Наталья Калинина - Секрет черной книги Страница 20

– И? – спросила она, кладя газету обратно на стол. – С чего вы решили, что это маньяк?

– Ну а как же, Верочка, – пожала плечами баба Шура. – А кто ж еще девок молодых будет убивать, как не он?

– Баб Шур, во-первых, речь идет об одной девушке, а во вторых, в газете нет ни слова о том, что ее убили.

– Ну а что же тогда с ней случилось?

– Да что угодно! – воскликнула Вера. – Стало плохо с сердцем, к примеру, куда-то упала и разбилась, заблудилась и умерла от голода. Что угодно!

– Не-ет, что-то тут не так, – заявила Зинаида Михайловна так авторитетно, будто сама лично видела труп. – Тогда так бы и сказали: умерла потому-то и потому-то. А то молчат!

– Так Зинаида Михайловна, это же просто заметка, не статья! Да и наверняка в интересах следствия или по просьбе семьи умолчали о подробностях.

Соседка поджала губы и метнула хмурый взгляд, из чего стало ясно, что с доводами девушки она категорически не согласна.

– Зинаида Михайловна, милая, это не криминальный сериал, – тихо засмеялась Вера. – Это только в кино в тихий городок приезжает маньяк и начинает охотиться на местных девушек.

– Жизни ты совсем, Верка, не знаешь, – огорченно проговорила Зинаида Михайловна, тряхнув «рожками» платка. – Нельзя быть такой неосторожной, девонька! Особенно сейчас, когда он вновь вышел на охоту!

– Да кто, Зинаида Михайловна?! – вскричала, теряя терпение, Вера. Ей отчаянно хотелось спать, а не слушать соседкины домыслы, основанные на просмотренных сериалах.

– Маньяк! – рявкнула та. – Он же рядом с тобой ходит, не поняла, что ль? Это ведь он тебе через забор заглядывал! Выслеживал! Я вот Шуре рассказала, так она то же самое говорит. Правда, Шур?

Баба Шура утвердительно кивнула и вновь огладила руками и без того идеально сидящий на ней передник – привычка, которая проявлялась в моменты ее сильного волнения или тревоги.

– О, это вы загнули, Зинаида Михайловна!

– Загнула не загнула, но вот предупредила, – отрезала старушка и сердито оглянулась на свою подругу. – Мы с Шурой, конечно, будем на страже, тебя в обиду не дадим. Но и ты будь осторожна!

– Хорошо, буду, – кивнула Вера. Проще согласиться, чем спорить. Соседок, особенно Зинаиду Михайловну, не переубедишь, если что им втемяшилось в голову. Маньяк – значит маньяк. Впрочем, от такой подозрительности старушек тоже есть польза: любая личность, околачивающаяся у ее дома, не останется незамеченной. Жаль только, что в тот день, когда незнакомые забрались к ней в дом и украли книжечку, Зинаида Михайловна, как на грех, отправилась за покупками. Впрочем, чего уж теперь сетовать: можно сказать, «познакомилась» она уже с ними.

Соседки, взяв с нее еще тридцать три обещания быть осторожной, наконец-то ушли, оставив газету на столе: никак в качестве напоминания о «маньяке». Вера опять перечитала заметку, уже в тишине и одиночестве пытаясь понять, что ее так в ней зацепило.

Имя и фамилия погибшей. Галина Старополова – это имя было записано в той черной книжечке, которую ей дала Кузьминична. Фамилия была не такая уж распространенная, потому и запомнилась, к тому же у Веры была хорошая память на имена. Теперь понятно, почему в тот раз, когда Вера позвонила, собеседница не взяла трубку. К тому времени она уже два месяца как была мертва.

Вера заходила в волнении по комнате: а что, если бандиты забрали у нее блокнот именно потому, что в него было внесено имя этой погибшей девушки? Значит ли это, что они как-то были связаны с нею или, не дай бог, причастны к ее гибели? Вере стало страшно. Она схватила свой телефон и отыскала оставшиеся в памяти телефоны тех пятерых людей, по которым звонила. По двум ей тогда не ответили (Галина и некая Яна), один раз трубку взяла девушка – Мария Синицына (сказала, что никакой Валентины Кузьминичны не знает), по четвертому номеру ей сообщили о смерти некоего Сергея Петрова. И наконец, по пятому номеру ответил мужчина, который тоже не был знаком с Кузьминичной. Сама еще не понимая, зачем это ей нужно, поддавшись порыву, Вера позвонила по одному из этих номеров, а затем, услышав сообщение о том, что абонент недоступен, набрала другой номер, третий, четвертый… И четыре раза получила одинаковый ответ – о недоступности абонента. Даже у ответившей ей в первый раз Марии Синицыной оказался отключен телефон. И если до этого Вере просто было страшно, то сейчас на нее накатил настоящий ужас: она вообразила себе, что всех этих людей постигла одна участь. Во что ее втянула Кузьминична?!

И только на пятый раз трубка наконец-то отозвалась живым голосом.

– Слушаю! – произнес тот мужчина, с которым Вера разговаривала в первый раз.

– Але? – вопрошал незнакомец, а она не знала, что ему ответить. Она была почти уверена в том, что и у этого абонента телефон окажется отключенным, и оказалась неготовой к разговору. Поэтому она нажала на кнопку отбоя и тихонечко положила мобильный на стол рядом с газетой.

VII

Ух и страшный же сон ему привиделся! Будто умерла Марфа, похоронил он ее, а жена воскресла, пришла домой, стоит, будто живая, улыбается краешками рта.

– Что ж ты, милый, меня не пускаешь? Или не рад?

– Бог с тобой, Марфонька, как же не рад? Да разве так бывает, что покойная жена является сама?

– Замерзла я, милый, пусти отогреться.

Руки протягивает – холодные, будто изо льда. Коснулся их Иван и невольно отдернул ладони. А Марфа смотрит с упреком – обижена таким нерадостным приемом. Да все это от неожиданности. Дар речи потерял, увидев мертвую жену воскресшей.

– Устала я, пройдя такой путь. Далеко, темно, страшно… Пусти меня. Или уже не любишь?

Как не любит – сердце от горя разрывалось. Только какая-то Марфа не такая. Улыбается, а глаза смотрят цепко и холодно, словно вглядываются Ивану в саму душу.

– Проводи меня, Ванечка, – вздохнула горько и пошатнулась Марфа, будто от слабости. Неторопов едва успел подхватить ее под локоть. А что, если не умерла жена вовсе, лишь чувств лишилась, а он, обезумев от горя, поторопился? Дал увлечь себя лживым словам старого грешника, отвез бесчувственную жену в лес да бросил?

– Конечно, милая. Провожу я тебя. Ты прости меня, Марфонька, сам не свой был от горя. Думал, потерял тебя.

– Да нет же, милый! Как же потерял! Вот она я.

Прижалась она к нему застенчиво-робко, как обычно, и Иван, ободренный этим знакомым ему ее прикосновением, повел Марфу к лавке, уложил, укрыл потеплее и сел рядом. Держит ее руку, не отпускает, будто боится, что исчезнет жена, как утренний сон, греет ее ледяные пальцы.

– Марфонька, постелить тебе на печи? Там теплее, а тебе нездоровится.

– Ну что ты, милый! – улыбнулась она, но как-то отстраненно, будто и не ему, а мыслям своим. – Не больна я вовсе! Была, да излечилась. А что слаба, так устала. Я посплю и наберусь сил.

Уснула она, а Иван еще долго сидел рядом и гладил непокрытые волосы жены, в которых таял снег, а потом и сам уснул рядом на полу.

…Очнулся Неторопов на рассвете, в панике метнул взгляд на лавку и с облегчением выдохнул: все в порядке, спит его Марфа, отдыхает. Приснилось, значит, ему это все. Но какой же этот сон страшный и правдивый! До сих пор в груди сердце мечется от страха, будто пойманная в клетку дикая птица. Иван наклонился над Марфой, послушал ее дыхание: дышит она так тихо, что и не различишь. Только видно, что во сне слегка дрожат ресницы, будто видит Марфа тоже какой сон, но, однако, ее лицо остается безмятежным, видимо, снится ей что-то доброе. Все хорошо, но отчего-то было Ивану жутко и неспокойно на душе, словно беда еще не случилась, а вот-вот должна произойти. В этой маете ходил он по избе из угла в угол, бросая настороженные взгляды в сторону спящей жены, не в силах заняться делом. Проснулась бы Марфа скорей. Может, открыла бы глаза, сказала ему два слова, он бы и успокоился. Но она не проснулась даже тогда, когда пришла Лукерья.

– Ох и непогода нынче разыгралась! – посетовала баба. – Двор твой вон как замело! Прошла по следам полозьев. Ты выезжал, что ль, куда?

Иван молча кивнул, а тело будто окатило горячей волной: как понять, где правда, а где – приснившееся? И хоть пытался он успокоить себя тем, что к тому времени, когда возвратился от колдуна, буря уже стихла, сомнения, сколько раз за минувшую ночь он выезжал со двора, остались. А Лукерья тем временем, проверив, как Марфа, уже засуетилась по хозяйству: поставила в печь горшок с кашей, а затем взялась выметать избу.

– Лежит, будто неживая, – обронила обеспокоенно она, подойдя в очередной раз к хворающей и прислушиваясь к дыханию той. – Спит вроде как. Ну да пусть спит. Огневица сошла, и то чудо! Уж думала, сгорит Марфонька.