал свою силу и знал, что, хотя она и невидима и неслышима, как радиация, дозиметры инстинкта ее тут же улавливают. Звонят, как взбесившеся счетчки Гейгера Мюллера.

Лань лихорадочно рылся в своих записных книжках. Их у него было две. Перелистывал страницы, нервно цокал, возвращался назад. По-видимому, хотел показать Мистеру Ченю насколько готов выполнить любую его просьбу.

— Это все, что вам нужно? — он почти плакал.

Чень презирал слизняков, но знал, что если их напугать, они становятся опасными. Поэтому ответил терпелво.

— Все… — И ободряюще улыбнулся.