Алла Демченко - Александра: Единожды солгав Страница 20

— Допустим, все как ты говоришь, — Степанков нехотя начинал соглашаться с Сашей.

— Юра, то, что я сейчас говорю, не мои выдумки, а научный факт. Американцы или японцы, я точно уже не помню, в специальной оптике сфотографировали дерево, у которого срезали ветку и знаешь, что они увидели на снимке? Дерево с веткой.

— Нашла, чем удивить. Об этом писали давно. Да и неизвестно, сколько там правды. Допустим, ты видишь рядом с Настей фантом ее матери и что с того?

— А, то! Мы узнаем причину Настиного недуга.

— Саша, но я не оптический прицел американцев, как я тебе помогу? — искренне удивился Степанков.

— Мне надо найти только ответ на один вопрос, почему душа умершей женщины так привязана к земле, что ее здесь держит? Мне надо разобраться, что случилось на самом деле в семье Луниных. Иногда мне кажется, что я просто исполнитель чьей — то воли. Хочу я этим заниматься или не хочу — от меня ничего не зависит. И чем быстрее я решу эти вопросы, тем мне самой будет легче. Мне нужна твоя помощь.

— То есть, ты не знаешь причину, почему душа не уходит с земли?

— Знаю. Их не так много, как кажется. Первая и самая весомая — когда человек внезапно умирает, не попросив прощения. Притом, прощения не в целом, мол, простите меня, а в конкретного человека за конкретный тяжкий поступок. За свершенный перед ним грех. И мне надо найти этого человека, перед которым так виновата Кристина.

— А если тот человек уже умер? Тогда как?

— Не знаю. Вероятно, тогда в души другой путь, не связанный с землей. Я вначале подумала, что ее душа держится из — за мужа. Но…Непохожий твой полигамный друг на держателя ее души. Кстати, ты знал, что Кристина пила?

— Пила? Нет, не знал. Тебе Галина Адамовна об этом сказала? Но, может она с горяча так сказала. Невестку она недолюбливала.

— Вот! Теперь, сам подумай, какой долг остался у Кристины? Муж отпадает, свекровь — не подходит. Остается только ребенок. Или, кто — то, о ком мы не знаем.

— Любовник.

— Вот я и хочу понять, кто или что не отпускает ее душу. А может и не Кристины, — совсем тихо окончила Саша, игнорируя подсказку Степанкова по поводу любовника.

— Саша, давай поговорим с Игорем.

— Игорь не поможет. Я же тебе говорю, что помочь можешь только ты, применив методику.

— Нет.

— Если ты мне откажешь, я найду другого врача и он согласиться.

— Это шантаж. Глупая затея и глупый шантаж.

Степанков грузно опустился в кресло и посмотрел на Сашу. Он смотрел так, как обычно смотрят мудрые родители на своих малых и относительно умных, в силу юного возраста, детей.

— …Но, не факт, что я не попаду к какому — ни будь, шарлатану — самоучке. Сам знаешь, что лицензию на частную практику получить сейчас — не проблема. Мозги у меня съедут набекрень, а ты потом будешь жить с чувством вины. И я тебе буду сниться.

— На счет мозгов я не спорю, могут съехать, — Степанков шутки не разделял и оставался по — прежнему серьезным. — Ты даже себе отчет не отдаешь, какие могут быть последствия. Я применяю эту методику крайне редко, когда по состоянию здоровья пациенту хуже не будет. В основном это онкобольные. Но… Саша, ты не представляешь насколько это страшно.

— Степанков, я знаю. Читала. Я наводила справки, кроме тебя никто не владеет так хорошо этой методикой, — совсем тихо добавила Саша.

— Она читала! Она справки наводила! — Степанков поднялся с кресла, прошелся по кабинету, зацепив рукой ветку какого — то экзотического дерева, за которым разрешалось ухаживать единственному человеку в коллективе — новой «ассистентке». И от этого мельтешения перед глазами, Саша вдруг поняла, что Степанков не на шутку обеспокоенный.

— Знаешь, что я тебе скажу, давай, сворачивай свою психотерапию в глуши и с понедельника выходи на работу. — Степанков смешно засопел. — Я тебе это говорю, как твой непосредственный начальник и работодатель. Ты слышишь, что я тебе говорю?

Выходит, она напрасно проделала весь этот путь. И Степанков может вот так просто ей отказать. Она думала о встрече всю дорогу. Может, надо было как — то иначе подвести Степанкова к этому вопросу? Саша открыла сумочку и достала несколько фотографий.

— Смотри, как по мне, фотография удачна, — Саша говорила это так буднично, словно Степанков давно дал согласие. — Глаза хорошо видны. Посмотри еще, может, тебе другая подойдет?

На Степанкова смотрела девочка лет трех. Смешные тоненькие косички. Дальше несколько фотографий запечатлели Настю — первоклассницу. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять, насколько девочка счастлива. Еще одна фотография, где Настя с бабушкой. Судя по дате на обороте — это была одна из последних фотографий накануне аварии. Рассмотрев фотографии, Степанков сложил их в стопочку, и молча, протянул Саше.

— Ладно. Нет, так нет. Я пошла. Может, ты и прав. Поеду домой, приготовлю Стрельникову обед. — Саша легонько коснулась губами гладковыбритой щеки Степанкова и, бросив фотографии в сумочку, не прощаясь, направилась к двери.

Во второй половине дня, справившись в основном с текущими делами, Степанков позвонил Саше. Вместо обычно быстрого ответа с трубки донеслась знакомая мелодия.

«Неужели она могла действительно поехать к кому — то на прием? — в подобное Степанков не мог поверить. Но, когда Саша не ответил и через полчаса — Степанков обеспокоился не на шутку.

Городской телефон в квартире Стрельникова трезвонил в пустой квартире. Степанков уже не рад был, что отпустил Сашу в таком состоянии. Это ему все предельно ясно, а что ясно Саше — это еще вопрос. Он достал старую, потрепанную записную книжку, которая с годами растрепалась от записей и вложенных бумажек. Менять ее на другую никто не собирался. Пусть старомодно, за то — надежно. И если кому — то мобильный телефон заменил все записные книжки, то Степанков доверял только письменному варианту.

К мобильному телефону он относился как к чему — то временному: легко теряется или могут украсть. У Степанкова никто телефон не крал. А сколько он потерял — не помнил. Поэтому, все самое важное, Степанков, по — старинке, хранил в записной книжке.

Пролистав пожелтевшие странички, Юрий Николаевич нашел номер телефона Андреевой на Новоалексеевской улице. В какой — то момент, когда он уже и не надеялся, что к телефону подойдут, после длинных гудков, до уха донеслось шипение и а потом чередой пошли короткие гудки. На том конце положили трубку. Больше ему дозвониться не удалось.

Через час Степанков был на Новоалексеевской улице. Знакомую дверь на третьем этаже никто не спешил открывать. Степанков прислушался, но кроме тишины никаких признаков жизни Он, не долго думая, заколотил мощными кулаками в дверь, вымещая этим все свое негодование волнение и внутренний страх, что мог опоздать. Он готов был разнести в щепки дверь, когда с последним ударом щелкнул замок. На пороге возникла Александра.

— Проходи, я знала, что ты приедешь, только забыла включить звонок, — Саша посторонилась, пропуская Степанкова в квартиру.

— Откуда ты могла знать?

Степанков сердился на себя, за свой страх и что повелся на ее уловку, как мальчишка. И чего, спрашивается, он так переполошился?

— Просто я знала, что ты, Степанков, приедешь. Даже блины спекла. Заметь, не поленилась. А что значит спечь — это сходить в магазин и купить продукты. Так что, цени своего сотрудника.

С кухни, действительно, доносился запах блинов и еще чего — то вкусного.

— Не подлизывайся. Знала она… Не могла ты знать, что я все брошу и приеду, — доказывал сам себе Степанков свою правоту.

Он решительным шагом, проигнорировав все призывы вымыть руки, направился на кухню. Здесь все было как много лет назад. Сколько ж лет он не был в этой квартире? Кажись с похорон деда. Если б не Машка, то на похороны он не приехал бы точно, потому, что был на какой — то архиважной конференции в Питере. Но позвонила Машка, предупредила, что прилетает с Канады и он, забыв обо все на свете, помчался обратно в Москву. Вот тогда он и был здесь последний раз.

Блины в Саши получались на удивление очень вкусные: мягкие, тонкие, прямо тающие во рту.

— Так чего ты приехал?

— Испугался. За тебя. Ты же, если вбила себе что — то в голову, будешь идти до конца. А какой может быть этот конец, ты даже не представляешь.

— Все будет нормально. Ты — лучший.

— Я давно не практиковал. Методика не имеет никакой научной основы. Практиковали ее в Древнем Египте. Да, что я тебе рассказываю. Тебе это не интересно. Тебе — результат подавай.

— Историю я знаю. Жрецы, погрузившись в глубокий самогипноз, переносили свою душу в другое тело и отправляли путешествовать в пространство. А потом предсказывали будущее.

— Можно с таким же успехом отправиться и в прошлое.

— Если я увижу прошлое, каким его видела Настя, я смогу ей помочь.