Михаил Петров - Гончарову наносят удар Страница 2

Настроение испортилось, петь больше не хотелось, к тому же сухой асфальт кончился, и теперь приходилось месить грязь городских окраин.

- Извини, Костя, из-за меня ты попал в неприятную историю, закудахтала Ленка. - Но кто мог подумать!

- Не переживай, - успокоил я ее, - мне из-за тебя вляпываться не впервой.

Знакомый дом предстал передо мною в полном своем великолепии. Лет двадцать тому назад он, несомненно, являлся лучшим строением во всей округе, но теперь, когда все оккупировали новые русские с трехэтажными теремами, дом явно стушевался, стыдясь своего одноэтажного убожества. Черный барбос хмуро сидел на крыльце, болезненно переживая смерть хозяина. Жирный рыжий котяра, равнодушный к людскому горю, развалился рядом, вполне довольный положением вещей. Щуря зеленый глаз, он радовался весеннему солнцу и той беспечной птахе, что наверняка уже покоилась в его толстом брюхе.

В доме после моего последнего визита ничего не изменилось, хотя и прошло не менее двух лет. Из глубины комнаты нам навстречу вышел высокий бугай, очень похожий на Елену.

Наверное, брат, решил я и не ошибся.

- Александр, - представился он, - Ленкин брат. А вы, наверное, Константин Иванович? Мне о вас сестра много говорила. Только, я думаю, напрасно она вас побеспокоила. Я не сомневаюсь, что отец сам на себя наложил руки. Все так говорят.

- Я тоже так думаю, но посмотрим. Проводите меня на кухню.

Все было так, как обрисовала мне Елена. Пройдя по пути самоубийцы, для пущей убедительности я попробовал повеситься, и, черт возьми, мой эксперимент чуть было не окончился плачевно для меня. Выловленной селедкой я задергался в темноте подпола, надежно прихваченный капроновой веревкой. Слава Всевышнему, что я был не один. Стоящий на стреме Александр вовремя прервал мой следственный эксперимент, освободив удавку. Лежа на холодном земляном полу, я думал о том, насколько безгранична глупость господина Гончарова и насколько прекрасен окружающий его мир.

- Вы не ушиблись, Константин Иванович? - участливо поинтересовались дети висельника.

- Ушибся, но не сейчас, лет сорок тому назад, - прохрипел я передавленным горлом, - может быть, еще при рождении. Мне об этом часто говорили педагоги, но я, глупец, им не верил.

Взъерошенного и несчастного, меня извлекли на свет и напоили горячим кофе с молоком. Что и говорить, вид я имел не самый геройский, если не сказать большего. Шея и гортань болели, ужасно саднили локоть и колено, ведь я шлепнулся на бетонный пол. Но главное было доказано: повеситься таким необычным манером вполне возможно. О чем я не замедлил сообщить Елене.

- А я все равно не верю! - упрямо возразила она. - У него и мысли такой никогда не было. И потом, как ты все-таки объяснишь пропажу дневника?

- Поищи получше. Кстати, а больше ничего не пропало?

- Не знаю, надо будет еще раз все хорошенько проверить. Этим я займусь вечером, сейчас нужно ехать к маме. Я не буду назойлива, если потом тебе позвоню?

Заверив, что разговор с ней мне всегда приятен, я отправился домой.

* * *

Я уже заканчивал нехитрый холостяцкий ужин, слегка сдобренный отвратительной водкой, когда в дверь позвонили.

- Кого черт принес? - громко осведомился я, не трогаясь с места.

- Это по поводу сегодняшней аварии, откройте, пожалуйста.

Я опрометчиво открыл дверь, и в квартиру ввалились три качка. К такому визиту я был совершенно не готов, потому стоял в некоторой растерянности, наблюдая, как ублюдки, не снимая обуви, бесцеремонно располагаются в моей комнате.

- Присаживайся, мужик, в ногах правды нет, - милостиво разрешил мне паскудный пятнадцатилетний пацанчик.

- В чем дело? - немного придя в себя, строго спросил я. - Что вам нужно?

- Да ты раньше времени не напрягайся, - изрек верзила с челюстью гиппопотама. - Все путем, нам дедушка про тебя тарахтел. Мужик ты нормальный, с ментами связываться не стал. На тебя у него обиды нет. Забашляй ему за ремонт пару лимонов, и проблем не будет!

- Что? - От такой вопиющей наглости у меня даже челюсть отвисла. - Что ты сказал?! Я не понял!

- Дедушка, которого ты нахлобучил, старенький. Живет на одну пенсию. Тачка, что ты ему разбил, подкармливала. А теперь остался старик без кормильца. За ремонт ему платить нечем. Старость надо уважать. Короче, отстегнуть надо дедку на ремонт.

- Вы что, обалдели? Это он мне должен пару лимонов, а то и больше! Пусть скажет спасибо, что я его пожалел, простил ему все.

- А ты пожалей еще раз, - будь мужиком, отремонтируй его тачку. Тогда и дед будет доволен, и у тебя проблем не возникнет.

- Ладно, хватит мозги сушить, - перебил его молодой недоносок. Короче, мужик, чтобы завтра в это же время ты приготовил пару тысяч новыми. Если завтра здесь будут менты, то послезавтра ты очень об этом пожалеешь. Катим, пацаны!

Дверь захлопнулась, а я остался, оплеванный и раздавленный наглостью сопливых мерзавцев. Ни минуты не сомневался, что подонки эти, новые хозяева нашей многострадальной России, готовы совершить любое преступление только ради самоутверждения. Но идти у них на поводу я не собирался. Это означало бы признание их авторитета и собственного бессилия. Каков выход? Противостояние? Нет, увольте, я еще не совсем оправился от передряг прошлого дела, когда меня готовили к транзитной отправке на тот свет. Что же делать?

Для решения этого сложного вопроса необходим был опытный, знающий советник. Таковой у меня имелся, и в количестве двухсот граммов я принял его на грудь. Уже через десять минут он подсказал мне единственно верный вариант дальнейших действий: "В борьбе обретешь ты право свое".

Успокоенный таким решением, я собрался немного вздремнуть, дабы набраться сил перед этой самой предстоящей борьбой. Вытянувшись на диване, безрезультатно ворочался битый час, стараясь уснуть. Какая-то мысль, совершенно не связанная с визитом мерзавцев, не давала покоя. И вертелась она вокруг моего несостоявшегося, ныне покойного тестя. Несколько раз я мысленно восстанавливал теоретическую картину его самоубийства и все не находил какого-то недостающего звена. Что-то мешало мне полностью уверовать в самоубийство.

Начнем сначала. И я поставил себя на его место.

"Я весь день пью, допился до чертиков, так что даже сигарету затушить не в состоянии. Но, несмотря на это, чувствую себя отлично, даже пытаюсь разговаривать с котом и собакой, единственными близкими мне существами. Они меня отлично понимают и даже отвечают. Полная идиллия! Мы находим общий язык, нам хорошо, и больше никто не нужен.

Откуда появилась эта мымра, моя дочь? И чего она хочет? Ругается, кричит! Курицу у Васьки отобрала! Меня алкашом называет! Куда-то отправить грозится. Нет, так не пойдет. Надо лишить ее наследства! Вот сучка, а еще называется - дочь! Последнюю водку вылила, стерва! Тащит меня куда-то. Задам ей завтра трепку... А, что такое? Где я? Не пойму... Кажется, у себя в спальне. Надо бы опохмелиться, на кухне должно оставаться. Пойду поищу! Что за чертовщина. Нет ни хрена... Стоп, да ее же Ленка вылила! Точно, а еще грозила отправить меня в диспансер. Конечно, когда горбатился на них, был нужен, а теперь - пенсионер, можно и на помойку, как заезженную клячу. Креста на них нет! Вот я им устрою напоследок, чтоб всю жизнь локти кусали! Чтоб всю оставшуюся жизнь им перед людьми стыдно было. Повешусь!.."

Стоп, господин Гончаров, не гони гусей, где-то в твоих рассуждениях сбой. Не хватает логического перехода к дальнейшим действиям твоего незадачливого героя, нет перехода к самому акту самоубийства. Думай, Федя, думай! Будь все так, как ты себе напридумал, а это наиболее вероятная схема развития алкогольного психоза, то твоему персонажу необходимо было бы известить общество о причине самоубийства. О том, кто в этом виновен. А в этом случае он оставил бы посмертное письмо. Но, насколько я понимаю, его нет!

Поздравляю, Гончаров, ты очень умен! Теперь необходимо позвонить Елене и все уточнить.

Я уже потянулся к аппарату, но, опережая меня, он заверещал сам, потревоженный с противоположной стороны Ленкиной рукой.

- Костя, - с места в карьер начала она, - мы с Сашкой перевернули весь дом, но все безрезультатно, папка с дневниками словно испарилась.

- Хорошо, не тарахти! Скажи мне вот что: не находила ли ты посмертной записки отца?

- Нет, конечно, я бы тебе о ней доложила сразу. Да и не могло ее быть. Столько выпить! Он идти-то не мог, не то что писать.

- Понятно, у меня тут появились кое-какие мыслишки, подъезжай, если сможешь.

- Какие мыслишки?

- Не волнуйся, они не затрагивают твоей чести замужней женщины.

- Оставь свои идиотские шутки, мне совсем не до смеха! Сейчас подъедем.

- Подъедем? Это с кем же? Видеть твоего мужа не имею никакого желания.

- Он тебя тоже. Я приеду с братом.

Звонок раздался уже через пять минут. С самым серьезным видом натянув пиджак, я пошел встречать свою бывшую пассию и был немного удивлен, когда в переднюю впорхнула пассия не бывшая, а настоящая. И не кто иная, как дочка начальника РОВД полковника Ефимова, особа капризная и избалованная. Тридцатилетняя баба с холодным и трезвым рассудком постоянно паясничала и кривлялась, изображая пятнадцатилетнюю девочку. Втайне я уже молил Бога избавить ее от меня, хотя и познал сию деву совсем недавно. Спасло меня то, что отец ее был противником нашей связи, и встречались мы урывками, от случая к случаю. На ночь у меня она оставалась только в то треклятое время, когда папаша отбывал в командировку.