Камило Села - Мазурка для двух покойников Страница 20

– Делай, Тересита, что хочешь, но без шума и не за три гроша с кем угодно, необязательно совокупляться под барабанный бой и на виду у всех, скандалить и требовать раздельной жизни, подумай и увидишь, что я прав, я человек современный, ты знаешь, но у терпения есть предел.

– Ясно! Прости меня еще раз, Филемон, любовь моя, этого не избежать. Ты меня никогда не бросишь… Пойдем на танцы?

Тересите дель Ниньо Хесус нравятся яркие шляпы и игра в диаболо.

– Но ты понимаешь, что ты не девочка?

– Вот как? А почему?

Тересита дель Ниньо Хесус быстра на выдумки.

– Я бы хотела, жизнь моя, чтоб тебе отрезали обе ноги, как Маркосу Альбите, и я держала бы тебя на руках, и ты делал пипи на улице, штучка наружу, и все бы видели, как я люблю тебя и забочусь о тебе, содержу, как маркиза!

– Замолчи, женщина! Что за чушь!

– Никакая не чушь, мой король, я тебя люблю, а не Конгоса.

– Ладно, большое спасибо, отчего тебе не поспать немного? Ты разгорячилась…

Сладкая Чонина – мастерица на все руки. – А забавляться не любит?

– Милая, само собой! Это все мы любим!

Сладкая Чонина путается с двумя служащими кондитерской, раскатчиком теста и пирожником. Всегда нужно считаться с категориями и профессиональными различиями, оба блудят красиво и весело, но хозяйка умеет молчать, ни один не подозревает, что и другой наслаждается ею.

– Я вся твоя, любимый! Никто не может желать так, как я тебя!

Робин Лебосан сидит в качалке и читает вслух все предыдущее.

– Думаю теперь, что заслужил кофе с коньяком! Уже поздновато, но, если найду шоколадки, принесу Розиклер, пусть немного раздобреет. Однако что за мания шалить с обезьянкой! Женщин сам Бог не разберет!

У Робина Лебосана очень хорошая осанка, порода в нем чувствуется как в борзой, в его семье по крайней мере пять поколений ели горячее.

– Не нужно переоценивать факты, люди больше верят бумагам, чем истине, истина всегда относительна.

Робин Лебосан закурил.

– В этом табаке с каждым днем все больше веток, но что поделаешь?

Робин Лебосан глянул в окно, маис намок, вверх по дороге едет велосипедист.

Да, Эдгар По прав, наши мысли медлительны и вялы, а также монотонны, наши воспоминания – вялы и неверны – ржавеют, как железо, именно это, очевидно, в их природе. Асорин поставил в «Бенавенте» в Мадриде премьеру «Геррилья» с восхитительным успехом, по обычаю премьера всегда идет с восхитительным успехом – какая тупость!

У Рамоны Фараминьяс радиоприемник на семь диапазонов, «Телефункен», стоит тысячу песет, она редко пользуется им, но он очень хорош, лучше не бывает. Поликарпо из Баганейры может обучить кого угодно, ну, не всех, кабана не может, кабан глуп и непонятлив, да и охоты нет, у кабана мозги из соломы или из пемзы. Когда дела начинают запутываться, лучше всего залезть в раковину и ждать, пока распогодится. У Поликарпо, что из Баганейры, не хватает на правой руке трех пальцев, их однажды откусил жеребец, которого загоняли, два-три года назад, а может, больше, четыре-пять. Иногда кажется, солнце хочет выйти, потом попятится, и снова то, что было. Робин Лебосан не хочет вести дневник, не хочет знать, что человек – тварь наиболее бестолковая и проникнутая стадным чувством – быстро пресыщается, любит чудеса, приходы мессий, худший из ударов дышлом тот, что ведет к потере пульса, вкуса, а иногда к умственному расстройству; кабан всегда идет той же тропинкой, поэтому его можно убить ножом, Поликарпо, что из Баганейры, убил четырнадцать или пятнадцать, один, тяжело раненный, ушел, но так как его не нашли, не считается; смерть цирюльника не то же самое, что смерть генерала, у которого полно орденов и спеси; у Лебосана хорошая память, он без труда припоминает «Национальные эпизоды».[35]

Ласаро Кодесаль умер в Марокко, бесславно, ни поев, ни попив, на позиции Тиззи-Азза, это и плохо на войне – внезапно начинаешь смердеть, так-то вот. Гауденсио Бейра очень хорошо играет на аккордеоне, лучшего исполнения я не слышал. Гауденсио Бейра слеп и уже несколько лет – аккордеонист в непотребном доме Паррочи, самые юные кобельки зовут ее донья Пура. Бенисья – племянница слепого Гауденсио, как говорят, соски у нее словно каштаны, сам не видел. Катуха Баинте, дурочка из Мартиньи, как стебелек дрока с золотистыми цветами; каждый уголок мира тихо покачивается, не теряя равновесия, и менять что-то очень рискованно, Катухе Баинте нравится бегать по горам с мокрыми сиськами – прекрасно! Бальдомеро Афуто, старший из девяти Гамусо, два или три года назад обезоружил двоих полицейских, у Бальдомеро Афуто на руке татуировка: голая женщина, обвитая змеей, это очень впечатляет девок, Афуто нет и тридцати, старше ему уже не стать, родители его погибли при крушении поездов, не раздавлены, а задохнулись. Танис Перельо сильней своего брата Афуто, сильнее всех. Танис Перельо кулачным ударом опрокидывает быка. Адега – мать Бенисьи, Адега играет на аккордеоне не хуже брата, лучше всего получается полька «Фанфинетта»; мужа Адеги, хочу сказать, ее дочери Бенисьи, звали Апостол Брага Мендес, он, наверно, вернулся в Португалию, оттуда больше не высовывал носа, а Адега, хочу сказать, Бенисья, сама не знает, вдова ли, мужняя жена – по правде, это не так важно. Только что умер Георг V, да почиет с миром, его сменил на троне принц Уэльский. Адега – память края, докуда хватает глаз, дальше – королевство Леон, граница Португалии, заграница и земля мавров, очертания горы стерлись уже давно, никто не помнит, где они были. Впервые наша футбольная команда побита на своей территории: Испания – Австрия, 4:5. Умер также Редьярд Киплинг,[36] творятся вещи редкие и непонятные, гармония сфер, кажется, утрачена.

– Что вы говорите?

– То, что слышите: кажется, что утрачена гармония сфер, это сказал падре Сантистебан в прошлом году, в проповеди о Семи Словах.

Адега – память края – хорошо говорит по-испански и умеет снимать и напускать порчу: Господь Иисус Христос, исцелитель моих страданий, не нужно мне никаких благ и не нужно мне предсказаний, мне, Господь, не хватает хлеба и вина твоей трапезы, сквозь врата моих страданий врач божественный войдет, он в судьбу мою заглянет и болезнь мою поймет; садится у постели и говорит: брат мой, что болит у тебя? – Я полон грехов, мое тело – проказа. – На, съешь мой хлеб, испей моей крови, и от этого, брат, тебе полегчает. Хан Амиэйрос плохо рассчитал и умер, получив семь хороших ударов дубиной, по одному на каждое чувство, и два – в душу, вот так можно убить человека, вопрос в том, как суметь это. Манеча голая походила на кобылку, никогда не мерзла, ее брату Фуко не хватало глаза, но бегал, как сороконожка, дедушка удалился в Бразилию и сфотографировался, на обороте: Ф. Вильела, фотограф Императорского дома Бразилии, 18, Руа до Кабугос, Пернамбуко, очень хорошее фото, у него усы, галстук, трость, изящно опирается на спинку стула, брюки со складкой, не пристукни дедушка Хана Амиэйроса, мы, пожалуй, до сих пор бы гоняли лошадей по дорогам.

– Наверняка. И у Манечи Амиэйрос не было бы внука-секретаря.

– Именно.

Апостол Брага исцелился от падучей Уксусом четырех разбойников, куда входят чеснок, перец дьявола и резина. Роке Гамусо звали Крего (Поп) де Комесанья, хотя он не поп, весть о срамных местах Роке Гамусо и его неистовой доблести распространилась далеко, говорят, до Арагона и даже до Каталонии и Средиземного моря. Адега обычно помалкивает, но знает случившееся хорошо, наверно, лучше всех, кое-что из рассказанного, сдается мне, она услышала от Робина Лебосана.

– Мы, галисийцы, уладили бы это в неделю, но, что вы хотите, вмешались сами знаете кто, Раймундо говорит: авантюристы, патриоты, азартные игроки, пророки и мученики Китая и Японии, и видите, чем кончилось: страна потонула в крови, голоде и говне, люди не решаются глядеть друг на друга, а ведь нужно не опускать глаз и не отводить в сторону, хочу сказать – глядеть без стыда и страха, что отгадают твои тайные пороки, не разобрались, что к чему, нужно не настраивать людей против кого-либо, а заливать водой огонь злобы, позволять каждому жить по-своему, но этого не захотели признать, клерки в конторах не были в заговоре, но, пожалуй, поддерживали его, страх – плохой советчик, в карманах труса всегда спрятана наваха и пистолет; вы, дон Камило, происходите от горцев, людей отважных и драчливых, такие часто умирают не в постели и до времени, но это неважно, люди должны умирать за что-то, в нашей стране некому оставаться на семя, извините. Ваш дед и Манеча Амиэйрос виделись в роще Боусас, ваш дед жил лучше вас, основательнее, вы выше ростом и хорошо одеты, шелковый галстук, золотые часы, но ваш дед жил лучше, был невысокий, но храбрый, как лев, и жил лучше, чем вы и чем кто угодно.

Трудно иметь девять признаков выродка, всегда недостает хотя бы двух.

– А у Моучо были все?

– Пожалуй, да.

Хила, внучка Адеги, ловит форелей, ныряя в реке, хватает их руками, когда пятятся в щель или лезут под камень, это запрещено законом, но неважно. Взгляд у Хилы бойкий, походка грациозная, подпрыгивающая, двенадцать лет и хорошее здоровье, ее бабушка говорит, что еще не начала блудить, может, да, а может, нет. У священников должны быть дети, чтобы не страдать от похоти и не говорить глупости, исповедуя женщин; священники должны помогать людям, а не запугивать их, ладно, пусть делают что хотят, каждый в меру своей совести! Селестино Кароча и Сеферино Фурело, пятый и шестой из девяти братьев Гамусо, – священники, тем не менее у них хорошие намерения и хорошие вкусы, Селестино и Сеферино – близнецы, Селестино – охотник, Сеферино – рыболов, попы и тореадоры не носят усов, их очень уважают.