Наталья Андреева - Три ступеньки в небо Страница 20

Где-то через час они оказались в спальне. И все было хорошо. Просто замечательно! Он, не спеша, ее раздел и уже готовился насладиться плодами своей такой трудной, но оттого еще более ценной победы, как она вдруг вскрикнула, и он почувствовал, как лежащее под ним женское тело напряглось. А потом Аля с непонятно откуда взявшейся силой, какой-то неженской, взрывной, похожей на нокаутирующий удар профессионального боксера, оттолкнула его, вскочила с постели, поспешно собрала свои вещи и исчезла.

– Что случилось? – допытывался он по телефону, который ответил только через час.

– Мне вдруг показалось, что в дверях стоит Саша. А я при нем не могу. Это предательство.

– Я тебе сколько раз уже повторял, – раздражаясь, сказал Орлов, – что Туманов почти что мертв. Его мозг умер. Он ничего не слышит, не видит, ничего не чувствует, ничего не хочет. Не веришь мне – спроси у врачей. Кого тебе привести? Профессора? Академика? Сколько? Десяток? И все они скажут одно: Саши больше нет. По крайней мере того Саши, которого ты знала. И которого знал я. Он был моим лучшим другом и другого такого не будет. Мне тоже больно. Поверь, если бы я оказался сейчас на его месте, я был бы счастлив, если бы он освободил меня от этой бессмысленной, никому не нужной жизни. Да что я говорю! Какая жизнь! Жалкое существование! – он был более убедителен по телефону, когда не видел ее глаз.

Ох уж эти глаза! Они светили ему, как путеводные звезды, с той самой минуты, как Сашка познакомил его со своей невестой.

– Ничего особенного, – сказал он тогда. Сказал через силу, сразу поняв, что всю оставшуюся жизнь будет добиваться эту женщину, наплевав на все, в том числе и на дружбу. Несмотря на то, что она принадлежит другому. Чего бы это ни стоило.

Видимо, он полюбил так сильно, что судьба дала ему шанс. Три года страданий, одиночества и слез сделали ее податливой. Хотя любая другая сломалась бы раньше. За эти три года он испробовал все: огромные букеты цветов, щедрые подарки, уговоры, физическое воздействие, как то – случайное касание руки и якобы дружеские объятия. Он знал, как действует на женщин его мужская харизма. Она краснела и отодвигалась, подарки норовила вернуть, оставляла только цветы. Она согласилась на турпоездку, чтобы развеяться и хоть немного отдохнуть от больницы, в которой проводила долгие часы, но к себе так и не подпустила. Они жили в разных номерах, он со своим любовным томлением, она с Сашкиной тенью. Однажды ему даже показалось, что можно, но он тут же понял: да, можно. Можно все испортить. Не время еще. И отступил. Бывали моменты, когда ему хотелось стать букетом белых лилий, ее любимых цветов, вот смехота! Дня два простоять в вазе в ее спальне, видя все, чего его так безжалостно лишали, ее обнаженное тело, шикарную грудь, тонкую талию, стройные бедра, и в итоге завянуть от тоски.

Это было так больно, но в то же время так здорово! Ни единой минуты своих нынешних мучений он не отдал бы за долгие дни прежних быстрых побед. Потому что после того, как он добивался очередную женщину, время до расставания тянулось для него бесконечно. Но Аля… Аля – это другое. С ней он хотел быть всегда. Всю свою жизнь. Это, без сомнения, была любовь, о которой до появления Али в их с Тумановым жизни он говорил с презрением.

И вот свершилось! Они наконец-то назначили дату свадьбы! Пусть до нее еще далеко, надо полгода выдержать траур. Но Аля все-таки решилась. И сумела уговорить родителей Туманова. Он так убедительно расписывал Сашкины страдания, что Аля сломалась и была не менее убедительна, уговаривая Ирину Витальевну и Игоря Александровича. Слава тебе! Аминь! На семейном совете было решено прекратить мучения Александра. Надо сказать, это было нетрудно, Ирина Витальевна уже была на пределе. Она последний год тяжело болела и всерьез готовилась встретиться с единственным сыном на небесах. Туманов-старший держался чуть более стойко, но его выдавал взгляд, тусклый, ко всему равнодушный, подолгу останавливающийся на каком-нибудь предмете, из разряда неодушевленных. На людей, в том числе и на свою жену, он старался не смотреть, а если такое случалось, тут же пугался и отводил взгляд.

А когда все наконец решилось, сколько людей вздохнули свободно! С огромным облегчением! Ну разве он, Евгений Орлов, не молодец?

– Неужели Сашка умер? Сам? – гадал Орлов, спускаясь в лифте со своего седьмого неба. Так он в шутку звал принадлежащий ему роскошный пентхаус в высотке на «Соколе».

– Доброе утро, Евгений Иванович! – взяла под козырек охрана.

– Доброе, – буркнул он, торопливо сбегая по ступенькам.

Доброе ли? Об этом станет известно в больнице.

– Что тут у вас случилось? – спросил он у дежурной медсестры, решительно входя в отделение.

Та отвела глаза и заметалась. Сколько ты денег огребла за эти три года, курица! Сколько подарков, подарочков и подарищ! Одних шоколадных конфет тебе скормил – на сто задниц хватит, чтобы слиплись! А ты ничего, слопала. Сидишь на своей ровно. И теперь молчишь. Не знаешь, что сказать. Мозгами пошевели, не только же челюстями работать и глоткой. Пищеводом. Анальным отверстием.

– Сиди, я сам дорогу найду. – Он глянул на бейдж и добавил: – Таня.

Все время забывает их имена. Секретарши в приемных, хостес в ресторанах, менеджеры в отелях, медсестры в платных поликлиниках, – у всех одни мозги. Куриные. Порода, что ли, такая? Ни на что другое не способны. Не обращая больше никакого внимания на перепуганную девушку, он решительно зашагал к VIP-палате.

Дверь была приоткрыта. Он так же стремительно прошел через холл, мельком бросив взгляд в огромное, во всю стену, зеркало (порядок!), и замер в дверях. Палата была пуста! Безжизненно глядела на него аппаратура, рядом с кроватью стояла пустая капельница, на стуле валялся мятый белый халат.

– Умер.

Он почувствовал облегчение. Отмучился Туманов. Все отмучились. Евгений медленно подошел к окну и поднял жалюзи: над городом торжественно вставало огненное солнце, в лучах которого постепенно оживали яркие краски конца сентября. Под окнами палаты, подняв золотую голову, встречал рассвет юный клен. Орлов и сам невольно залюбовался зрелищем и вздрогнул, когда услышал взволнованный голос человека, с которым недавно говорил по телефону:

– Евгений Иванович! Вот вы где! Мне сказали, что вы приехали!

– Его родителям звонили? – деловито спросил он. Похороны формального главы огромного холдинга – вещь ответственная. Это надо сделать красиво и по всем правилам. Перво-наперво, траурную ленту на Сашкин парадный портрет…

– Нет, вам первому, – прервал его сладкие мечты Земнухов. – Ирина Витальевна очень больна…

– Извините, как вас..?

– Олег Петрович.

– Вы все сделали правильно, Олег Петрович. Его родителям лучше узнать печальную новость от меня. Я в этой компании человек с самыми крепкими нервами. Вы поступили верно, что первому позвонили мне!

– Так ведь только вы можете отдать распоряжение службе безопасности!

– Вы о чем? – слегка напрягся Орлов.

– Видите ли… – Олег Петрович замялся. – В этом есть и моя вина, но я никак не ожидал, что он проявит такую прыть. Ведь еще вчера он был в коме…

– Вы о чем? – хрипло повторил Орлов. – А разве Туманов не… – он посмотрел на пустую кровать, – не в морге?

– Какой там морг! Он сбежал!

– Он… что?!

– Сбежал! Сбежал из больницы! Из-под наблюдения врачей!

– Так. Спокойно.

– Вы лучше сядьте, Евгений Иванович.

Орлов, стараясь держать себя в руках, медленно опустился на подоконник. Солнце жарило в спину, и он, все больше раздражаясь, попытался закрыть жалюзи. Руки не слушались, он пару раз рванул за шнурок, до крови ободрал ладонь и выругался:

– Черт! Спокойнее!

Палата наконец погрузилась в спасительные сумерки.

– Рассказывайте: что случилось? – скомандовал он Земнухову.

– Это было вчера, – волнуясь, заговорил тот. – Если точнее, вчера после ужина. Я делал вечерний обход перед тем, как уйти домой. Я пишу докторскую, поэтому задерживаюсь в больнице часов до девяти. Дома, знаете ли, трудно работать: жена, дети. Леша, студент-старшекурсник, мне помогает.

– Подробности можно опустить, – поморщился Орлов. – К черту Лешу! Переходите сразу к Туманову!

– Я вошел в палату и сразу обратил внимание на то, что приборы фиксируют активную работу мозга. Его, видимо, что-то взволновало. Ведь это вы были у него вчера после обеда. О чем вы с ним говорили?

– Не обо мне сейчас! Что ОН?

– Я вдруг заметил, что пальцы его левой руки шевельнулись. А потом…

– Что потом? – резко спросил Орлов.

– Потом он открыл глаза.

– Вы меня разыгрываете. – Орлов встал, потом сел. Потом опять встал. – Консилиум авторитетных врачей сутки назад дал заключение о том, что его мозг мертв. Туманов безнадежен, – отрезал он.

– Видимо, они ошиблись, – улыбнулся Земнухов. – И вы тоже.

– Ошиблись?!