Ирина Зарубина - Госпожа следователь Страница 20

Люся захрюкала, давя смех, и смилостивилась:

— Ладно уж, Клавдия Васильевна, один — ноль в твою пользу. Так и быть, попробую упросить шефа, чтобы принял. Только чтоб недолго!

— Три минуты! — с готовностью откликнулась Дежкина. — В крайнем случае — три с половиной.

— А-ага-га! Ну, как дела с Фомой! — от порога приветствовал ее Самохин, откладывая в сторону карандаш.

— Всеволод Константинович, скажите честно: насколько дорога вашему сердцу эта собачка? — спросила Клавдия, усаживаясь.

— Скажу честно, — в тон отвечал Самохин. — Мое сердце занято несколько иными проблемами.

— А вот тут-то я вас и огорчу, — заявила Дежкина, и, порывшись в сумке, выудила на свет Божий список с фамилиями. — Дело принимает нешуточный оборот. Пропала, вслед за собачкой, и подружка Черепца, некая Ирина Журавлева…

— Кто такая?

— Личность, насколько я понимаю, весьма сомнительная. Трудится в салоне красоты. Клиентура у нее — высший класс, сплошь бизнесмены и чиновники из верхних эшелонов.

— Куда же она могла деваться?

— Этот вопрос и мне не дает покоя, — простодушно откликнулась Клавдия. — Я успела побывать в ее квартире, и что вы думаете?..

Самохин прищурился, всем своим видом выражая обостренное внимание.

— Там нашлась дохлая псина! — закончила следователь.

— Не понял…

— Здоровущая псина, которая успела провонять всю квартиру, полуразложившаяся…

— А Фома? — спросил Самохин.

— Никакого Фомы!

— Постой-постой, — раздраженно остановил ее прокурор, нервно перелистнув бумаги на столе, — при чем тут псина?..

— Если б я могла объяснить!.. — всплеснула руками Клавдия. — У меня пока имеются лишь разрозненные факты. Первое: Черепец требует раздобыть потерянного Фому хоть из-под земли, но отказывается предоставить сколько-нибудь внятную информацию — что за собака такая ценная, зачем ему дворняга, если при своих связях он может весь Птичий рынок с потрохами иметь?.. Второе: любовница Черепца Ирина Журавлева… — то есть я не могу утверждать, что Журавлева именно любовница, но простое женское чутье подсказывает, она недаром столь часто захаживала к холостому мужчине, да-да! — вспыхнула Клавдия, заметив выразительную ухмылку на губах Самохина. — Так вот, она исчезла — неделю не объявлялась на работе, и соседи по дому ее не видели. Зато все слышали собачий вой и лай, доносившийся из квартиры Журавлевой. Как я уже сказала, вскрыв дверь, мы обнаружили издохшую огромную псину…

— Ну и что?

— Ну и то, что никакой собаки у Журавлевой отродясь не было, и все утверждают, что она домашнюю живность терпеть не могла. Откуда же в таком случае взялась эта собака?

Самохин пожал плечами, все еще не улавливая, куда клонит Дежкина.

— Кстати, ее отравили, — невинно прибавила Клавдия.

— То есть? — удивился прокурор.

— То есть: отравили! Экспертиза показала, что животное скончалось от мышьяка и передозировки противозачаточных таблеток…

— Чего-о? — остолбенел Самохин и хлопнул ладонями о стол. — У вас там цирк, что ли? Какие противозачаточные?..

— «Регивидон», — невозмутимо сообщила Дежкина. — Ужасная гадость. Давно снят с производства. Вносит гормональные нарушения в организм. Впрочем, вы не женщина, вам не понять…

— Дежкина, — вкрадчиво произнес прокурор, — скажите мне честно…

— Да?

— Что ты задумала, а?

Самохин в упор поглядел на собеседницу, но она выдержала взгляд, лишь улыбнулась:

— Ах, Всеволод Константинович, вас не проведешь… Ладно! Вот! — Тетрадь с сановными телефонами легла на стол перед прокурором.

Самохин извлек из аккуратного кожаного футляра очки в тонкой оправе и, прищурясь, начал читать. По мере чтения на лице его возникало выражение крайнего удивления, время от времени сменявшееся откровенным испугом.

— А! Ага-га… — произнес он, наконец отложив очки в сторону. — Надеюсь, ты не потребуешь, чтобы я выписал ордера на арест? — Он попытался засмеяться, что, впрочем, не слишком получилось.

В глазах Самохина накрепко засел испуг. Многие номера телефонов он знал как таблицу умножения.

— Эти люди — клиенты Журавлевой, — сказала Клавдия и, помолчав, прибавила для весомости: — Постоянные клиенты. Журавлева неоднократно выезжала к ним на дом и проводила с ними чуть ли не по нескольку часов…

— И что?

— Я должна поговорить с каждым, — твердо заявила Дежкина.

— А-ага-га! — сказал Самохин, откидываясь на спинку кресла, и на губах его появилась широкая улыбка, столь не сочетающаяся с испугом в глазах. — Да здесь у вас разве что телефона президента нету, — остальные все налицо. И как ты хочешь с ними разговаривать, позволь спросить? Вызовешь на допрос?..

— Всеволод Константинович, без их показаний дело застопорится, — возразила Клавдия. — Слишком много недоговоренностей… Все молчат. Черепец — молчит. Журавлевой и след простыл. Теперь вот выясняется, что и ее клиенты — вне зоны досягаемости!..

— Ерунда! — отрезал Самохин. — Ты ищешь собачку по кличке Фома, у тебя конкретное задание, ясно? И незачем взбираться на правительственные верха. Что ты им скажешь: что Журавлева травила живность старым противозачаточным?..

— Гораздо важнее, что они мне скажут!

— Нет. Нет и нет. Даже не вздумай. Забудь. Возьми этот свой список… нет, лучше оставь его мне, так надежней. И чтобы я даже не слышал…

— Список оставлю, так уж и быть, — кивнула Клавдия, — только у меня дубликат есть, сами понимаете…

Самохин тяжело вздохнул.

— Ну кто, скажите на милость, придумал, чтобы женщине быть следователем? — проворчал он, недружелюбно поглядев на собеседницу. — В жизни не встречал более несговорчивого существа…

— Спасибо на добром слове.

— Ладно. Так и быть, Журавлеву можешь раскручивать. — Прокурор помолчал, собираясь с силами, и брови его сами собою грозно сошлись на переносице. — А вот чтоб с этими разговаривать, — он помахал перед носом Клавдии злополучной тетрадью с телефонами, — даже и думать забудь!

Самохин уткнулся взглядом в бумаги, будто Клавдии больше не существовало в природе.

Дежкина поглядела на него грустно, вздохнула и покинула кабинет, тихонько прикрыв за собой дверь.

13.02–13.33

Спустя два часа знакомая продуктовая сумка Дежкиной мелькнула у подъезда высотного, стоящего чуть в глубине двора дома.

Окажись при этом Всеволод Константинович Самохин, он остался бы крайне недоволен, — уж кому, если не ему, знать, что в этой скромной на вид многоэтажке обитали высокопоставленные чины.

Задрав голову вверх, Клавдия оглядела аккуратные балкончики, выкрашенные белой краской, успевшей чуть потускнеть от сырости и городских выхлопных газов. Ничем не примечательные балкончики, если не считать, что на каждом втором была выставлена круглая, направленная в небо тарелка спутниковой антенны.

У входа ее уже встречал человек с непроницаемым лицом.

— Я из горпрокуратуры. Следователь Дежкина, — не дожидаясь вопросов, представилась Клавдия и для пущей убедительности продемонстрировала удостоверение.

Человек недоверчиво заглянул в книжицу и вновь поднял на Клавдию прозрачные рыбьи глаза.

— Мне бы хотелось переговорить с… — она помедлила, выбирая фамилию из списка, — ну, скажем, с Ольгой Викторовной Бубновой. Из четырнадцатой квартиры.

— Договоренность имеется?

— Нет.

— Ольга Викторовна никого не принимает без предуведомительного звонка.

Клавдия поглядела на охранника с невольным уважением. Ишь, как вышивает: без предуведомительного звонка.

— Красиво излагаете, — вырвалось у нее.

— Не понял, — воздел бровь охранник.

«Никто меня сегодня не понимает», — сокрушенно подумала Клавдия, а вслух произнесла:

— Может быть, Павлихина из седьмой захочет со мной побеседовать?

— В данный момент нет дома, — был ответ.

Дежкина вздохнула.

— Хорошо. А Иванес из двадцатой квартиры дома? А Земченко Алла Емельяновна из семнадцатой? Или у них сегодня тоже неприемный день?..

— Извините, я пропустить вас не смогу. Служба. Договоритесь сначала, тогда — другое дело!.. Кстати, а вот и Олег Николаевич, с ним и разговаривайте, — буркнул охранник, а на вопросительный взгляд Клавдии прибавил: — Олег Николаевич — муж Натальи Иванес из двадцатой квартиры… сами же спрашивали!..

Дежкина увидела, как отворились двери лифта, из кабины вышел высокий молодцеватый мужчина, — совсем еще молодой мужчина, не старше тридцати пяти. Его темные густые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Он двигался походкой человека, хорошо знающего себе цену, как и то, что цена эта весьма высока.