Марина Серова - Как в страшном сне. Шоу ужасов (сборник) Страница 20

– Хорошо, вы меня поймали. А вы точно друг?

– Скорее да, чем нет. Во всяком случае, меня беспокоит его судьба. Я знакома с его матерью. – Я сделала паузу. – Мне не понравилось то, что я увидела и услышала.

Похоже, я попала в самую точку. Женщина, поджавшая было губы при первом упоминании о матери Юры, посмотрела на меня уже как на союзника.

– Полностью с вами согласна, – произнесла она с жаром, – к этому же невозможно спокойно относиться!

– К чему именно?

– Мальчик не желает ее видеть. Хотя приходит она не так уж и часто, примерно раз в месяц. А после ее ухода он сам не свой. И, кажется, иногда плачет.

– Да уж, с ней заплачешь, – пробормотала я. – А как случилась авария, вы, конечно, не знаете?

– Отчего же, знаю, – обиженно повела плечами женщина. – Шел дождь, дорога скользкая. Дело было осенью, и уже вечерело, поэтому видимость была не очень. Когда из-за поворота выскочила встречная машина, отец Юры, а он был за рулем, резко повернул, но не смог вырулить. А там, знаете, место такое – крутой каменистый откос, а ограждение вдоль дороги невысокое. У водителя – множественные переломы, в том числе черепа. А маленький Юра успел забиться под сиденье, это его и спасло. Крышу так сплющило, что машина стала практически плоской. Но позвоночник, к несчастью, мальчик повредил. А вторая машина тут же скрылась. Знаете, такие сволочи бывают, натворят что-нибудь, а сами в кусты.

– А встречная машина действительно была?

– Этот факт точно не установлен. Но если бы ее не было… – женщина прищурилась и помолчала, призывая к вниманию. Убедившись, что аудитория по-прежнему у ее ног, она продолжила: – Если бы ее не было, зачем Юриному папе понадобилось такие виражи на дороге выделывать? Хотя, – добавила она задумчиво, – высказывалось еще одно предположение. В машине могло быть что-то неисправно…

– Тормоза, например?

– Совершенно верно. Но, – костлявый палец предостерегающе указал в белоснежный потолок, – как я уже говорила, машина была почти всмятку, поэтому установить что-нибудь наверняка…

Рассуждения о возможных причинах трагедии грозили затянуться надолго, поэтому я вставила:

– Вы так подробно рассказываете, словно сами при этом присутствовали.

Женщина сбилась с мысли, потерла нахмуренный лоб и вернулась к исходной точке рассказа.

– Мальчика перевели в наш центр не сразу, а через несколько месяцев после несчастного случая. Но к нему часто наведывался следователь, все надеялся, что Юра что-нибудь вспомнит об аварии. Он ведь единственный свидетель получается.

– Но он так ничего и не вспомнил… – Мой вопрос прозвучал скорее как утверждение.

– Знаете, – женщина понизила голос, – следователь считал, что Юра прекрасно все помнит, только говорить об этом не желает. Поэтому мне так много известно об аварии, – следователь рассказал. Он надеялся, что мне удастся разговорить Юру. Мальчик очень одинок и замкнут. Но со мной общается с удовольствием. Мы часто играем во что-нибудь, особенно он любит шахматы. Я ему книжки приношу, помогаю уроки делать.

– Он учится? – удивилась я.

– А как же, у нас все дети учатся. Юра очень умный и развитый мальчик, – проговорила она с гордостью, словно Юра был ее собственным сыном. – Да вы сами увидите, – неожиданно добавила она.

– Так я могу с ним поговорить?

Женщина больше не колебалась.

– Десятая палата. Второй этаж, третья дверь направо от лестницы. Только недолго, время посещений уже почти закончилось. Юра сейчас должен быть у себя, – добавила она.

А где он еще может быть? Этот вопрос едва не слетел у меня с языка, но я его вовремя придержала.

Здание центра, когда-то содержавшееся в идеальном состоянии, сейчас явно требовало капитального ремонта и серьезных вложений. Однако искренняя забота сотрудников о своих маленьких подопечных несколько компенсировала ощутимый недостаток средств. Лестница, как и все вокруг, сияла чистотой. Потрескавшиеся от времени ступени были тщательно вымыты. Я поднялась на второй этаж. По одну сторону широкого светлого коридора виднелась нескончаемая череда дверей, по другую – сплошной ряд высоких окон с широкими, также местами растрескавшимися подоконниками. Возможно, раньше в здании располагался какой-нибудь санаторий-профилакторий солидного предприятия. Теперь от былого финансирования остались лишь воспоминания, крепкие стены и добросовестность сотрудников, с лихвой перекрывавшая равнодушие властей к нуждам центра.

И все-таки центр больше походил на больницу. Впечатление усиливал стойкий запах карболки и медикаментов, к которому примешивался едва ощутимый аромат сирени.

– Войдите, – неуверенно отозвался на стук в дверь высокий мальчишеский голос.

Юра сидел за столом в инвалидной коляске. В руке он держал шариковую ручку. На столе лежала тетрадь, учебники, большая часть из которых была сложена с краю аккуратной стопкой. Мальчик смотрел на меня с удивлением и недоверчивостью. На вид ему было не больше двенадцати лет. Коротко стриженные светлые волосы торчали ежиком. На веснушчатом серьезном лице виднелись следы загара.

Теперь я поняла последнюю фразу женщины в регистратуре. Мне почему-то казалось, что Юра непременно должен лежать в постели, застеленной хрустящими белоснежными простынями, и часами глядеть в потолок. Но мальчик, очевидно, вел подвижный образ жизни. В пределах своих возможностей, разумеется. Судя по количеству кроватей, палаты были рассчитаны на четверых, но сейчас мальчик коротал время в одиночестве.

Я вошла в комнату, прикрыла дверь и только тогда произнесла:

– Здравствуй, Юра.

– Здравствуйте.

– Меня зовут Евгения Охотникова. Я – телохранитель. Знаешь, кто это?

Юра кивнул.

– У человека, с которым я сейчас работаю, неприятности. Мне нужно выяснить причину этих неприятностей. Так получилось, что твоя мама может быть в этом как-то замешана.

Я замолчала. Несколько мгновений мальчик смотрел на меня озадаченно. Он растерянно обвел взглядом комнату, как будто увидел ее впервые, затем, очевидно, принял какое-то решение.

Оттолкнувшись от стола и ловко развернувшись на ходу, он подъехал к аккуратно застеленной кровати, сдвинул в сторону теннисную ракетку и набор мячей.

– Присаживайтесь, – он слабо улыбнулся. – Извините, но я не совсем понял.

Я мучительно попыталась собраться с мыслями, не зная, что и как говорить дальше. Рассказывать Юре о своих подозрениях в отношении Татьяны Федоровны мне не хотелось. Мальчишке и так не сладко. Наконец я просто сказала:

– Я до конца еще ни в чем не уверена и не хочу, чтобы пострадали невинные люди. Поэтому мне надо, чтобы ты мне кое о чем рассказал.

– Спрашивайте.

Голос мальчика звучал тихо и спокойно, но вот глаза… В глазах Юры затаилась какая-то совсем не детская печаль, скорее, даже тоска. На мгновение мне показалось, что из нас двоих он, а не я взрослее и мудрее. В остальном же – взъерошенные волосы, слегка вздернутый веснушчатый нос, измазанные синей пастой пальцы – мальчишка как мальчишка. В руках он продолжал крутить ручку.

Чтобы скрыть смущение, я посмотрела вокруг и бодрым голосом произнесла:

– А у тебя неплохо.

Юра снова слегка улыбнулся. Так иногда улыбаются взрослые, когда ребенок говорит какую-нибудь трогательную глупость. У меня появилось ощущение, что я ляпнула что-то не совсем подходящее.

– Извини, я понимаю, тяжело, наверное, изо дня в день торчать здесь.

– Из года в год, – спокойно поправил Юра. – Ничего, я почти привык.

Я молча выругала себя за бестактность.

– Юра, – слова давались мне с трудом, – я хочу задать тебе вопрос, который ты слышал, наверное, очень часто.

– Почему произошла та авария?

Проницательность мальчика меня удивила. Он сформулировал вопрос не «Как?», а именно «Почему?».

– Да.

– Я был еще маленький.

– Но ведь ты помнишь, верно?

– Кое-что, – мальчик взглянул на меня настороженно, ожидая следующего вопроса.

– Куда вы ехали? – не знаю, почему я это спросила.

– Из города, – голос Юры внезапно зазвенел. – Папа хотел уехать. И меня увезти. Папа говорил, она угробит нас своей заботой, – губы мальчика скривились.

– А мама знала?

– Что именно?

– Что папа взял тебя с собой?

Юра посмотрел в окно и едва слышно произнес:

– Нет. Она думала, я на дне рождения у соседского мальчика. Я и был там, а потом увидел из окна, как папа вывел машину. Он ненадолго зашел обратно в дом, а я спрятался в машине. А выбрался, когда мы уже почти за город выехали.

– Ты же сказал, папа и сам хотел тебя увезти? Зачем было забираться в машину тайком?

– Он собирался вернуться за мной позже.

– Боялся, что он не вернется?

– Папа обязательно бы вернулся, – Юра посмотрел на меня с укором. – Он бы не оставил меня с ней. Просто я не мог ждать.

Юра снова отвернулся к окну. Мне еще много о чем хотелось бы его расспросить. Но я не могла. Да это, впрочем, было уже и ни к чему. Юра рассказал гораздо больше, чем я ожидала услышать. Намеренно или случайно, не знаю. Может быть, мальчик просто устал хранить печальную тайну семьи Карабановых. И семьи-то никакой, собственно, уже не было. Так, одни воспоминания.