Антон Леонтьев - Последний бог Страница 20

Джеральдина решила не забивать себе голову подобной ерундой и занялась подготовкой незабываемого праздника.

Через какое-то время к ней пришла бонна ее сына, вся в слезах: она вместе с маленьким Джошуа прогуливалась в Тиргартене, и там их окружили наглые молодчики, внимание которых привлекла смуглая кожа мальчика. Узнав, что он сын банкира Вайнгартена, гитлеровцы заявили бонне, что ребенок является выкрестом и дегенератом, потому что его отец – еврей, а мать – негритоска, а таких, как он, необходимо убивать.

Джеральдина запретила бонне ходить в Тиргартен и предпочла тотчас забыть об инциденте. Наконец наступила долгожданная дата – 30 января 1933 года. В тот морозный понедельник все началось так, как и представляла себе Джеральдина: муж еще в постели поздравил ее – выйдя из спальни, она обнаружила будуар, заполненный желтыми розами, своими любимыми цветами: их было никак не меньше нескольких сотен. Супруг преподнес ей сафьяновый футляр, в котором находилось самое роскошное изумрудное ожерелье, какое только доводилось видеть Джеральдине (изумруд был ее любимым камнем).

Весь день походил на сказку – Джеральдина готовилась к приему, назначенному на вечер. Незадолго до прибытия первых гостей облаченная в голубое платье Джеральдина прошла в кабинет мужа, чтобы тот, конечно же, сделал ей комплимент. Джеральдина была довольна тем, что беременность не слишком портит ее внешность, хотя она многое бы отдала, чтобы ребенок не мешал ей царить на празднике.

Альфред сидел за столом и смотрел в потолок, скрестив руки на груди. Джеральдина капризно спросила супруга:

– Фредди, почему ты ничего не скажешь о моем платье?

Муж, рассеянно взглянув на Джеральдину, как-то апатично промолвил:

– Ты, как всегда, великолепна.

Почувствовав – что-то произошло, Джеральдина приблизилась к Альфреду и с трепетом спросила, опасаясь худшего (разорения банка и предстоящей нищеты):

– Какие-то неприятности, Фредди?

– Как только что стало известно, рейхспрезидент фон Гинденбург назначил нового рейхсканцлера, – ответил муж.

Джеральдина, совершенно не интересовавшаяся политикой (ее занимали только политики, и то для того, чтобы иметь возможность пригласить к себе наиболее влиятельных и знаменитых), беспечно воскликнула:

– И что из того, Фредди? Забудь!

– Главой правительства стал Адольф Гитлер, – произнес муж. – Почти все уверены, что он не продержится и пары месяцев и сам себя демонтирует, после чего Франц фон Папен с триумфом займет потерянный им пост рейхсканцлера. Но мне Гитлер и его политика очень не по душе. И он не похож на человека, от которого так легко избавиться.

– Ах, да ну ее, политику! – заявила капризно Джеральдина и поцеловала мужа в щеку. – Гости начнут съезжаться через полчаса. И пожалуйста, не будь сегодня букой – никаких разговоров о новом канцлере, Фредди! Ведь у меня день рождения!

Прием удался на славу, несмотря на то что мужчины обсуждали новость дня – назначение Гитлера рейхсканцлером. Джеральдина купалась во всеобщем внимании и, без сомнения, блистала, являясь самой обворожительной дамой среди собравшихся. Маленького Джошуа, чтобы он не мешался под ногами, вместе с бонной отослали в детскую. После чествования именинницы и торжественного ужина имели место танцы. Джеральдина, как заметил Альфред, много смеялась и наслаждалась праздником, где была в центре внимания.

Альфред пригласил ее на медленный танец, и они закружились в полумраке огромного бального зала. Взгляды гостей были устремлены на них – самую красивую пару на приеме. Альфред прошептал на ухо жене:

– Я тебя так люблю...

В тот момент в зале вдруг вспыхнул верхний свет, послышались крики, музыка заглохла. Альфред и Джеральдина в недоумении остановились посреди зала. Большие двери были распахнуты, слуги в страхе пятились, уступая дорогу какой-то женщине. Особа была нелепо одета – давно вышедшее из моды пальто, старая шляпка набекрень, растрепанные волосы.

– Я хочу видеть его! – раздался истошный крик.

Альфред похолодел. Он узнал голос, который не слышал уже много лет и который не чаял услышать еще когда-нибудь в жизни.

Гости расступились, пропуская странную особу к чете Вайнгартен. Женщина с горящими глазами и бледным лицом, с искривленными злобой губами топнула ногой и воскликнула:

– Вот, оказывается, чем вы занимаетесь! Что, Альфред, не рассчитывал увидеть меня снова?

– Кто она такая, Фредди? – спросила Джеральдина, обеспокоенная тем, что незнакомка может сорвать ей прием.

– Моя бывшая невеста, – ответил тот вполголоса, – София фон Минхов. Разреши, я сам все улажу...

Альфред сделал несколько шагов по направлению к Софии. О своей несостоявшейся жене он знал, что та перенесла нервный срыв, долго лечилась в Берлине, потом за границей, наконец вернулась в Германию, где была помещена в санаторий для душевнобольных. София так и не смогла оправиться после того, как жених оставил ее прямо перед алтарем.

– Стоять! – завизжала София и вынула руку, которую до сих пор держала в кармане пальто. Гости охнули – женщина сжимала пистолет.

– Он заряжен! – захохотала София. – Шесть патронов!

Гости и слуги начали осторожно отступать, оставляя Альфреда и Софию наедине.

– Рад видеть тебя... – произнес довольно растерянно Альфред, не без опаски взирая на оружие.

– Я прочла о празднике в газете, – сообщила София. – Вообще-то нам в лечебнице запрещено читать свежую прессу, но я нашла забытую одной из медсестер газету. И там черным по белому было написано, что твоя жена отмечает свой день рождения. Хм, твоя жена... Я должна была стать твоей женой, но ты меня бросил!

Голос Софии дрожал, по лицу текли слезы. Альфред надеялся, что кто-то из слуг догадался вызвать полицию. Как так получилось, что умалишенная сбежала из лечебницы и оказалась на приеме, да еще с огнестрельным оружием?

– София, мне очень жаль, – продолжал Альфред, – безусловно, я поступил с тобой мерзко и недостойно. Ты заслуживаешь гораздо более порядочного и честного человека, чем я...

– Замолчи! – взвизгнула София. – Мне нужен только ты! Я так люблю тебя, Альфред! И скажи, ты ведь меня тоже?

Альфред обернулся на застывшую, как статуя, Джеральдину, на испуганных гостей и растерявшихся слуг.

– Прошу тебя, София, успокойся. Давай пройдем со мной в кабинет и там все обсудим. Хочешь целебного чая?

– Даю тебе пять секунд, – отчеканила София. Она держала пистолет обеими руками, и дуло было направлено прямо в грудь Альфреда. – Ты любишь меня или нет? Если дашь неправильный ответ, я выстрелю. Один, два, три...

– Да, я люблю тебя, – выдохнул Альфред.

София издала протяжный стон:

– О, я знала, что ты все еще любишь меня!

Вдруг одна из дверей открылась, и в зал вбежал Джошуа – мальчик не имел представления о разыгравшейся сцене. С криком «Папа, папа!» он бросился к Альфреду. София мгновенно направила пистолет на ребенка и спросила:

– Кто это?

– Мой сын, София, – ответил Альфред, почувствовав, что страх захлестнул его. – Ты обязательно полюбишь его...

София уставилась на мальчика и, криво улыбнувшись, произнесла:

– Он похож на ангелочка. Ты прав, Альфред, я обязательно его полюблю. После того, как стану твоей женой.

Альфред шагнул навстречу к Софии и мягко произнес (еще пара метров, и он сможет забрать у нее оружие):

– Увы, дорогая, невозможно, я ведь женат. Но для тебя всегда будет особое место в моем сердце.

– Я прекрасно знаю, что ты женат, Альфред, – протянула София. – Именно поэтому и пришла сюда. И я стану твоей женой, обязательно. Но вначале тебе придется превратиться во вдовца!

С этими словами она навела пистолет на Джеральдину, стоявшую в центре зала, и трижды выстрелила в нее. Альфред бросился на Софию, повалил ее на пол. К визжащей сумасшедшей устремились слуги и несколько мужчин из гостей. Альфред вырвал из рук Софии дымящийся пистолет и швырнул его на паркет. Будучи абсолютно уверенным, что Джеральдина не пострадала (она находилась на большом расстоянии от Софии, а та вряд ли была хорошим стрелком), Альфред обернулся – жена лежала на полу, около нее на коленях стоял маленький Джошуа и, держа Джеральдину за руку, горько плакал.

Альфред метнулся к ним и увидел, что на голубом платье растекается бордовое пятно. Джеральдина с шумом дышала, на ее губах пузырилась кровь. Альфред подхватил жену на руки, чувствуя, как кровь пропитывает и его одежду, ринулся с Джеральдиной, находившейся без сознания, на улицу, где один из слуг уже подготовил автомобиль. Они отправились в берлинскую клинику Шарите.

Альфред передал раненую жену на руки врачам и остался в коридоре – Джеральдину требовалось прооперировать, причем как можно быстрее. От успешного исхода операции зависела жизнь не только матери, но и еще не родившегося ребенка.

Последующие два часа были самыми страшными в жизни Альфреда. Он, вообще-то не веривший в бога, начал вдруг горячо молиться, прося всевышнего сохранить жизнь Джеральдины. Странно, но о ребенке он почти не вспоминал, почему-то не сомневаясь, что тот скончался. А по Берлину с зажженными факелами шествовали вереницы нацистов, ликовавших по поводу назначения их вождя рейхсканцлером, – зрелище было одновременно завораживающим и пугающим.