Матильде Асенси - Последний Катон Страница 20

Ну вот, если тогда нам казалось, что все это были сплошные проблемы и сложности, то мы просто не представляли, что еще ждет нас впереди.

Едва перелистав кодекс в ту ночь, я поняла, что он в настолько плохом состоянии, что мы с трудом сможем извлечь оттуда пару абзацев в нормальном виде, с которыми я смогу работать. На нем еле-еле виднелись пятна и тени, словно на акварели, на которую вылили несколько стаканов воды. Пергамент, который, по существу, мало чем отличается от гладкой кожи барабана, не так хорошо впитывает чернила, как бумага, и со временем они становятся более расплывчатыми и могут полностью стереться, в зависимости от того, из чего они были приготовлены. Если в этом манускрипте когда-то и была полезная информация, касающаяся того, почему Аби-Рудж и наверняка другие ему подобные похищали сейчас фрагменты Честного Креста, то теперь ее извлечь было невозможно… По крайней мере так думала я, но, конечно, я всего лишь палеограф из тайного архива Ватикана, а не археолог из прославленного Греко-Римского музея Александрии, и поэтому мои знания технических приемов, используемых для восстановления слов на древнем папирусе и пергаменте, оставляли желать лучшего, как продемонстрировал, конечно, без злого умысла, профессор Фараг Босвелл.

В пятницу утром, пока я еще спала в своих покоях в «Доме святой Марты», преподобный отец Рамондино спустился в Гипогей и сообщил начальникам отделов информатики, реставрации документов, палеографии, кодикологии и фоторепродукции, что на время они и находящийся в их распоряжении персонал должны забыть о возвращении в свои монастыри, общины и послушнические корпуса; объявлено военное положение, и никто не выйдет из архива, пока поставленная перед ними работа не будет окончена. Как только он сообщил им о том, что это за работа, начальники отделов запротестовали, говоря, что на ее осуществление уйдет как минимум месяц кропотливых усилий, посвященных исключительно ей в ущерб другим задачам, на что префект ответил, что у них есть неделя, и что если за неделю они не закончат, то могут собирать чемоданы и забыть о карьере в Ватикане. Скоро стало ясно, что такая срочность была ни к чему, но в тот момент казалось, что необходимо максимально форсировать ситуацию.

Под руководством профессора Босвелла отдел реставрации документов начал с того, что снял с кодекса переплет, разобрав его на листы ин-фолио[7] и обнажив квадратные дощечки крышек переплета, которые оказались изготовленными из кедрового дерева, как это было типично для византийских манускриптов. Тип переплета явно позволял датировать кодекс IV–V веками нашей эры. Разделив дипломы[8] пергамента (всего их было 182, то есть 364 страницы), изготовленные из великолепной кожи нерожденной газели, которая изначально, вероятно, была чистейшего белого цвета, мастерская фоторепродукции начала пробы, чтобы определить, какой из двух возможных методов (инфракрасная фотография или цифровая фотография высокого разрешения с помощью охлаждаемой высокочувствительной телекамеры CCD) позволяет как можно полнее восстановить текст. В конце концов было принято решение использовать комбинацию обоих методов, так как изображения, полученные с их помощью, после обработки стереомикроскопом и сканирования могли быть легко наложены друг на друга на экране компьютера. Таким образом, пожелтевшая хрупкая велень начала раскрывать свои прекрасные тайны: от пустого или в лучшем случае заполненного тенями былых букв листа мы медленно перешли к замечательному черновому варианту унциальных[9] букв греческого письма, не имевших ни ударений, ни пробелов между словами, разделенными на два широких столбца по тридцать восемь строчек каждый. Поля были широкими и пропорциональными, а начальные буквы абзацев можно было легко отличить, так как они выходили на левое поле и были написаны пурпурным цветом в отличие от всего остального текста, написанного черными чернилами на основе сажи.

Когда реставрация первого диплома была завершена, текст все еще нельзя было прочитать целиком: в нем было множество неполных слов и фраз, которые, на первый взгляд, восстановить было невозможно, целые фрагменты, в которых инфракрасные лучи, стереомикроскоп и высокочувствительная цифровая съемка не смогли обнаружить ничего примечательного. Тогда настал черед отдела информатики. С помощью сложных программ графического дизайна из восстановленного текста выбрали набор букв, и, принимая во внимание, что текст рукописный, а значит, написание знаков варьируется, нашли пять разных написаний каждой буквы. Затем терпеливо измерили вертикальные и горизонтальные черточки, кривые и диагональные линии и пустые промежутки каждой буквы, толщину и ширину основы, глубину нисходящих с нее линий и высоту линий восходящих, и когда все это было сделано, меня позвали, чтобы продемонстрировать мне самое любопытное действо, которое мне приходилось когда-либо наблюдать: имея полное изображение диплома на экране монитора, программа автоматически с непостижимой скоростью подставляла буквы, которые помещались в пустые промежутки, и проверяла, соответствуют ли они остаткам или следам чернил на велени, если таковые имелись. Когда недостающее звено в цепочке находилось, компьютер проверял, есть ли получившееся слово в словаре замечательной программы «Ibycus», в которую были внесены все известные произведения греческой литературы (библейской, патриотической и классической), а если это слово ранее встречалось в тексте, он сравнивал и его написание, чтобы убедиться в точности находки.

Как я сказала, все происходило очень быстро, но, несмотря на это, процесс был очень кропотливый, так что только после целого дня они смогли выдать мне наконец полное изображение первого диплома в почти идеальном состоянии — 95 % текста было восстановлено. Чудо свершилось: дух, погруженный в летаргический сон в кодексе Иясуса, вернулся к жизни, и настал момент, когда я могла прочесть его слова и понять его смысл.

Я была искренне взволнована, когда, вернувшись в Гипогей после мессы в четвертое воскресенье Великого Поста в соборе Святого Петра, я наконец уселась за свой рабочий стол и надела на нос очки, готовая начать работу. Мои помощники, у которых была такая же копия, как у меня, также были готовы начать палеографический анализ, основанный на изучении элементов письма: его строения, угловатости и наклона, «дуктуса»[10], лигатур, связок, ритма, стиля и т. д.

К счастью, в византийском варианте греческого языка очень мало использовались сокращения часто встречающихся слов и стяжки, так типичные для латыни и средневековых копий классических авторов. Однако в порядке компенсации за эту поблажку особенности такого развитого языка, как греческий эпохи Византии, могли привести к значительным заблуждениям, так как ни манера письма, ни значение слов не были такими же, как во времена Эсхила, Платона или Аристотеля.

Прочтя первый диплом кодекса Иясуса, я вся загорелась. Писец, упомянувший, что ранее он носил имя Мирогена из Неаполиса, но в момент написания текста именовавший себя все время Катоном, сообщал, что по воле Бога-Отца и Его Сына Иисуса Христа несколько братьев доброй воли, дьяконов[11] храма Гроба Господня в Иерусалиме и набожных поклонников Честного Креста, организовали нечто вроде братства под названием ΣΤΑΥΡΟΦΥΛΑΧΕΣ («ставрофилахи») или «хранители Креста». Его, Мирогена, избрали архимандритом братства под именем Катона в первый день первого месяца 5850 года.

— Пять тысяч восемьсот пятидесятого? — удивился Глаузер-Рёйст.

Капитан с профессором сидели передо мной, по другую сторону стола, и слушали, как я расшифровывала содержание диплома.

— На самом деле, — пояснила я, подняв на лоб очки, — этот год соответствует 341 году нашей эры. Византийцы начинали отсчет времени от 1 сентября 5509 года, когда, по их верованиям, Бог создал землю.

— То есть этот Мироген, — заключил профессор, с силой сцепляя пальцы рук, — византиец, дьякон храма Гроба Господня, становится главой братства ставрофилахов 1 сентября 341 года, если не ошибаюсь, пятнадцать лет спустя после находки Честного Креста святой Еленой.

— И с этого момента, — прибавила я, — нарекается Катоном и начинает писать эту летопись.

— Надо было бы найти дополнительную информацию об этом братстве, — вставая с места, предложил капитан. Хоть он и был координатором операции, занят он был меньше всех и очень хотел чувствовать себя полезным. — Я этим займусь.

— Хорошая мысль, — кивнула я. — Необходимо получить историческое подтверждение существования ставрофилахов из других источников, помимо кодекса.

В дверь лаборатории тихо постучали. С улыбкой во весь рот вошел префект Рамондино.

— Я хочу пригласить вас пообедать в ресторан «Дома святой Марты», если вы не возражаете, — с довольным видом произнес он, — чтобы отметить ваши успехи в расследовании.