Анатолий Манаков - На грани фола (Крутые аргументы) Страница 20

За десять лет жизни в Нью-Йорке у Алексея возникали самые разные впечатления от города и его обитателей, в том числе самые нелицеприятные. Черт его знает, возможно, не всегда верными были эти впечатления. И все же ему казалось, что город учил воспринимать других не ниже и не безнравственнее себя, видеть окружающее глазами себе подобных, постараться испытывать переживаемые ими чувства и расширять масштабы своего мировосприятия до размеров общечеловеческих. Потому и отдавал он Нью-Йорку должное: хоть город и привык к мрачной картине убийств, грабежей и мошенничества, люди здесь упорно продолжали ценить в себе и других прежде всего их личные качества, избегали стереотипов в оценке личности, готовы решительно встать на защиту своих прав на свободу и на стремление к счастью, да и вообще быть такими, какими хочется, не переходя при этом границы разумного самоутверждения и не покушаясь на права других.

Если одинаково беспристрастно срывать покровы тайных грехов со всех городов, то и в Нью-Йорке обнаруживаешь, как можно испытывать некоторое удовольствие при виде чужих несчастий, веру в колдунов и нечистую силу приравнивать к духовному поиску, а библейскую заповедь не творить зла даже во имя блага нарушать с необычайной легкостью. Найдешь здесь и достаточно зловредных, что упорно стремятся уйти в мир иной, норовя прихватить с собою ближнего. "После нас хоть потоп? Да хоть и при нас!"

Как и повсюду, здесь в ходу обычные зависть и корысть, включая самые бескорыстные их разновидности. По всеобщему закону продвижения в должности восходят наверх с самовлюбленностью Нарцисса, оставляют внизу чувство юмора, не гнушаются интриганством и местью. Или находят для себя "таежные углы", чтобы впасть там в спячку и из злобы продлить себе удовольствие наблюдать чужие страдания. Или, будучи в целом трезвенниками, сами себя загоняют в винные погреба, невольно превращаясь в законченных пьяниц.

Словом, Нью-Йорк и есть сама жизнь неприкрашенная, когда затрудняешься даже сказать с полной уверенностью, кто кого больше пародирует: мы её, она нас или мы сами себя. И убереги нас всех от искушений, дай каждому сил быть пастырем самого себя, соблюдая законы при сохранении своего и чужого душевного покоя...

Алексей взглянул на часы, поднялся со скамейки, пересек Бродвей и направился обратно к Центральному парку. Вдали маячил силуэт "Таверны на лужайке". Опаздывать на встречи было не в его привычке.

Ровно в два он уже стоял под навесом у входа в ресторан, построенный на территории парка в том самом месте, где раньше находилась овчарня. Подъезжали такси и лимузины, из них выходили прилично одетые граждане. Чтобы не распариваться на солнце, они сразу же ныряли в прохладу ресторации.

- Полковник, вы остаетесь верны своим правилам конспирации, - раздался голос за спиной Алексея, и кто-то тронул его за плечо.

Он обернулся. Перед ним широко улыбался внушительного сложения мужчина, чем-то напоминавший частного сыщика Ниро Вульфа, правда выглядевший чуть поспортивнее и полегче кило этак на тридцать. Бесстрастные черты его лица создавали первое впечатление, будто этого человека никогда не назовешь "душечкой". Под глазами висели подтеки, в тяжелом буравящем взгляде таилось больше проницательности, чем любопытства. Так, наверное, и должен выглядеть отставной специальный агент ФБР, неутомимый борец с криминальным сообществом.

- Фрэнк, приятель Джорджа, - представился он. - И я очень рад возможности иметь с вами некоторый тет а тет.

При входе их почтительно встретил метрдотель и проводил до столика. Чувствуя, что в дальнейших его услугах пока нет нужды, тут же удалился.

В зале ресторана не светилось ни одной лампочки. Лучи солнца проникали рассеянными сквозь стены из зеленого стекла, принося с собой ощущение, будто сидишь на лоне природы в прохладном закутке парка, где не нужно прятаться от жары и жадно ловить освежающий ветерок. Все это чудесно дарили бесшумно работавшие кондиционеры.

- Я вас не случайно пригласил именно сюда, - сказал Фрэнк. - Ведь вы жили неподалеку, если меня не подводит память.

- Совершенно верно, в пяти минутах ходьбы. Однако хочу вам признаться, за все мои годы в Нью-Йорке здесь никогда не был.

- Из соображений конспирации?

- Да нет, просто так получилось, что вы первые меня в этот ресторан пригласили. Кроме того, у меня были совсем другие интересы.

- О, вы не представляете себе, сколько мы угрохали денег, дабы проведать о ваших подлинных интересах.

В это время подошел официант, поинтересовался вкусами клиентов относительно легких или крепких напитков. Выбор пал на "мартини".

- За что выпьем? - полюбопытствовал Фрэнк. - Как у вас принято? За здоровье или встречу?

- Давайте за жизнь, какая бы ни была и что бы с нами ни вытворяла.

Похоже, Фрэнк ожидал другого тоста, но поднял рюмку и охотно поддержал:

- Окей, для начала за жизнь и с надеждой, это не последний глоток.

Чокаться рюмками они не стали, следуя местному обычаю.

- Не знаю, как вас, - начал Фрэнк, отведав, видно, своего любимого напитка и уже не так пристально смотря на Алексея, - но меня вытащили на свет Божий для того, чтобы я делал его уютнее для себя и жил, не омрачая существование других. И я старался не омрачать, сражаясь около тридцати лет с маньяками-убийцами, мафией, террористами, шпионами и прочими нарушителями закона. Не стану скрывать, был способен и обмануть для пользы дела, поступить против своей совести в интересах расследования и поиграть на чувствах других, скрывая собственные. А что, у вас было иначе?

- Строго говоря, отличалось в оттенках. При этом я заставлял себя выбрасывать из головы мысли о предосудительном и не забывать на пути грешном о мудрости с оглядкой.

- Еще бы, ведь вы работали под "крышей" без дипломатического иммунитета.

- То есть старался на первый импульс не отвечать, а больше прислушиваться ко второму.

- Мне помнится, впервые приехали в Штаты, когда вам было чуть больше двадцати шести, - заметил Фрэнк, предлагая собеседнику сигарету. - Тогда я уже работал в контрразведке и мы, буйствуя от избытка жизненных сил, охотились за ребятами из русской резидентуры с азартом, словно собаки за зайцами, которые постоянно от нас ускользали, а потом развлекались тем, что гонялись за собственным хвостом. Мы заботились о своей национальной безопасности, вы - о своей.

- И, предполагаю, искали пути меня пришпилить?

- Безусловно. Тщательно просеивали и анализировали все, что удавалось получить от информаторов, прослушивания телефона и квартиры, из сводок наружного наблюдения, разговоров среди ваших знакомых и агентурных сообщений тех ваших коллег, кого мы уже завербовали.

- И что же?

- Не собиралось достаточно улик. Мы все ждали, когда вы начнете "расклеиваться" и непроизвольно свидетельствовать против себя же. Шли месяцы, годы. К сожалению, ухватиться было не за что. Говорю совершенно откровенно, прямых доказательств вашей негласной работы, которые могли бы фигурировать не в оперативной разработке, а на суде, нам не хватало, хотя, повторяю, косвенных улик было достаточно. У нас оставался выход объявить вас "персоной нон грата", что самое легкое, если не грешить перед совестью и законами Соединенных Штатов. Или подставить вам провокатора на пути к согрешению и взять вас с поличным.

- И вот тогда-то попытаться меня завербовать? - дополнил Алексей список новой альтернативой.

- Думали и об этом, - неуверенно сказал Фрэнк.

Тут подплыл официант в ожидании заказа на выбранные блюда, выслушал, ничего не записал и незаметно исчез.

Приметы его профессии все же дают знать о себе, подумал Алексей, приглядываясь к американцу. И одна из них - надменная учтивость, точно рассчитанная на выуживание из человека нужных сведений, в сочетании с надлежащей выдержкой.

- Так что же с вербовкой? - напомнил он вслух. - Я не припоминаю таких попыток. Хотя, хотя в ваших документах все могло быть.

- Ну это в разведке легко сочинять байки про дерзкие вербовки, а потом отсутствие конкретных результатов списывать на осложнение обстановки, - не без причины огрызнулся Фрэнк. - В контрразведке такое исключено не в виду нашей более высокой морали, просто по причине, что всё проверяется сразу и на месте.

- Поверьте, я не хочу никого обижать. Просто привык считать, что важна не тайна сама по себе, а тайна, которую стоит скрывать. В этом, надеюсь, мы с вами находим понимание, иначе не сидели бы здесь.

- Тогда предлагаю выпить за встречу. В неё никто из нас не верил.

- И даже не предполагал, что такое может произойти, - уточнил Алексей и хотел было чокнуться, но на полпути спохватился.

Фрэнк уловил попытку сгладить острые углы беседы и стал "оттаивать". Возможно, и оттого что принесли сочный кусок говядины, а он был голоден, Или от второго "мартини", а он, судя по всему, был с этим напитком на "ты", хотя в английском языке такого местоимения нет и оно чаще всего понимается интуитивно. Бог знает отчего и Алексей начал расслабляться в пределах подобающего. Такое бывает с обеих сторон без видимых причин, когда встречные потоки биотоков сталкиваются и переплетаются, настраивая в благоприятном ключе.