Нина Васина - Необитаемое сердце Северины Страница 20

* * *

Из билетов был только плацкарт. Ему досталось верхнее место. Феликс воспользовался настоятельными рекомендациями наблюдавших его медиков – находясь по необходимости в большом скоплении народа, принимать успокоительное, чтобы случайные контакты не привели к внезапному и неконтролируемому импульсу. Он быстро заснул и отлично выспался. На рассвете пересел в электричку. Потом – два часа трясся на автобусе и еще тридцать минут на электричке.

Оказавшись, наконец, на нужной станции, Феликс обнаружил там в буфете чай, пирожки с капустой и грибами и ватрушки с творогом. Все оказалось неожиданно вкусным, поэтому Феликс поначалу воспринял информацию о его дальнейших передвижениях с оптимизмом сытого человека. Буфетчица сообщила, что до Полутьмы зимой можно добраться только на лыжах. На станции живет человек, который дает напрокат стертые лыжи по цене новых. Так что Феликс может потом оставить их себе на память. Обратно, к станции – тоже на лыжах. Всего получится километров двенадцать, но это – если напрямки. Идти нужно лесом, а «как он человек не здешний, значит, и дойти ему будет возможно, только если лыжня осталась, а лыжня могла занестись – вчера метелило».

– Что же у вас жители Полутьмы зимой на станцию только на лыжах попадают? – спросил Феликс с надеждой.

– Да какие там жители? Какие жители? Зачем им на станцию, а? – с пристрастием спросила буфетчица, обрадовавшись подвернувшемуся собеседнику.

– Ну, я не знаю, – Лекс опешил от ее напора.

– Вот то-то и оно, что не знаете! А я – знаю! Там из работающих одна Любка осталась, ей до рабочего поселка ловчее от дороги проезжей добираться, там теперь автобус пустили.

– А дорога?.. – успел вставить Лекс с надеждой.

– А дорога с другой стороны совсем, а от нее все одно – на лыжах! – радостно подсекла его буфетчица. – Те же шесть километров. Любка на свалке работает, на пятидневку из Полутьмы уезжает, у нее квартирка своя есть, хотя, поговаривают, живет она у мужика в поселке. Зажиточный. Лошадь имел, так возил ее на санях. А теперь лошадь пала, а он – возьми да эту лошадь...

– Простите, – перебил Лекс, – но как-то же у вас другие... люди добираются со станции в Полутьму?

– Вот смешной человек! – восхитилась буфетчица и доверчиво подалась к Феликсу, уложив на стойку грудь и полные руки. – Да кому там добираться? Осенью все, кто может – дачники или родня какая, – сматываются оттуда, пока землю на грунтовках не расквасило. Есть у нас один человек из администрации – сирот наблюдает, так даже он... – женщина многозначительно подняла указательный палец, – чтобы сироту проведать, на электричке едет и лыжи с собой везет. Вот вы, к кому туда едете?

– Я?.. – задумался Феликс. – Я еду просто посмотреть, у меня в Полутьме никого... Хотя, там живет человек по фамилии Крафт...

– К Немцу – я так и подумала! – Буфетчица в азарте шлепнула ладонью по стойке так, что Феликс вздрогнул. – Ну и на что вам этот бирюк сдался? Если вы без договора едете, он вам и двери не откроет, крошки хлеба не вынесет, воды...

– Минуточку! – Феликс поднял руки, сдаваясь. – Скажите, где лыжи можно купить.

– Так я же вам говорю – вчера метелило, ведь потеряете лыжню!..

– Не потеряю, – строго ответил Феликс.

– А волки? – не сдавалась буфетчица. – У нас тут, слыхали, мальчонку как раз из Полутьмы волки задрали! По телевизору даже показывали.

Феликс в запале уже собрался доложить ей, что каждую зиму оттягивается на горнолыжных склонах, и не где-нибудь, а в Швейцарии! – да вовремя опомнился и рассмеялся.

Буфетчица сразу приуныла и сказала, где можно купить лыжи.

Феликс вышел на площадь перед вокзалом и увидел двух хорошо откормленных лошадей, запряженных в телегу на полозьях, и человека, который устанавливал на этой телеге коробки. Лекс решил поспрашивать и его на всякий случай и подошел.

– Я в приход еду, – покачал головой пожилой бородатый мужик, вытирая под носом меховой рукавицей. – Это не по пути. Это в другую сторону. А до Полутьмы можно на лыжах. – Тут он посмотрел на ботинки Лекса и покрутил головой, усмехаясь. – С такой обувкой в охотничьи лыжи впритирку не влезете.

– Не влезу?..

– Вы наших лыж не видели. Они короткие и широкие, с захваткой посередке, чтобы валенок было удобно совать. Даже и не знаю, что вы будете совать в захватку. Разве что попросите к лыжам валенки?..

Лекс потоптался, уже жалея, что приехал. Из окна станции на него смотрела буфетчица. От рельсов шел еще один человек с коробкой. Он был в длинной черной рясе под полушубком и в монашеской шапке.

«Наверное, коробки подвезли с электричкой», – тоскливо подумал Лекс, смутно представляя, что делать дальше. Он топтался, оглядываясь, и вдруг услышал:

– Мамонт?.. Лекс Мамонт?

Феликс несколько секунд вглядывался в лицо мужчины в рясе, застывшее в ожидании узнавания. Потом неуверенно усмехнулся:

– Евсюков?..

Он лихорадочно вспоминал имя студента, с которым подрался на последнем курсе.

– Зови меня Пантелей, мирское имя ни к чему. Как ты оказался в наших краях?

– В ваших краях? Это говоришь ты – сын московского академика?

Они неуверенно потоптались друг напротив друга, потом Феликс помог батюшке поставить тяжелую коробку на телегу.

– Я теперь просто Пантелей. Сын человеческий. – Евсюков внимательно посмотрел в глаза Лекса. – А ты кто?

– Физик... – неуверенно усмехнулся Лекс. – Еще – муж, еще... – Он задумался и замолчал.

– Куда путь держишь, муж?.. – улыбнулся Пантелей.

– Да вот, собрался в Полутьму, но туда зимой не попасть, – Феликс развел руки. – А ты куда на телеге едешь, сын человеческий?

– В свой приход. Я теперь живу при церкви и проповедую, да-да, представь себе! И причащаю, и исповедую, все, как полагается. Милости прошу в гости. Михалыч нас отвезет, а на станцию обратно повезет двух богомолок часа через два, с ними и вернешься. И тебе удачно получится: электричка ближайшая тогда и будет. А если откажешься, не обижусь. Только буфетчица со станции насмерть тебя здесь заговорит, вот как есть – насмерть!

– Батюшка, дайте гостю мой старый тулуп ноги прикрыть. Студено, – сказал Михалыч.

* * *

Ехали лесом как из сказки – все деревья в инее, могучие, неподвижные. И – тишина, только скрип полозьев слышен. Феликс, привалившись к коробкам, начал через полчаса спокойной лошадиной ходьбы подмерзать. Только ногам под тулупом было тепло.

Когда приехали, он помог перенести коробки и прилип к печке в небольшой сильно заставленной комнате.

– Хочу библиотеку при церкви открыть, – сказал Евсюков. – Книжки заказываю по истории религии и по искусству. А вот эти, глянь, девчушка одна из Полутьмы мне принесла. Говорит, ей больше не понадобятся, зачитала уже. Подгоревшие...

– Ого! – удивился Лекс. – «Атлас человеческой анатомии и хирургии». Боерджери!.. Надеюсь, не прошлого века? Переиздание?

– Там в конце есть – переиздан в тридцатые годы. Вот так! – воскликнул Евсюков. – А ты собрался спросить, кому здесь в библиотеку ходить, да? – Он подумал и сказал с грустной улыбкой: – Да и то верно – некому. Пусть останется на лучшие времена. А ты по какому делу в Полутьму собрался?

– Не то, чтобы по делу... – задумался Феликс. – После смерти отца я нашел в его бумагах свидетельство на дом в Полутьме. Отец купил старую избу и довольно много денег вложил в ее ремонт. Я хотел этот дом посмотреть, и вообще...

– Там живет странный человек, его местные Немцем зовут. Так этот Немец каждый год вызывает меня на очищение. Обхожу с молитвами и кадилом его подворье и дом. Здоровый мужик, опрятный, начитанный. А верит в пришествие антихриста.

– А где ты моешься? – решил сменить тему Лекс, разглядывая сохранившиеся иллюстрации человеческих внутренностей.

– А где сплю, там и моюсь. Зимой от мыслей грешных могу и снегом обтереться по голому телу.

– Ты странно говорить стал, – улыбнулся Феликс.

– Что, неестественно получается?

– Да по мне здесь все неестественно. Мое естество погрязло в удобствах цивилизации.

Они грустно посмеялись.

– Пошли, церковь покажу, – сказал Евсюков.

– А чего так гордо?

– Горжусь, грешен. Больше половины отстроили заново. На голом энтузиазме.

Прошли длинным полутемным коридором. В церкви Лекс как мог скрывал свое равнодушие. Евсюков помрачнел. На скамейке у входа сидели две старушки и девочка. Они встали при появлении батюшки и поклонились. Евсюков кивнул и перекрестил их на расстоянии.

– Не обижайся, – сказал Феликс. – Не люблю украшательства там, где человек должен бога в себе искать. Эти восковые цветы, позолота... Я лучше с улицы здание осмотрю. Восемнадцатый?

– Эта часть – девятнадцатый. Налево – новострой, а справа сохранилась стена с кладкой пятнадцатого века.

Они пошли к выходу. Феликс вышел во двор первым и замер, обнаружив в двух шагах от дверей церкви высокую мощную женщину с короткоствольным автоматом на выступающем животе. В ватнике, толстых штанах и с ярким платком на голове, она прохаживалась и курила трубку. Неподалеку торчали из снега две пары широких лыж, одна – поменьше размером. Евсюков не смог скрыть улыбки, заметив выражение лица Феликса.