Роман Канушкин - Стилет - Обратный отсчет Страница 20

- Извините. Продолжайте.

- Наша машина называлась "вольво". Малыш попросился сидеть на "мамином месте" - это рядом с мужем, рядом с водителем. Обычно мы возили его в детском кресле на заднем сиденье, но понимаете... День рождения. Ох...

- Понимаю. Успокойтесь.

- Так вот. Как только мы подъехали к подъезду... к нам подошли два человека. У мужа... словом, было открыто ветровое стекло, он очень много курил. Вот... хм, они как раз разговаривали с сыном о ружье. Мы еще купили ему в подарок ружье. Они смеялись, и муж - он был историк по образованию... я имею в виду - настоящий историк, а не то, что вы подумали...

- Я понимаю вас.

- Муж рассказывал сыну о Лабиринте, и о Минотавре, и о нити Ариадны...

- А ружье?

- Да, ружье... Это была его последняя фраза - в Лабиринт нельзя ходить без ружья... Понимаете, он имел в виду не конкретное ружье... Он вообще приучал сына мыслить более широко и объяснял, что в этой истории таким ружьем была нить Ариадны, разматывающийся клубок, знающий выход из Лабиринта. Он не имел в виду конкретное ружье...

- Понимаю. А каким было ружье?

- Ну при чем здесь... Ну хорошо... Обычная детская двустволка. Пневматическое ружье, фирменное, стреляет разноцветными шариками. Оно и сейчас у нас. Сын его обожает. И часто закрывается у себя в комнате, кладет ружье на колени и может просидеть так несколько часов. Он очень тоскует по отцу. И мне страшно в такие минуты.

- Да...

- "В Лабиринт без ружья не ходят" - это была его последняя фраза... Они подошли к нашей машине и сразу же начали стрелять... Мой крик, крик сына и этот кошмарный запах...

- Успокойтесь. Выпейте воды.

- Я думала, что сойду с ума. И кровь... Мальчик потом очень долго не разговаривал. Я не могу рассказывать детали...

- Нет необходимости.

- Я чувствовала, что постепенно схожу с ума. Понимаете, следствие ничего не дало, разрабатывалось несколько версий, от конкурентов до каких-то криминальных авторитетов, рэкета... Какие-то Архипчики, Лютые, еще кто-то... А мне казалось, что я просто возьму пистолет и пойду убивать этих Архипчиков, Лютых... Потом я успокоилась и просто поняла, что обязана жить для сына. Но все это время рядом были друзья, нас не оставляли...

Она открыла глаза. Все. Хватит. Она действительно должна жить для сына. И муж бы ее понял. Она просто обязана жить. Потому что ей нет и тридцати. Она очень тоскует, а тогда она действительно потеряла дорогу к своему ребенку. Но она обязана жить. И она вернет себе мальчика и отогреет его, потому что любит больше всего на свете.

Она повернулась к сыну и еще раз легонько, чтобы не разбудить, погладила его.

А мальчик спал. Спал и видел сны.

Все продолжается

Четверг, 29 февраля

13 час. 49 мин. (до взрыва 3 часа 11 минут)

Дед и лейтенант Соболев слушали запись. Аппаратура Соболева вычленяла из массы звуков те, что могли их интересовать, она как бы прощупывала микрон за микроном то, что Соболев называл "задником", - огромное звуковое пространство, дышащее и живое, притаившееся за основными фразами и как бы не существующее для непосвященных. И тогда какое-то шипение, приближенное и вычлененное из хора других звуков, могло вполне оказаться скрипом двери - и Соболь это продемонстрировал; еле слышимый стон - стоном диванных пружин, помехи - шумом улицы. Соболь был почти уверен, что первые звонки производились из машины - хотя они тоже пользовались весьма крутой аппаратурой и сымитировать могли все, что угодно, - "автомобильный задник" весьма размыт, и ловить там нечего. Потом голоса зазвучали более настойчиво - как же все идет хорошо: вертолет взорван, бомба заложена, Зелимхан едет из Лефортово домой - операция протекает по их сценарию, и протекает весьма успешно, только Соболь уверен, что настойчивые голоса звучали из помещения и ребята несколько расслабились, а может, просто и не предполагали, что у Деда окажется такой клад, как лейтенант Соболев. Поэтому вполне возможно, что мы слышим скрип открывающихся дверей, и стоны диванных пружин, и эту фразу, даже не фразу, а размытую интонацию, не дающую Деду покоя.

- Ну что, Соболь?

- Пока не могу... Вроде все отрезал, и теперь совершенно ясно, что это человеческий голос, но пока не могу поймать.

- Почему?

- Говорящий слишком далеко от микрофона... Да и как вы уловили? Соболев посмотрел на Деда с искренним восхищением. - У вас прямо-таки тончайший музыкальный слух...

- Не музыкальный, Соболь, нет. Я начинал службу радистом. Знаешь, так стучали ключом - точка-тире... До-ми-ки, лу-на-ти-ки, бей-ба-ра-бан...

- Получается ДЛБ?

- Точно, радистское ругательство - ДЛБ... Ну так вот, там-то я и настрополился бить ключом и ловить сигналы на слух. Давно это было: такая игра "Задача № 3". Для того чтобы получить даже не первый класс, а мастера, надо было передать 460 групп этих точек-тире... А мы с Белым, был у меня армейский братишка, по 720 групп друг другу гоняли. То есть звук был настолько сжат, просто такие щелчки, и вот в них мы разбирали точки и тире... Так-то вот, Соболь... Давно это было, вишь, а сейчас пригодилось.

- Будем надеяться!

- Нет, военный, ты крути ручки и поймай мне этого сукина сына...

- Постойте... Есть! Есть голос! Ну конечно, надо было сразу отрезать весь низ. Фон забивал. Это точно помещение, и теперь я отрезал гул улицы, понимаете?

- Давай-давай, Соболь, говори...

- Я отрезал гул, и вот те голос. Слабый, но сейчас еще подчистим.

- Ну-ка, давай назад. Ну что? Сейчас что?

- Вот, пожалуйста... Слышите? Совершенно четко...

- Что он говорит?

- Он очень далеко, и это идет внакладку на... Послушайте, - Соболев уставился на Деда широко раскрытыми глазами, - да он просто вставал с дивана, говоря эту фразу. Понимаете? Сейчас у нас и этого не будет. Никаких диванов! Сейчас мы его, миленького, просто за крючочек выловим.

- Понимаю тебя, Соболь. Давай назад и чисть!

- Айн момент... Моменто море... Музыкальный момент... Хлоп! - Лейтенант Соболев, не снимая наушников, следил за индикаторами цифровой обработки сигнала. - На подносике, товарищ генерал. Вот он, милый. Но лучше уже не будет.

- Что он говорит?

- Первая часть фразы потеряна. Да он поет! Нет, конечно, в смысле пропевает. Что-то про чай. Совершенно четкое слово - "чай"!

- Очень хорошо, Соболь. Ты уверен?

- Да... но... - И лейтенант Соболев снова удивленно посмотрел на Деда: - А что нам это дает? Мало ли кто захотел чаю?

- Дает, мой дорогой, дает. Но мне нужны доказательства. - Дед вдруг нахмурился и добавил: - Да, доказательства. - И Соболеву показалось, что он уловил в голосе Деда печаль.

- Не понимаю... Товарищ генерал, мы не сможем определить их голосов, я имею в виду идентифицировать... Ну как объяснить... Мы, что ли, не знаем их тональности, тональности, в которой записана эта пленка, эта пьеса... Не за что зацепиться.

- Понимаю. А сравнить мы сможем?

- Так не с чем!

- А если есть?

- Откуда?! - проговорил Соболев, а Дед подумал: "Во дает вечный пацан, за последние пять минут у него третий раз глаза лезут на лоб от удивления... Счастливый человек!"

- Не важно. Сможешь сравнить?

- Как два пальца... Ой, простите.

- Сейчас я тебе принесу эти два пальца, но только не промажь, стрелок... Сейчас я вернусь. - Дед поднялся, лейтенант Соболев тоже вскочил. - А ты мне очисть этот голос, чтоб он у меня был голенький, как картофелина.

- Есть, товарищ генерал.

Дед мысленно улыбнулся, заметив, каким вдруг серьезным стало лицо Соболева - точно пацан! Но если уж пацан, то вундеркинд!

Запись своих переговоров Дед забрал - лейтенант Соболев сделал их в одном экземпляре. И сейчас Деда интересовал лишь маленький кусочек, тот, который аппаратура сделала, когда уже Соболев получил официальный отбой. Разговор со старым боевым товарищем, генералом Панкратовым. Дед все стер никаких преждевременных указателей, оставив всего два слова: "майор... слушает..." Два слова, но этого Соболю будет достаточно. Вот как все происходит - Рябчик уже успел доложить по связи о действиях братишек-военных, и с минуты на минуту Дед ждет его вместе с дискетой, а на Деда уже надавили сверху: что ж это твой солдатик вытворяет с пленным, Пал Саныч? Ну сунулись вояки не в свое дело, но это же вообще ни в какие ворота не лезет! Ты разберись - может, это похищение? Если что из-за этого с самолетом произойдет, с нас с тобой шкуру спустят... Вот так! Эх, Стилет-Стилет, где ты, мой солдатик дорогой... Будь только осторожен, очень многие сейчас получили право огня на поражение... Будь осторожен и появись быстрее, нет у нас с тобой времени, сынок...

Два слова: "майор... слушает..."

И этого Соболю будет достаточно.

Дед вернулся к лейтенанту Соболеву:

- Сиди, сынок. Ну как?

- Как картошка, совершенно четкое слово "чай". Вернее - "чаю".

- Вот тебе еще пленочка. Не крути - там всего два слова.

- Что это? - Соболев поставил на воспроизведение: "Майор слушает".

- Сравнивай.

- Это не... Не то, что я сейчас...

- Соболь! Мало знаешь - дольше живешь.