Колин Харрисон - Форсаж Страница 20

Он ужинал каждый вечер в поселке. Приезжал на своем залатанном, тонна с четвертью, грузовичке, трясясь по проселку по одним и тем же корням, слегка скрежеща коробкой передач, похрустывая гравием на повороте и подскакивая. Притормозит разве иногда, чтобы дать перебежать дорогу оленю. Потом дальше вниз, пока не покажется шпиль деревенской церкви и не появятся обшитые дранкой деревенские дома. Он подъехал прямо к ресторанчику — тут собирался местный люд, фермеры, пригласившие жен на ужин, подростки, запихивающие в рот гамбургеры, изредка заглядывал неприкаянный художник, снимающий домишко на зимний сезон. Рик припарковался рядом с проржавевшим бывшим школьным автобусом, набитым распиленными дровами, и проскользнул на свое привычное место. Официантками в заведении были женщина, обслуживавшая посетителей почти два десятка лет, да еще три-четыре девушки-подростка из поселка, которые зарабатывали деньги на технический колледж, или на аборт, или на то, чтобы уехать отсюда подальше. Рику давно перестали приносить меню, всякий вечер, так завелось, перед ним ставили одно и то же блюдо с куриными грудками. Если Рик и возбуждал в этом ресторанчике любопытство — крупный бородатый мужчина в поношенном комбинезоне и с перемотанной изоляционной лентой дужкой очков — то явно его никто не выказывал. Он был уже не юноша, молоденькие официантки имели все основания ожидать, что их постоянный посетитель сам проявит к ним сексуальный интерес. Как это делали почти все мужчины в возрасте. Тем не менее на Рика заглядывались. Темноволосый, мускулистый, хорошо сложенный, он выделялся среди остальной публики. Официантки знали, что живет он бобылем и работает на рыболовецком судне в Гринпорте. Они были простые девушки, но кровь с молоком — он же, казалось, был совершенно равнодушен к их юным прелестям, тонким лодыжкам и волосам, пахнущим дешевым шампунем. Как-то раз одна из девушек набралась храбрости и спросила его имя, но он только покачал головой. Их невинность наводила на него скуку.

Закат. Вернувшись из поселка, он принялся собирать помидоры у себя в огороде, чтобы захватить время, оставшееся до наступления сумерек. Съел самые спелые, измазав соком бороду. Этот сорт помидоров созревал в течение семидесяти девяти дней. Плети тыкв вились по всему огороду. Когда он вернется, они уже созреют. И кукуруза тоже. Рик посадил двадцать рядов по тридцать растений — достаточно, чтобы ветер легко мог переносить пыльцу с султанов от растения к растению. Он отломил початок, счистил с него кожицу до половины и надкусил. Сырая кукуруза была не по сезону сладкой, — немалое удовольствие для Рика. Поглядев на небо, определил, что завтра пойдет дождь — огород можно не поливать. Его подсолнухи, десятифутовая разновидность с огромными головками, поникли, склонясь к земле, прося о милосердной смерти. В воздухе над ним проносились, ныряя, летучие мыши. Становилось прохладней. Примерно через месяц Рик начнет топить по вечерам печку дубовыми чушками. Он прошел за коттедж и дернул ремень стартера движка водяного насоса, что стоял рядом с колодцем. Оставил его поработать минуть пять, чтобы наполнить бак в подвале. Войдя внутрь, почистил зубы при свете голой лампочки. Взглянул на растопыренные щетинки на зубной щетке. Скинул комбинезон и рабочую блузу.

Ему хотелось поехать искать Кристину. Хотя благоразумнее было бы — не предпринимать вообще ничего. Тони всегда говорил: учись у колумбийцев, они знают, как не делать ничего. Они могут положить товар стоимостью в пять миллионов на склад, закрыть его на замок и забыть о нем. Месяцы, иногда целый год товар лежит себе полеживает, запакованный, пристегнутый металлическими лентами к погрузочной платформе. Конечно, они за товаром присматривают — не заинтересовался ли им кто-нибудь еще. Отсутствие действий для них — часть стратегии, изначального плана.

Поначалу Рик тоже придерживался этого плана — не напоминать о себе очень долгое время, пока о нем не забудут. Но тогда Кристина должна находиться в тюрьме. Пек догадался, как вытащить Рика на свет божий, впрочем, детективам за подобные догадки платят жалование. Конечно же Пек в то время за ними тайно следил; он видел Рика с Кристиной вместе; видел, что они одержимы друг другом. А может, и нет, — все не так. Может, Пек и не догадывался ни о чем. Рик еще раз обдумал ситуацию. Ведь Пек — просто амбициозная гнида, он пытается сейчас подловить его на какой-то дешевке. Рик так давно не участвовал в играх подобного рода, что его интуиция притупилась. Он больше не различал оттенков интриги: что было правдой, а что полуправдой, что ложью, а что вариацией возможной правды или лжи, не чувствовал, что одна ложь отвлекает внимание от другой, главной лжи. Но он понимал, что Пек хочет его во что-то вовлечь. Иначе зачем выслеживать Рика, потом ехать для встречи с ним из города три часа туда и три часа обратно? Трудно сказать. Ведь легавый, понимая, что Рик будет обдумывать их разговор, был уверен, что его загадку ему не разгадать. Так оно и было. Стало быть, единственным достоверным фактом остается то, что Кристина выходит из тюрьмы. Женщина с соблазнительным маленьким задом и холодными темными глазами. Выходит неизвестно куда. И Рику это небезразлично. Пек не сомневался. А если вмешиваются чувства — начинаются проблемы.

Час спустя он лежал один в маленькой комнате, освещенной звездами. Глаза его были открыты. Первые год-два, которые он в этих местах провел, ночное небо вызывало в нем чувство одиночества. Разные картины вставали перед глазами, и он шепотом просил прощения. Я сделал много зла. Я никогда никого не убил, но я сделал много зла. Он пытался читать Библию, но в Библии ничего не говорилось о восемнадцатиколесных фурах, набитых крадеными факс-машинами. Или контрабандными сигаретами. Или промышленными панелями для лифтов, каждая по четверть миллиона минимум. Французским вином, дорогой парфюмерией, большими японскими мотоциклами. Всем чем угодно, что отгружается в аэропорту Кеннеди круглые сутки и переваривается ненасытным чревом Нью-Йорка. Кристина им помогала, потому что он ее об этом просил. И конечно, Тони хотел бы опять ее использовать. Он знал, насколько та умна, и даже хотел, чтобы она управляла одной из своих «операций». Он, возможно, провалил несколько «поставок», думал Рик, и сразу вспомнил, как Кристина все ловко организовывала. Ее система была очень эффективной, особенно когда приходилось иметь дело с русскими или китайскими гангстерами, этой недоверчивой сволочью, которая едва могла слово сказать по-английски и всегда предпочитала сохранять максимальную дистанцию. Получение товара никогда не обговаривалось по телефону. Лицо, которое вступало в контакт, получало по факсу лишь одну цифру на единственной странице. Должно быть, это доводило копов до бешенства. Кристина всегда посылала факс из одного публичного копировального заведения в другое, выбирая всякий раз разные. Полиция была не в состоянии проконтролировать все факс-машины в городе. Посылавшийся номер не соотносился ни со временем, ни с местом получения товара, а означал определенное место где-нибудь в центре Манхэттена. Там это контактное лицо искало — и находило прямо на улице — то, что нужно было увидеть, что находилось у всех на виду (в этом-то и была гениальность системы) — где и когда забирать товар. Договаривающимся сторонам не нужно было вести телефонных переговоров или встречаться лично. Им даже необязательно было знать друг друга в лицо. И эта система ни разу не подвела. Им удалось обтяпать три дюжины дел, используя систему Кристины.

Если ты не дурак, то, конечно, влюбишься по уши в женщину, у которой кроме очарования есть еще и мозги. Ты скажешь своему пенису — все, больше ни с кем, только с ней. Она — самое то. И пообещаешь, что со временем он поймет, ради чего стоит иногда потерпеть. А потом пойдешь и заберешь спрятанные в Бруклине, в подвале у тетушки Евы, деньги (он четыре года хранил в бумажнике ключ от ее входной двери) и заплатишь за обучение Кристины на юридическом или любом другом факультете, по ее желанию. Сделаешь все, что нужно, чтобы помочь ей вернуться к нормальной жизни. Если ты не дурак, конечно.

А ежели кретин, то втянешь ее в дела, которыми ей заниматься совсем не нужно. А Рик и был прежде таким кретином. Торчал на стероидах, да еще так, что стал всеобщим посмешищем — эдакий двухсотшестидесятифунтовый клоун, который лежа отжимал четыреста двадцать фунтов, имел пару шлюшек на стороне. Им он врал, что занимается автодилерством на Лонг-Айленде, что у него своя мастерская по ремонту автокузовов. Больше всего в жизни он заботился о том, чтобы ублажить свой пенис.

Как Кристина могла его терпеть, для него было загадкой; возможно, она надеялась, что, если вывести из его организма все эти стероиды, он станет другим. Она была из тех женщин, которые приняв решение, его не меняют. «Все у тебя будет хорошо, если ты просто останешься со мной», — сказала она ему однажды как бы между прочим. Она не кривила душой и была с ним до самого ареста. А потом, когда все изменилось, порвала с ним все отношения. И ни разу не ответила на письма Рика в тюрьму. Не то чтобы он ее в этом обвинял. (Сейчас, конечно, он не получал почты вообще, у него не было адреса.) Он никогда не был для нее достаточно хорош, хоть и вел себя будто хренов наследный принц. Последнее, что она ему сказала в тот день, когда ей вынесли приговор и уводили в наручниках обратно в Рикерс-Айленд: «Тебе нужно убраться из города, Рик». Она знала, о чем говорит. Взвесила все, что про него знала, и все, что с ним может случиться, и бросила на ходу: «Тебе нужно убраться из города, Рик». Что он и сделал.