Буало-Нарсежак - Волчицы Страница 20

Я сунул карточку в бумажник и вытер о покрывало вспотевшие ладони. Лучше сразу удостовериться. Я на цыпочках прокрался по коридору к комнате Элен и приоткрыл дверь. На постели ничего. Вернулся, обошел столовую и пробрался к Аньес. Тоже ничего.

- Бернар! - Это звала Элен. - Бернар! Идите пить чай.

Глава IX

Все были в сборе: намазывали хлеб маслом, улыбались, были дружески настроены, меня встретили очень благожелательно.

- Вы что же, спали? - спросила Аньес.

- Так, думал о разном.

- За ним всегда водилась рассеянность. Когда он был маленьким, за ним приходилось ходить в детскую. Вечно сидел, уткнувшись в журнал с картинками.

Ну не сволочь ли! Ложь слетает с ее уст, как цветы.

- Должно быть, ребенок он был непростой, - за метила Элен. - Вам, как старшей, было с ним нелегко?

- Еще как, - очень серьезно отозвалась Жюлия. - Не хотел трудиться.

- А успевал ли он по музыке?

Прежде чем ответить, Жюлия обмакнула тартинку в чай и откусила от нее.

- Не так чтобы очень. Его преподаватель часто на него жаловался.

Мне казалось, я слышу голос матери. Мальчиком я примерно раз в неделю появлялся перед ярко накрашенными дамами, которых она приглашала на чай, и они точно таким же тоном говорили обо мне, а я стоял перед ними, понурив голову, и мне не терпелось поскорее уйти.

- Вы молодец, - сказала Элен, обращаясь к Жюлии.

- Не хвалясь скажу: в том, что он стал таким, есть и моя заслуга, вздохнула та.

- Может, поговорим о чем-нибудь другом? - предложил я. - Я никогда не был силен в искусстве благодарности.

Аньес одобрительно хмыкнула и подвинула ко мне сахарницу.

- Жюлия предупредила вас, что собирается уехать завтра утром?

- Нет, - воскликнул я. - С чего такое изменение в программе?

- Предпочитаю дневной поезд, - объяснила Жюлия.

- Но он же очень поздно прибывает на место, - возразила Элен.

- Что поделаешь!.. Мне так больше нравится.

Вот откуда эта разрядка! Жюлия выходит из игры. Уезжает неожиданно, чтобы помешать мне перейти в наступление.

- Жаль, - вежливо обронила Элен.

- В котором часу у тебя поезд? - осведомился я.

- В половине седьмого утра.

- Экая рань! - вставила Элен. - А ведь вам придется выйти из дому как минимум за час до отъезда. Поезда переполнены.

- Возьму такси.

- Не найдете. Их очень мало, да и те все заказаны заранее.

Спокойствия у Жюлии, казалось, поубавилось. Она чуть было не взглянула на меня, но нагнулась над чашкой, сделав вид, что размышляет.

Ну, до вокзала не так далеко, чемодан не тяжелый, в любом случае я провожу Жюлию. Стало быть, никаких проблем, - как ни в чем не бывало проговорил я.

- Мы сейчас же приготовим вам бутерброды, - продолжала Элен. - Я сварю яйца вкрутую. Это позволит вам продержаться до Сен-Флура.

- Спасибо, - сказала Жюлия. - Но я бы не хотела никого беспокоить.

Она повернулась ко мне.

- Знаешь, ты вовсе не обязан провожать меня... Я напишу тебе, как только доберусь до места.

- Да нет же, нет. В лагере я привык подниматься ни свет ни заря, шутливо настаивал я.

Жюлия все помешивала ложкой в чашке, хотя сахар давным-давно растворился.

- Может быть, попробовать дозвониться в таксопарк? - предложила она.

- Как вам угодно, - уже сухо ответила Элен.

Жюлия пошла звонить. Мы сидели молча и слушали.

- Какая досада! - всякий раз, кладя трубку на рычаг, повторяла она.

Вскоре Жюлия вернулась в столовую.

- Никто вас не съест! - сказала ей Аньес.

- Да, я знаю, - вяло пробормотала Жюлия. - Извините, пойду собирать чемодан.

- А мы приготовим еду в дорогу, - сказала Элен.

Я остался один с фотографией Бернара в кармане. Подойдя к окну, я вынул ее из бумажника, и, зажав в ладони, поднес к глазам. На меня смотрел мой друг. Он улыбался. Я узнал это выражение его лица - оно светилось, когда не все складывалось так, как нам хотелось. "Ничего! Все утрясется!" На этот раз ничего не утрясется. От очень сильного волнения пальцы мои задрожали. Уж он-то, где бы он ни находился, не осуждает меня. "Если ты видишь меня, то простишь!" - подумалось мне. Я чиркнул спичкой и, держа фотографию за уголок, поднес к огню. Лицо Бернара покраснело, вздулось, исчезло. В пепельнице осталась лишь горстка пепла. Я направился к себе, слегка ободренный, несмотря ни на что. Конечно, у Жюлии есть и другие фотографии, но, если она пытается наладить со мной отношения, не станет же она показывать их Элен или ее сестре. Ну и дурак же я был, что струсил! Я вырвал листок из блокнота и спешно нацарапал:

"Понял ваше предупреждение и повторяю: вам нечего меня бояться. Назовите ваши условия".

Записка была отправлена под дверь и, как предыдущие, осталась без ответа. Напрасно я ждал, вслушивался, в нетерпении топтался на месте и грыз ногти. Жюлия не желала меня замечать. В конце концов я вытянулся на постели. Очевидно, она разыгрывает очень крупную партию и я представляюсь ей личностью, готовой на все, наделенной бездной находчивости и хитрости - как иначе я мог осуществить побег из лагеря? - а также способной на убийство. Раздираемая страхом и алчностью, она попробовала обезоружить меня своими вовсе не безвинными ласками и угрозами. В Лион она приехала в полной уверенности, что встретит там брата. Откуда ей было знать о смерти Бернара? Но первый же разговор с Элен и Аньес ей все разъяснил. Она сообразила, что перед ней предстанет незнакомец. Тут же задумала воспользоваться ситуацией и разработала план действий.

Я прямо-таки заболевал от нестерпимого ощущения, что я, как ребенок, нахожусь в руках этой женщины. Кроме того, я чувствовал, что темп событий убыстряется. Меня подхватило и понесло, я как бы заново переживал ту давнюю историю с гибелью моей жены в горном ущелье среди выступающих над водой скал. Я бросил думать, неподвижно лежал. Было холодно. Все во мне было противоречиво и сумрачно. Когда меня позвали ужинать, я чуть было не отказался - до такой степени все они были мне ненавистны. Но уроки моей матери не прошли даром. Может, я был способен на низость, на некорректность - нет. Я привел себя в порядок - на мне был костюм Бернара, подогнанный Элен под мою фигуру, - и вышел к сестре, невесте и любовнице. Вот до чего я докатился по своей вине, хотя и не по своей воле.

Ужин прошел довольно оживленно. Не помню уж, о чем мы говорили. Наверняка о войне, участившихся покушениях. Где-то в стороне Тэт д'Ор* произошло настоящее сражение. Но для Элен и Аньес все это значило гораздо меньше, чем отъезд Жюлии. Нам хватало наших скромных личных джунглей; большие джунгли вокруг нас с их резней, перестрелками, всякого рода преступлениями почти позабылись. Мы выпили за благополучное возвращение Жюлии домой. Элен не изъявила желания свидеться еще раз, зато выразила радость по поводу знакомства. Жюлия высказала пожелание видеть нас всех в Сен-Флуре. Это трогательное зрелище надо было видеть, фальшь шла за чистую монету. Аньес одолжила Жюлии свой будильник, сама завела его.

______________

* Квартал Лиона; в период гитлеровской оккупации и вишистского режима Лион - один из центров движения Сопротивления.

- Бернар без труда услышит его через перегородку, - сказала она.

- Завтра утром еще увидимся, - добавила Элен. - Доброй ночи. Хорошенько отдохните: путь предстоит нелегкий.

Я больше не пытался вступить с Жюлией в контакт, но всю ночь почти не сомкнул глаз, прокручивая в уме вопросы, которые должен задать ей по пути на вокзал. В моем распоряжении будет от силы минут двадцать. А ведь придется еще уговаривать ее...

Утренняя церемония расставания была недолгой. Время поджимало. Ни у кого не было желания разговаривать. Быстро при свечах - электричество было отключено - позавтракали. Жюлия выглядела озабоченной, избегала смотреть в мою сторону. Я вообще не выношу эти отъезды на рассвете. Они всегда тягостны, но этот был особенно жутким! У нас едва хватило времени попрощаться. Элен, стоя на лестничной площадке, держала в вытянутой руке свечу. Я спускался первым, неся тяжеленный чемодан, в колеблющемся свете свечи каждая ступенька казалась западней. За мной стучали каблуки Жюлии. Когда мы спустились на первый этаж, огонек свечи наверху исчез, и мы погрузились во тьму.

- Дайте мне руку, - предложил я.

- Нет. Идите впереди. Я хочу слышать, как вы идете... Ну, вперед!..

Отмычкой, которую дала мне Элен, я открыл дверь. Ночь была такой же непроглядной и мокрой, как та, когда я плутал по городу. Жюлия, колеблясь, остановилась на пороге.

- Опоздаем, - тихо проронил я.

Она встала справа от меня - с этой стороны у меня был чемодан, - и мы тронулись, пробуя ногой дорогу, как при гололедице. Метров через двадцать чемодан чуть не вывернул мне правое плечо. Я перехватил его другой рукой. Жюлия вскрикнула.

- Не валяйте дурака, - сказал я. - Больше нет времени играть в прятки. Итак? Что вы хотите мне предложить?

- Кто вы, собственно говоря? - спросила она.

- Это не имеет ровно никакого значения. Месяцы, годы я был товарищем Бернара. У него не было от меня тайн. Мы вместе бежали. Если он и умер, то даю вам слово, не по моей вине.