Андрей Хазарин - Товар для Слона Страница 2

Господи, до чего же мне повезло! Тогда, в горячке, я ничего толком не прочувствовал, но сейчас, когда вспомнились холодные светлые мертвые глаза, я вдруг понял, как близко была «она.» Меня передернуло — но сразу пришло на смену другое чувство: да, смерть была рядом, но я не ждал её покорно, я бился — и это «его» мертвые глаза уставились в ночное небо, а не мои! Только теперь, через десять дней, на меня в первый раз накатило ощущение победы в бою, бешеное, дикое, до багровости в глазах, до повисших у колен скрюченных пальцев…

Борис Олегович не сводил глаз с Колесникова. Тот вначале вел себя сдержанно, говорил по-военному скупо — не говорил, докладывал, — но вдруг, в какой-то важный для него момент, лицо заиграло, в нем появились отблески чувства — и Дубов ощутил, как его самого захватывает и несет… Это длилось несколько секунд, потом Колесников выпрямился, расслабились скрюченные пальцы, он неловко тряхнул головой… И Слон подумал, что, кажется, смог бы понять прелесть вуайеризма.

Дубов перевел дух. Да, напрасно подозревал. Никакого обмана не было. Это человек честный и искренний. Хотя, с другой стороны, вовсе не простофиля — сие он вполне убедительно показал в тот же вечер, когда так успешно сумел продать свой товар и войти в дело… Конечно, все его ходы и уловки видны были насквозь, но парень не вцепился когтями в предложенные деньги — и немалые! — он тоже просматривал собеседника, ему было что предложить на продажу, было чем расплатиться за собственную жизнь и жизнь своей прекрасной дамы, и он сумел выдавить из контрагента не просто деньги и не просто жизнь — он сумел заполучить право на активное существование под крылышком у Слона! И торг вел вроде бы честно и открыто, но не без ловкости и хитрости. Тем, собственно, и привлек…

Что ж это выходит? Честный и искренний человек, отличающийся хитростью и ловкостью? Не сочетается.

Борис Олегович искоса взглянул на Колесникова. Тот смотрел в сторону, нервно курил в кулак, глубоко затягиваясь, и видно было, как постепенно успокаивается у него дыхание.

Странно. Совершенно открытый, все на лице, как крик души на заборе, так где же за этим зеркалом прячется тот деловой и умный? Странно. А значит, все же подозрительно… Неужели цирк, неужели такой лицедей?

Тем временем сзади вынырнул Алексей с фляжкой в руке, протянул Колесникову, тот растерянно поднял глаза, потом кивнул, сделал глоток, резко выдохнул.

Алексей вернулся к хозяину, лаконично объяснил:

— Непривычный. Не стоило его сюда привозить.

— Но в тот вечер, — отозвался Дубов, — у меня… он держался очень уверенно, даже нагло…

— А он был только-только после драки, на волне… ну, раздухаренный.

— Подробнее! — приказал заинтересовавшийся Дубов.

— Ну, я так понимаю: те ребята, манохинские, на него с его женщиной наехали, он как-то отбился, даже тачку у них угнал, потом по городу водил, пока мы обставляли территорию, потом сам в драку влез и положил не кого-нибудь — Короля Артура! И тут же к вам попал, и что-то вы ему сказали, не знаю, меня там не было, он почуял опасность — и снова стал биться. Правильные у мужика рефлексы, он бы в нашей профессии далеко пошел, если б помоложе был…

Любопытная версия, подумал Дубов. Однако Алексей — психолог! Кто бы мог подумать! Но, по-видимому, прав. Спору нет, у него были все возможности изучить психологию бойца…

Борис Олегович не стеснялся учиться у кого угодно. Понимал, например, что в данном случае его познания не сравнить с жизненным опытом Алексея, и был готов прислушаться и использовать. Но тут же дополнил выводы бригадира собственными соображениями: способный человек с душой бойца может пойти далеко и в других профессиях…

И ещё одну деталь отметил про себя Дубов: покойный Кононенко… э-э… Артур Митрофанович, начальник охраны многоотраслевой фирмы «Татьяна», для своих сотрудников был Мюллером, то бишь главой гестапо. А вот истинные коллеги по профессии звали его куда уважительнее — Король Артур! Говорит о многом. И заставляет смотреть на Колесникова куда более внимательно…

Бригадиров бальзам на семи травах подействовал. Я ощущал, как постепенно расслабляюсь, как мир возвращается на круги своя. Слон с каким-то зализанным типом ходил по участку Иван Иваныча — вроде бы о покупке садика толковали. Алексей следовал за ними в нескольких шагах. Все группа то скрывалась за постройками и деревьями, то неожиданно появлялась на открытом месте. Я тоже зашел на участок, огляделся, прикидывая, где тут могла прятаться Аська, пока я из-за угла следил за перестрелкой, а потом дрался с Мюллером. Прошел по дорожке в северную сторону, остановился, снова закурил.

Участок доходил до самого оврага. От невысокой — по грудь проволочной изгороди спускался довольно круто вниз откос, поросший травой и кустами дикой маслины. На противоположном склоне ярусами, как сакли, тянулись кооперативные гаражи. Справа, подальше, выглядывал край высокого моста через овраг — там проходила главная дорога на Новоалексеевку. Чем-то меня это зрелище раздражало: и не дикая природа, и не законченная цивилизация. От крохотного ручейка на дне даже журчания не доходило — зато доходила гнилая вонь. Не нравилось мне это место…

За спиной кашлянули. Я оглянулся.

— Да, неприглядная картина, — сказал Слон. — Хотя, если склон террасировать и засадить тенелюбивыми растениями… Едемте, Вадим Андреич, дела наши окончены, а любоваться здесь действительно нечем…

Бригадир Алексей придержал дверцу перед хозяином, я открыл себе сам, сел рядом со Слоном на заднее сиденье, Алексей устроился возле водителя (вторая машина куда-то исчезла). Вырулили на центральный проезд, неподалеку от ворот остановились.

— Вот здесь это… — виновато буркнул Алексей.

Слон огляделся, кивнул головой, показал рукой — езжай, мол, и философски заметил:

— Нужно учиться доверять контрагенту — и не иметь дел сконтрагентами, которым доверять нельзя. Ланского подвел ленинский принцип «доверяй, но проверяй». Вот что значит догматический подход к великому учению…

Я понял, что имеет в виду Дубов. Когда потребовалось выручать нас с Асей от людей Мюллера, Иван Иваныч обратился за помощью к Слону — это по его заказу фирма СИАМИ, где я тогда трудился, поручила мне расследовать делишки Манохина. И было бы все нормально, но Иван Иваныч перестраховался. Видно, опасался, что я сговорюсь с заказчиком напрямую, а СИАМИ останется с носом. А может, это его начальник, неведомый мне Петр Петрович, таким предусмотрительным оказался… Короче, прибыл Иван Иваныч на место событий лично — и получил пулю в лоб. И Андрюше, его шоферу, досталось. Правда, есть надежда, что выкарабкается. Хороший парень, мы с ним сработались…

Тем временем Слон скомандовал в своей подчеркнуто вежливой манере:

— Антон, давайте-ка выедем на мост…

Шофер, не нагличая, пропустил троллейбус, вышел с левым поворотом на Проспект, плавно обогнул клумбу, свернул направо — по сторонам дамбы поплыла сплошная зелень садов. На мосту Антон покосился в зеркальце и остановился по кивку хозяина уже на той стороне, выехав правыми колесами на обочину. Чуть дальше начиналась Новоалексеевка — вправо уходил проспект с одинаковыми длинными домами, а слева, за такими же двенадцатиэтажками, только ещё недостроенными, проглядывал сквозь дымку студгородок.

Дубов вышел из машины, остановился, сунув руки в карманы, во рту дымящая прямая трубка. Еще раз внимательно огляделся. С одной стороны дамбы выгнулись по склону гаражи, с другой, между оврагом и крайними домами микрорайона, — пустырь, уходящий вначале полого, а потом все круче вниз, к кленовой роще вдоль ручейка… Пологого места — метров сто пятьдесят в ширину, а в длину — не меньше полукилометра. Проспект, начинающийся от моста, несколько дальше вдруг суетливо изгибался нелепым вывихом, огибая заборы строящейся станции метро.

— Хоро-ошее место, — проговорил Борис Олегович, ни к кому не обращаясь.

Сел в машину и ещё раз задумчиво произнес:

— Очень хорошее место.

Перед «Дружбой» Рыжая кое-как протиснулась к двери — собралась выходить. Лешечка этого ждал — а чего, ясно же, баба на работу ездит, каждый день, только не всегда в одно время, видно, режим у неё свободный, ждал, и потому уже стоял у своей двери. Рыжая была, на Лешечкин вкус, сильно тощая, но главное — коротышка, и не спускать с неё глаз в набитом вагоне было трудновато. Потому Лешечка заклинивался в уголочке у самой двери в конце вагона: хоть какая толпа, но на выходе не упустишь.

На эскалаторе он ехал ступенек на десять ниже Рыжей, приостановился возле журнального лотка в подземном переходе, вроде бы разглядывая обложку «Пентхауза», убедился, что объект следует обычным маршрутом, неспешно двинулся следом. Рыжая, как каждый день, вышла из подземного перехода на Дзержинскую… тю, на Грушевскую, голову как у коня иметь надо все новые названия помнить, кто такой этот Грушевский, интересно знать, наверно, тоже сука порядочная, только не коммуняка, а бандера… дотопала до тридцать седьмого номера, зашла в подъезд. Все нормально, сейчас поднимется на второй этаж, позвонит в пятую квартиру… точно, звонок такой, аж сюда слышно… так, минут восемь есть, можно покурить.