Дилетантские детективы с животными - Татьяна Мефодьевна Постникова Страница 2

В довершение ко всему, когда я услышала про гибель Мишеньки, сумки с пробами отравленного молока выпали у меня из рук. Молоко разлилось, и теперь пытаться определить в нём что-то, кроме грязи с пола, на мой взгляд, было просто невозможно.

Коршунов кривовато усмехнулся, полагая, что я уничтожила пробы нарочно.

Я теперь становилась подозреваемой номер один. Все сотрудники просто шарахались от меня, уверенные, что это я страшная отравительница, и сейчас поубиваю тут вообще всех, к бесу.

Вскоре появились наш директор и полицейские. Коршунов метнулся к старшему группы и что-то зашептал ему на ухо, кивая в мою сторону. Наверно, предлагая меня тут же взять под стражу и заковать в наручники.

Но полицейский брезгливо отстранился от нашего секретчика, и громко сказал, что и у него, следователя Мосина, а также у оперативников и экспертов достаточно высокая квалификация, чтобы во всём разобраться самостоятельно.

Нас всех, включая директора и Коршунова, собрали в препараторской и один из полицейских стал записывать наши паспортные данные. Мы провели в препараторской уже довольно много времени, когда зазвонил телефон. Директор схватил трубку. Я не слышала, его телефонного собеседника, но по тому, как вытянулось директорское лицо, поняла, что случилось ещё что-то ужасное.

– Господин полицейский, мне необходимо срочно уехать.

– Что случилось?

– Видите ли, руководитель лаборатории, профессор Волков, лежит дома с инсультом, сейчас позвонила наша сотрудница, которая находится рядом с ним, и сказала, что профессору стало хуже.

– А почему больной с инсультом лежит дома, а не в больнице?

– Из соображений секретности, – раньше директора ответил Коршунов, – вы не понимаете, у нас очень важная и секретная разработка.

– Я понимаю, – спокойно отозвался оперативник, – только у вас уже один человек погиб, сейчас вы рискуете жизнью ещё одного человека. Не слишком ли высокая плата за ваши секреты? Пусть сотрудница, которая дежурит у профессора, вызывает «Скорую». И, если врачи будут настаивать на госпитализации, профессора следует немедленно класть в больницу.

– Я должен быть там! – Крикнул Коршунов.

– Вы врач?

– Нет, но…

– Вот и побудьте здесь. Это сейчас важнее.

Честное слово, мне вдруг показалось, что сейчас произойдёт ещё одно убийство, и жертвой его станет полицейский!

Несмотря на то, что я, по всем приметам, должна бы числится в подозреваемых номер один, на допрос меня вызвали далеко не первой. Вызываемые на допрос, в препараторскую не возвращались, но отпускали их домой, или переводили в какое-то другое помещение, никто из нас не знал.

В конце концов, нас в препараторской осталось двое: я и Иванчиков. По мере убывания народа в препараторской, Иванчиков нервничал всё сильнее. А когда полицейские увели Зинаиду Владимировну, бедняга вскочил и забегал по комнате.

– Ну, вот, теперь ясно, что мы с вами главные подозреваемые, – чуть не взвизгнул он.

– Да, Господь с вами, Геннадий Андреевич, с чего вы это взяли?

– Всех уже допросили, и теперь возьмутся за нас во всеоружии!

– Геннадий Андреевич, ну, можно предположить, что это я отравила профессорских кошек, а потом сознательно уничтожила улики, но вас-то в чём можно заподозрить?

– Я после развода ипотеку взял!

– Тем более, вы заинтересованы в получении премии.

– Вы что, не понимаете, что за продажу формулы нашего катализатора, конкурирующие организации готовы заплатить гораздо больше?

– Да успокойтесь, вы, Геннадий Андреевич, вы на шпиона похожи, как я с моими килограммами на Майю Плисецкую. Да и не знаете вы этой формулы. Мы же с этой секретностью, будь она неладна, друг от друга уже прячемся.

– Ой, а ведь и верно, толком не знаю, я ведь в основном на статистике сидел.

– Ну, вот, значит, и бояться вам нечего.

Наконец и меня вызвали на допрос.

Допрашивал меня сам следователь Мосин.

– Так, Елена Николаевна Кузнецова. Елена Николаевна, пожалуйста, расскажите, что у вас тут происходит.

– Господин следователь, я понимаю, что вопросы задаёте здесь вы, но можно один маленький вопрос? Как там профессор Волков? Понимаете, мы с Пашкой и Сонечкой, это его покойная жена, с первого курса дружили.

– Волков госпитализирован, подробностей, к сожалению, не знаю.

– Спасибо и на этом. Так вот, вчера утром мы обнаружили, что все животные в экспериментальной группе «А» погибли. Как мне удалось установить, мыши были отравлены мышьяком. Соответствующие записи по экспертизе содержимого поилок и кормушек, а также результаты вскрытия, вы найдёте в журнале.

– Насколько я понял, животные погибли только в одной из четырёх групп. Почему это так огорчило профессора?

– Видите ли, эксперимент построен таким образом, что выпадение любой из групп, будь то «А», «В» или «С», делает его продолжение бессмысленным. А группа «D», вообще контрольная. Так, что остальных мы просто забили.

– А чем вы забиваете экспериментальных животных?

– Эфиром.

– Не мышьяком? Точно?

– Точно эфиром, который мы официально получаем с медицинского склада, а при списании на каждый флакон сто бумажек заполняем.

– Ну, что же, это облегчит нашу работу. А скажите мне, Елена Николаевна, что это за история с отравленными кошками?

– Я сама ничего не понимаю. Молоко и другие продукты я купила в фермерском магазине тут рядом, за углом. Волков всегда там покупал, это его ещё Сонечка приучила. Раньше ничего подобного не случалось.

– После магазина вы сразу поехали к Волкову?

– Нет, я минут на двадцать-тридцать зашла в лабораторию, мне надо было дать задание лаборанту Меркурьевой.

– Где была сумка с продуктами?

– Я её оставила в раздевалке. Я не собиралась надолго задерживаться и не стала перекладывать молоко и творог в холодильник. Но, судя по тому, какая быстрая реакция была у животных, речь не идёт о банальном пищевом отравлении. К сожалению, что именно было в молоке, по-видимому, мы уже не сможем узнать. Когда мне сказали про Мишеньку, я сумки уронила и все разлила.

– Об этом не волнуйтесь. Наши эксперты всё сумеют выяснить. А как так получилось, что вы застряли в лифте?

– Понятия не имею. Но если вы полагаете, что я это сделала нарочно, потому как мне доставило удовольствие часовое сидение в тёмном лифте с неизвестной отравой и мёртвым котом в руках…

– Зато алиби у вас железное.

– Алиби? Значит, Мишеньку всё-таки убили? Так я и думала.

– Почему?

– Во-первых, когда человек самоубивается, вряд ли говорят об алиби, а во-вторых, мальчик был инвалидом детства. У него болезнь Дауна. Я не психиатр, но мне кажется, что в бедную Мишенькину голову мысль о самоубийстве, да ещё таком демонстративном, вряд ли могла прийти.