Серебряный капкан для черного ангела - Марина Владимировна Болдова Страница 2

– Николаевич… А ты что вдруг в рабочий день ко мне? Я тебя в выходные ждала, – запоздало всполошилась Аглая.

– Я поживу у тебя пока, ладно? – отвела взгляд в сторону Берта.

– Устали друг от друга? – спросила Аглая, получилось, как ей показалось, немного с сарказмом, она смутилась. – Прости… Машину в гараж загони, в город-то не поедешь сегодня?

– Поеду, в два суд. Ксюшка разводится, я у нее адвокатом. Попросила, я отказать не смогла, подруга детства все же. Уговорила ее пойти на мировое соглашение.

«С такой подругой врагов не нужно», – подумала Аглая, зная об однокласснице дочери больше, чем сама Берта.

…Детей из поселка в городскую школу возил микроавтобус. И только одноклассницу Берты Ксению Голод – «Мерседес», управляемый личным водителем отца. Впрочем, факт, что известный ресторатор Глеб Валентинович Голод – действительно биологический отец девочки, подвергался сомнению не раз. Уж очень непохожей на него была Ксюша. Но поскольку маму ее никто никогда без макияжа и окрашенных в разные цвета волос не видел (возможно, на самом деле это она была обладательницей смоляных кудрей), то разговоры на тему отцовства возникали и стихали на том же вопросе, оставшемся без ответа. Аглаю же волновало лишь то, что капризная и своенравная девица выбрала в подруги ее дочь. Настойчиво напрашиваясь в гости, к себе в дом Ксения Берту не приглашала. За годы учебы ее дочь так и не узнала, как живет «подруга»…

Берта ушла в дом, Аглая же осталась на веранде. Вчерашние тучи, обещавшие дождь, но так и не выдавшие ни капли влаги, угнал в сторону гор северный ветер. Накануне он, точно хулиган разметав по двору скошенную Аглаей траву, холодком проник в открытые окна, отчего в доме всю ночь было свежо. И если бы не тревожные сны, ей, наконец, удалось бы выспаться. Аглая жила на юге двадцать пять лет, а привыкнуть к душному жаркому лету, которое начиналось уже в мае, у нее так и не получилось. Возможно, она бы рискнула вернуться в свой город на Волге, если бы не обещание Дмитрию дождаться его здесь. Умом понимая, что это бессмысленно – каждый вечер с бьющимся от волнения и надежды сердцем заглядывать в почтовый ящик, надеясь найти там письмо, открытку или записку, на худой конец, Аглая упорно выходила за калитку, ключом отмыкала маленький висячий замочек и заглядывала внутрь ящика. Но после того как она отказалась от подписки на газеты, все чаще находила там лишь рекламные листовки. «Агуша, ты только живи здесь, не уезжай. Я переиграю их, слышишь. Пусть через несколько лет, но переиграю. И тогда я смогу вернуться. Ты сразу найдешь в почтовом ящике весточку. Дождешься?» – шептал он ей, прижимая к себе так сильно, что она запомнила из этой последней встречи только эти слова и боль его объятий. Аглая потом долго гадала, кто такие эти загадочные «они». И ждала той самой весточки. Сама порой не понимая зачем ждет…

Аглая подложила в самовар щепки и еловые шишки, с помощью кирзового сапога раздула огонь. К чаю «с дымком» ее приучил муж.

«Намутил-таки всерьез любимый Олежек или терпение у Берты закончилось? Ведь не расскажет ничего, можно и не спрашивать. Интересно, она вещи забрала? Если все, то ушла от него надолго. Или навсегда? И мне непонятно – почему из собственной квартиры всегда бежит она, а не выгоняет его?» – Аглая вопросительно посмотрела на дочь, которая застыла в дверях, словно раздумывая, не вернуться ли в дом.

– Расскажу позже. Да, мам, Олег накосячил. Да, не прощу. Знаю, ты предупреждала. Закрыли тему? – Аглая пожала плечами. – Я не завтракала, кстати, а ты и не спросила, – обиженно заметила Берта.

– В холодильнике оладьи, разогрей. Чаю налью. Хочешь кофе, свари сама, – спокойно отозвалась Аглая, понимая, что на самом деле укоризненный взгляд дочери относится не к теме завтрака. Не нравится ей, что мать уже в который раз просчитывает шаги зятя наперед. Полгода назад Берта уже возвращалась домой. «Вещи не торопись раскладывать по полкам, твой муж вечером за тобой примчится. А ты его простишь, дурочка», – предупредила она тогда дочь и быстро покинула комнату Берты, чтобы не слышать ее гневных возражений…

– Добрая ты, мам… а я тебе вообще родная? Или к порогу подбросили? – спросила Берта вроде бы в шутку, но Аглая насторожилась. Что? Что она как мать делает или говорит не так?

– С чего вдруг такие вопросы? Завтракать не предложила? Так ты здесь такая же хозяйка, как и я. Не в гостях ты здесь, дочь, а дома…

Берта, ничего не ответив, ушла.

«…Ты меня не любишь! Заставлять ребенка стирать руками носки бесчеловечно! Каждый день я их тру, тру!» – кричала ей восьмилетняя Берта, слизывая слезы со щек и натирая хозяйственным мылом пятку белого носка. «Так у тебя их три пары, а в школу ты ходишь пять раз в неделю», – спокойно объясняла ей она. «Так купи еще носоков… нет, носков… три пары, нет, четыре», – уже тихо просила дочь, а Аглая едва сдерживалась, чтобы не сорваться. Ну не может она сейчас ничего купить! В кошельке только мелочь на хлеб, а до получения выплаты по договору еще неделя. И просить она не умеет…

Аглая смотрела на дочь, которая с тарелкой разогретых блинчиков вышла на веранду. Красота Берты была броской, яркой. Контраст волос цвета колоса пшеницы и темно-коричневых, почти черных бровей и ресниц не мог не притянуть взгляд. В школьные годы ее светлая кожа, тронутая на щеках нежным румянцем, летом покрывалась слабым загаром – Берта обычно забывала наносить защитный крем. Благодаря этому в сентябре она не так сильно выделялась среди одноклассников, которые на каникулах каждые выходные ездили с родителями к морю и первого сентября приходили в школу загорелыми почти до черноты. Аглая же море не любила, заразив этой нелюбовью и дочь. Сейчас Берта старательно пряталась от солнечных лучей, но на лице все равно стали появляться мелкие веснушки, почти сливавшиеся с тоном кожи…

– Вкусно? Садись. – Аглая кивком указала на стул. – Ты не ответила на мой вопрос, Берта.

– Не бери в голову, мам. Конечно, я не подкидыш, знаю. Расстроена в хлам, вот и ляпнула…

– Ну, да… ляпнула… а я думай чем не угодила.

– Прости… О! Полисмены пожаловали. – Берта с высоты веранды смотрела в сторону забора. – Аж две машины. Впусти их, мам, я хотя бы оладушки доем.

– Зря ты их вызвала! Проблем теперь не оберешься, – с вновь вернувшейся досадой произнесла Аглая и, не оглядываясь, пошла