Вероника Тутенко - Если вы не бессмертны Страница 20

— Надо больше медитировать, — охотно отозвался Серж.

— Не обязательно медитировать, — мягко возразил Меркулов. — Можно писать картины или стихи… Это тоже разновидность медитации. Правда, Анна Николаевна?..

Меркулов вопросительно посмотрел на поэтессу, явно, не ожидая отрицательного ответа.

— Правда, — пропела она. Ее лицо засветилось еще больше. Ей не терпелось почитать стихи.

Но прежде, чем все остальные настроились на лирический лад, Инга поспешила вставить очередной невежественный вопрос:

— А для чего нужен третий глаз?

— Как для чего? — с жаром набросился на непосвященную Серж. Он, явно, не представлял себе жизни без третьего глаза. — Только третьим взглядом можно увидеть ИСТИНУ?

— А нужно ли видеть истину? И в чем эта истина? — с не меньшим жаром встала на сторону Инги девушка с длинными волосами.

— Так, подождите, подождите… — с видом арбитра, вставшего между боксерами, нарушившими правила на ринге, Меркулов параллельно расставил ладони. Обратился сначала к девушке с длинными волосами. — Скажи, Ася… Ася — я не ошибся? — видимо, Ася (Меркулов не ошибся) в «Третьем глазе» второй, максимум третий раз. — Ты согласна с тем, что добро должно уравновешиваться злом?

Инга успела безразлично кивнуть, хотя вопрос относился не к ней. Но это уже значительно ближе к загадочной смерти Аникшина, чем бумажные лилии.

Девушка подумала несколько секунд и категорически замотала головой:

— Нет! Добро — это добро, а зло — это зло.

— Но как же тогда узнать, что белое — это белое, если не знаешь, что такое черное? — Меркулов был готов к любому ответу.

— Это изначально заложено в каждом человеке, — ответила Ася высокопарно и не слишком уверенно.

Меркулов снисходительно улыбнулся.

А улыбка у него красивая. Немного циничная и беззаботная.

— А ты как считаешь? — резко и манерно (или у него природная грация?) повернулся, как ведущий телешоу, как будто накаляя зрительский интерес, президент «Третьего глаза» к другой непосвященной.

Раздумывая, как лучше ответить, Инга пожала плечами.

— Но какое отношение это имеет к третьему глазу?

— Самое прямое! — Меркулов в этот момент совершенно не был похож не Жерера Депардье. Губы эзотерика искривились в странной усмешке, холодной и липкой, как след дождя на стекле. — Жизнь и смерть — две стороны бытия. Чтобы родиться заново, нужно сначала умереть.

— Как это родиться заново? — не поняла Инга.

Меркулов усмехнулся почти презрительно. Точно также кривил рот, поблескивая зрачками, и Женя- Оригами.

— Третий глаз есть только у посвященных, а посвященным может стать только тот, кто прошел второе рождение. А для этого надо пройти через искусственную смерть.

— Что это за смерть такая? — забеспокоилась Инга, снова утратив (который раз за последние несколько дней?) бесстрастное выражение лица.

Меркулов заметил ее беспокойство, и в его голосе появились успокаивающие и даже веселые интонации.

— Вон — Женя знает. Правда, Женя?

— Да-а, — радостно подтвердил бывший ученик Шао-Линя. — Ничего страшного. Просто долго идешь по длинному — длинному коридору. А все вокруг только черное и белое…

— Подожди, Женя, ты не умеешь рассказывать! — перебила поэтесса и закатила глаза, как будто собралась пророчествовать, и начала рассказывать, будто вспоминая, быстро-быстро. — Ты не идешь, тебя толкает какая-то сила, и ты не можешь ей сопротивляться. Просто идешь — шаг за шагом, и каждый шаг как удар сердца. Ты понимаешь, что спишь. Сначала с тобой происходят какие-то цветные метаморфозы, которые уводят тебя так глубоко, что сон перестает быть сном и становится ЕДИНСТВЕННОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ. Ты идешь по белому коридору в белых одеждах. Все вокруг вдруг становится черно-белым, и, может быть, именно поэтому ЧУВСТВО РЕАЛЬНОСТИ обостряется, как никогда. Но ты еще пытаешься проснуться, пытаешься остановиться… Ты заворачиваешь в какие-то комнаты идеальных квадратных форм, где какие-то люди чертят какие-то схемы. Некоторые даже пытаются тебя задержать, но ты уже чувствуешь запах обугленных нервов, невидимая сила двигает тебя вперед, и, кажется, этому не будет конца, потому что рассыпаться на атомы очень больно. Шаг за шагом… ты идешь по тому же коридору, но он уже в космосе, и все остальное уже неважно. Только боль и запах гари. Вдыхая его, задыхаешься, но конец уже близок. Ты его уже видишь, не понимая уже, кто ты, потому что тебя уже нет. Память — прошлое, настоящее, рассыпается на атомы… А впереди, там, где кончается коридор, воронка и хаос, который засасывает, закручивает то, что было когда-то тобой… Ты еще слышишь какие-то голоса и видишь какие-то лица, которые не можешь уже узнать…

И проще уже умереть, чем вернуться назад, но ты должен родиться заново…

— У вас тоже открылся третий глаз? — перебила Инга, раньше, чем Анна Николаевна принялась во всех эзотерических подробностях рассказывать о своем возвращении на землю, но этого избежать не удалось.

— Конечно!

— Вы стали ясновидящей?

— Я начала писать стихи! — и достоинством ответила Анна Николаевна. — Ведь поэзия — это то, что нельзя увидеть обычными глазами. Ведь мир совсем не такой, каким мы видим его. Вот видите эту стену… — поэтесса сверкнула глазами на стену напротив. — Вот стена. В стене дверь. Но дверь на самом деле не нужна, потому что можно пройти и сквозь стену. Но мы не можем сделать этого, потому что видим дверь. Да и стены не нужны, потому что все, что мы видим, все, что создаем вокруг себя — это только образы, а образ мира проходит. Каждый из нас — только материя и память. И любовь. Память и материя — это и есть наше Я, оно разрушается, когда ты умираешь. А любовь… Любовь остается.

— Но как это умереть, чтобы сразу же родиться?

Инга поймала себя на том, что женщине в большими глазами и улыбкой Джаконды все-таки удалось ее заинтриговать.

Меркулов загадочно усмехнулся:

— Не все сразу. Сначала надо подготовиться.

— Нужно очень далеко зайти в астрал, — догадалась Ася.

— Можно и так сказать, — согласился Меркулов.

— Но если посвященные могут проходить через стены, то почему вы вошли сюда через дверь? — обратилась Инга ко всем сразу, глядя в бледно- голубые глаза Меркулова. Глаза без определенного выражения. Такие же были у Аникшина.

Меркулов весело рассмеялся, но глаза (издалека, из угла казалось, что он улыбается и глазами) остались холодными.

— Зачем проходить через стену, если есть дверь? Да и что скажут те, кто не умеет этого делать? А если серьезно… — Меркулов перестал улыбаться. — Для того чтобы пройти через стену, нужно долго входить в особое состояние, и сделать это достаточно сложно. Даже не у каждого посвященного это получится.

— Об особом состоянии я уже слышала от другого посвященного, — выпалила Инга. — А еще он говорил, что будет жить вечно, выпил керосина и отравился.

Меркулов остановил на Инге неподвижный взгляд, в котором по-прежнему не отражалось ничего.

— Он не был посвященным, — медленно, спокойно произнес Меркулов.

У Инги ни на секунду не возникло сомнения, что Меркулов говорит об Аникшине. Что-то, похожее на страх, промелькнуло на лице президента клуба «Третий глаз». И все-таки, чтобы не оставалось сомнений, Инга возразила:

— Он мог исцелять и глотать яды. Разве это может делать непосвященный?

Меркулов не услышал или, скорее, не захотел услышать вопрос. Во всяком случае, отвечать на него.

— Так это вы мне звонили?

Меркулов чем-то был разочарован. По всей видимости, он предпочел бы, чтобы ему позвонил кто-то другой. Интересно, кто. Инга быстро опустила глаза. Пусть думает, что да.

— Вы его ученица? — продолжал допытываться Меркулов о чем-то, о чем не знала, но очень хотела узнать Инга.

— Я только хочу знать, кто убил его, — честно ответила она.

— Змея, — тихо ответил, почти прошептал Меркулов и уже громче добавил. — Больше я ничего не знаю об этом.

Восемь пар глаз, не отрываясь, смотрели на Ингу. Зинаида Петровна комкала в руках журавлика.

Пожалуй, единственное, что уместно в такой ситуации, это сказать «до свидания».

— До свидания! — Инга решительно направилась к двери.

— Как? Вы уже уходите? — пыталась удержать Анна Николаевна. — Мы еще чай пить будем, я и Женя почитаем стихи. Вы слышали когда- нибудь японские трехстишья?

— Хойку, — уточнил Женя.

— Спасибо. В другой раз, — улыбнулась Инга.

Журналистка выскользнула за дверь и быстро сбежала по ступенькам, с силой потянула на себя тяжелую железную дверь и едва не столкнулась с девушкой, явно, забывшей, что нормы этикета предписывают сначала пропустить выходящих, а уже потом нестись непонятно куда сломя голову.

Инга смерила нахалку негодующим взглядом с ног до головы и едва не отпрыгнула от неожиданности. Марина!