Марина Серова - Принесенный ветром Страница 20

Я снова вышла на обочину дороги. Луна скрылась за тучами. Вокруг расстилались черные поля, да и здесь, на дороге, по которой я брела, было темно, и, чтобы не упасть, приходилось сначала осторожно ставить на землю ногу, а потом уже наступать на нее.

Плотные тучи повисли совсем низко. Впереди, левее дороги, просматривалась череда деревьев. Лес? Нет, наверное, просто лесополоса, отделявшая дорогу от поля.

Начал накрапывать частый дождик, который очень скоро перешел в тропический ливень. Я набросила на голову капюшон и, наплевав на бугры и рытвины, коварно прятавшиеся во мраке, бросилась бежать к деревьям, до которых оставалось не более десяти метров.

Дождь был таким сильным, что за несколько минут я промокла до нитки. С трудом пробираясь через кусты, спотыкаясь о коряги, я наконец добралась до спасительных деревьев, раскинувших надо мной свои густые темные кроны. Сбросила с головы насквозь мокрый капюшон.

Надо идти дальше, но сил нет. И дождь все никак не кончается, барабанит по листьям так яростно, словно стремится добраться именно до меня и окатить ледяной водой.

Присев на корточки, я стала думать, что делать дальше. Если бы у меня был мобильник, можно было бы вызвать такси. Хотя куда вызывать-то, если совершенно непонятно, где я нахожусь? Возможно, днем я бы и сообразила, что это за местность такая, но сейчас, глухой ночью, когда на небе, наглухо затянутом тучами, нет ни одной звездочки…

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. С трудом выбравшись из мокрых зарослей, я опять побрела по обочине, только теперь идти стало совсем трудно: туфли вязли в мокрой земле, норовя соскочить с ног и остаться здесь навсегда. Я представила, как буду шарить руками в темной липкой грязи, чтобы найти потерявшуюся туфлю, и мне стало совсем грустно. А потом еще и холодно: поднялся ветер, забиравшийся в мокрые рукава, проникавший за ворот. Я опять натянула на голову влажный капюшон.

Зато ночной бродяга рассеял тучи и освободил из плена луну. Сквозь обширную прореху, образовавшуюся в черных тучах, на дорогу полился бледный свет.

Прошагав так минут десять, я остановилась. Дорога впереди делала развилку: одна ее часть шла прямо, другая сворачивала вправо. Какую выбрать? Постояв немного, я решила свернуть направо (наше дело правое!). Подгоняемая ветром, дувшим в спину, перешла на противоположную сторону дороги и оказалась перед чередой высоких деревьев, верхушки которых обесцветила луна.

Внезапно я замерла. Сквозь свист и завывание ветра до меня донеслась знакомая мелодия. Не верю своим ушам: Хантер Хейз собственной персоной на чистейшем английском пел о сумасшедшей любви, и это здесь, среди полей, где нет ни домов, ни людей, ни собак! Эту песню я выучила почти наизусть – настолько часто она звучала в моей машине.

Я сошла с обочины и нырнула в лесополосу, которая вместе с дорогой поворачивала направо. Продираясь сквозь заросли и то и дело натыкаясь на торчащие отовсюду сучья и сухие ветки на земле, я гадала, кто это наслаждается приятной музыкой в столь пустынном месте в ужасную погоду, да еще и глубокой ночью.

Музыка играла теперь уже совсем близко. Сквозь просвет между деревьями я увидела темный силуэт автомобиля. Внезапно вспыхнули фары, громко хлопнула дверца, и через минуту где-то совсем рядом затрещали под чьими-то ногами сучья.

Не выходя из лесополосы, я подкралась поближе к машине. «Ты со мной, детка? Давай сойдем с ума вместе», – убеждал Хантер Хейз.

«Уже сошла, – ответила я злорадно. – Причем в полном одиночестве».

Передо мной стояла моя собственная машина.

Глава 8

Нет, я не сошла с ума. Зрение меня не обманывает, слух тоже. Это моя собственная машина, передний номер отлично видно, несмотря на то что весь капот и даже стекла заляпаны грязью. И Хантер Хейз – тоже мой, вот сейчас он заведет новую песню, в которой будет спрашивать, не собирается ли детка разбить его сердце.

«Если ты хочешь разбить чье-то сердце, детка, будь моей», – с чувством пропел Хантер Хейз, и мне на одно мгновение показалось, что я не здесь, на пустынной ночной дороге, мерзну на ветру, в окружении врагов, а у себя дома, на диване под теплым пледом, с чашечкой горячего кофе в руке. Я потянула носом и явственно ощутила аромат кофе.

Резкий порыв ветра вернул меня в суровую действительность. Как машина оказалась здесь? Может, главный похититель вернулся за ней и пригнал сюда? Но зачем?

В голове юркими мышами сновали мысли, одна из них показалась наиболее подходящей.

Все просто, Таня! После того как ты расскажешь им (а они уверены, что непременно расскажешь), где спрятана картина, тебя прикончат, засунут в машину на водительское сиденье и столкнут с какого-нибудь крутого обрыва. Конечно, среди степей обрыв придется поискать, но они найдут его, можно не волноваться на этот счет. Еще лучше, если это будет обрыв над Волгой. Тогда твой труп отыщут не сразу, может, даже через год. А может, и вообще никогда не найдут. Именно так поступают со своими жертвами бандиты, когда им нужно скрыть следы преступления. Упала с обрыва вместе с машиной и утонула? Ничего удивительного! Сама виновата, слишком быстро ехала и не заметила обрыва. Почему? Да потому что пьяная была. Видите, бутылки пустые в салоне валяются? Глупая, безрассудная Таня Иванова, ведь могла бы жить и радоваться, если б не пила за рулем и не гоняла по степи с бешеной скоростью. Но ничего не попишешь, дело закрыто, все свободны.

«Нет, так не пойдет! Надо действовать», – сказала я.

«Я не собираюсь быть болваном, – вторил мне Хантер Хейз, хоть и по-английски, но душевно, – я умею быть хладнокровным и стану действовать наверняка».

«Умница, – согласилась я. – Все правильно, именно так я и поступлю».

Убедившись, что тот, кто пригнал сюда мою машину, ушел, я, словно заяц, гонимый охотничьими псами, поскакала к спасительному автомобилю. Минута – и я буду за рулем. Еще минута – только вы Таню и видели!

Вот уж чего я никак не ожидала, так это того, что он загонит мою машину в непролазную грязь. Всего в трех метрах от родной «девятки», когда спасение было совсем близко, мои туфли увязли в липкой темно-коричневой жиже.

За спиной хрустнула ветка. С трудом выудив туфлю из грязи, я сунула в нее ногу и попыталась принять более устойчивое положение, чтобы как можно успешнее отразить нападение врага. А враг уже дышал мне в затылок.

Сжав кулаки, я с замиранием сердца обернулась, собираясь ударить по черепу с провалами вместо глаз, но так и застыла с занесенным в воздухе кулаком.

– Олег? Откуда ты взялся, черт тебя возьми? – заорала я.

– Танька? – Олег тоже заорал, а потом расплылся в радостной улыбке и сгреб меня в охапку. – Вот это фокус! А здорово, что я тебя нашел!

– Это еще вопрос – кто кого нашел, – ответила я, глупо улыбаясь. Осторожно высвободилась из его объятий и добавила: – Погоди, выключу музыку. Орет на всю округу. Нас могут услышать. И все же: что ты тут делаешь?

Только теперь я заметила прямо у своих ног палки, которые он бросил в грязь, прежде чем заключить меня в объятья.

– Да застрял, понимаешь, и пытаюсь вытащить твою «девятку» из грязи.

– Как это тебе удалось? – ехидно спросила я. – Так прочно загнать машину в это болото?

– Прости, так получилось, – он смущенно улыбнулся. – Очень хотелось догнать, вырвать тебя из лап бандитов. А тут, как назло, дождь пошел, мокро, ни черта не видно, дороги не знаю… ну, сама понимаешь. Вот и вылетел сюда.

Милый мой Олег! Значит, он бросился меня спасать! Один против двух бандитов. Как это приятно – сознавать, что мужчина твоей мечты готов рисковать жизнью ради твоего спасения!

Хотя… Тут в мою ликующую душу скользкой гадюкой заползло сомнение. Я окинула Олега оценивающим взглядом. А ведь он такого же роста, такой же комплекции, как тот, на переднем сиденье. И рубашка похожая, и цвет вроде бы тот же. Что-то синее с чем-то коричневым в клеточку.

– Скажи, а где это ты успел загореть в начале мая? – с подозрением спросила я, сузив глаза.

По лицу Олега словно тень пробежала. Он тоскливо спросил:

– Чего это ты вдруг, Тань?

– Нет, ты мне ответь, где загорел? Только не ври, что в солярии.

– В солярии? – хмыкнул он. – Скажешь тоже! Что я, девчонка что ли? Да если хочешь знать, я от природы смуглый. Да у меня бабушка была цыганка. А вообще-то, я в Израиле был почти десять дней. А там уже давно жара.

– Отдыхал там, что ли?

– Ну почему отдыхал, работал. Репортаж делали, многосерийный. Я же тебе говорил, где работаю. Что это с тобой? Я думал, ты обрадуешься… Я ведь, когда тебя увидел, даже глазам не поверил. Смотрю: Танька! Живая!

– Я обрадовалась, – печально произнесла я.

– Не похоже.

Если б ты знал, что мне пришлось пережить, то не говорил бы так!