Анна Малышева - Алмазы Цирцеи Страница 21

– Здрст.

Тетя Маня говорила с ней сквозь плотно стиснутые железные зубы на каком-то странном языке, почти начисто лишенном гласных. При этом Александре случалось слышать и ее настоящий голос, довольно приятный, певучий. Она не обижалась на старуху, понимая, что этот вымирающий тип достоин того, чтобы его охраняли. К сожалению, ей не удавалось добиться, чтобы та хоть раз убралась у нее в мансарде, и потому там годами копилась неимоверная пыль и грязь. Сама Александра никогда хорошей хозяйкой не была.

– Марья Семеновна, уберитесь у меня, если найдется время, – привычно попросила она, предвидя отрицательный ответ.

Александра повторяла просьбу примерно раз в полгода, больше для очистки совести. Ее забавляло возмущение старухи, с которым та регулярно отклоняла это коммерческое предложение. «Можно подумать, я предлагаю ей что-то непристойное!» Женщина продолжила спускаться по лестнице и едва не споткнулась, когда в спину ей прилетел ответ:

– Лдно.

– Вы согласны?! – не веря ушам, повернулась Александра. – Ох, как хорошо, а то у меня такая грязь, что противно заходить. Ключ оставить? Я могу вперед заплатить.

– Н-ндо. – Старуха отрицательно мотнула головой, покрытой полинявшим бархатным беретом. Одевалась она причудливо, вводя в гардероб предметы реквизита своих хозяев, списанные теми за ветхость. На ней можно было увидеть и старинный плащ с осыпавшимся золотым шитьем, и обвисший камзол с позументами, и шляпу с ощипанным пером. Давние обитатели района к ней привыкли, но свежие люди принимали тетю Маню за городскую сумасшедшую. – Птом.

– Тогда возьмите ключ. – Александра поднялась на пролет и протянула его старухе. – Я бы осталась, помогла вам, но страшно спешу.

И побежала вниз, не переставая спрашивать себя, что случилось с непреклонной прежде уборщицей, почему та вдруг сменила гнев на милость?

На улице ей снова повезло, она сразу поймала такси, хотя сделать это в центре в такое время было непросто. Ехали минут пятнадцать, из них пять минут стояли в пробке у светофора, так что Александра проклинала себя за лень и за то, что отвыкла ходишь пешком. Наконец машина остановилась. Она торопливо сунула водителю заранее приготовленные деньги и, подбежав к подъезду, набрала номер квартиры на табло домофона. Прослушав долгие гудки, сменившиеся вдруг тишиной, женщина издала сдавленный хриплый стон. «Катька либо еще дрыхнет, либо умотала куда-то спозаранку! Да куда ей идти в такое время?! Не работает, стерва, и с учебой давно покончила! Спит!»

Она заглянула в записную книжку и набрала на табло код. Пискнул электронный замок, и, потянув на себя тяжелую дверь, Александра вошла в подъезд. Она решила, если подруги не окажется дома, дождаться ее, сколько бы ни пришлось проторчать в подъезде.

Лифт мягко вознес ее на седьмой, последний этаж. Этот новый дом, втиснутый между старыми застройками в переулке, выходящем на Сретенку, был предметом восхищения Александры и даже некоторой зависти с ее стороны. Комфортабельный, современный, он вместе с тем вполне вписывался в свое окружение, в отличие от большинства «шедевров» новой московской застройки, обязательно включающих в себя эркеры, стеклянный купол и облицованный гранитом подъезд. Здешний архитектор остановился на простом классическом варианте, включая внутреннюю отделку. При этом, конечно, пришлось кое-чем пожертвовать. Пентхаус – самый дорогой и престижный элемент застройки – отсутствовал. Балконы выходили во внутренний двор, оказавшийся крохотным и темным. Туда никогда не заглядывало солнце, заслонявшееся стенами соседних домов, стоявших друг к другу вплотную. Зато на фасаде красовались классические полуколонны и античный портик. Катя, когда-то окончившая искусствоведческий факультет, умела жертвовать удобствами ради впечатления и тем более ради репутации. Это было ее любимое слово, и она часто повторяла его по слогам, выводя буквы в воздухе тонким пальцем: «РЕ-ПУ-ТА-ЦИ-Я… Это все, понимаешь ли! Это дороже денег!»

Именно для того чтобы иметь репутацию ценительницы московской старины, она несколько лет назад выбрала именно этот вариант, хотя за ту же цену могла купить пентхаус в том же районе, да еще и с садиком на крыше. Кроме того, Катя входила в общественный комитет охраны памятников архитектуры, активно занималась пропагандой сохранения наследия, то и дело мелькала по телевидению, давая интервью по поводу скандальных «сносных» дел… И все это не из-за какой-то особенной любви к архитектуре, а ради той же РЕПУТАЦИИ. Ее сожитель, стареющий заслуженный артист, давно уже больше занимающийся бизнесом, чем искусством, считал любовницу кристально бескорыстной личностью. Самое удивительное, что Катя, десятый год живущая за его счет, и сама так считала.

Александра несколько раз нажала кнопку звонка, теряя остатки терпения и окончательно убеждаясь, что дома никого нет. Она попыталась дозвониться Кате на мобильный, но тот был отключен. Художница кляла себя за то, что не зашла во двор и не проверила, там ли машина подруги. «Куда она делась, черт бы ее взял?! Может, в магазин вышла?»

Она спустилась на лифте и, выйдя из дома, обогнула его с торца. Там женщина попыталась проникнуть через арку во внутренний двор. Ее остановил охранник, выглянувший из стеклянной будки:

– Пропуск?

– Я хочу проверить, уехала ли моя подруга. Она живет здесь, на седьмом этаже. Екатерина Куликова.

– Во двор без пропуска пустить не могу, – упорствовал молодой парень. – Вход только для жильцов.

– Но это глупо, – нервно ответила женщина. – Господи, как изменилась Москва за какие-то несколько лет! Невозможно войти во двор простого жилого дома! Можно подумать, тут ведомственное учреждение!

– Вы должны бы знать, какая сейчас обстановка с терроризмом, – насупился охранник. – Люди не зря защищаются.

– Что же мне делать прикажете? Посмотрите хотя бы, тут ее машина?

Александра назвала марку и даже номер, но парень был непреклонен. Он смотрел на нее уже с настоящей ненавистью, и та сдалась. Какой смысл что-то выяснять, если попасть в квартиру невозможно? Женщина решила окопаться в кафе, расположенном наискосок от дома, на другой стороне переулка, благо там по случаю теплых дней выставили наружу пару столиков, прикрытых тентами и огороженных со стороны тротуара полотняными экранами. Оттуда она видела подъезд и не могла пропустить возвращение подруги.

Александра взяла только минеральную воду, сильно разочаровав официантку. Вода стоила баснословно дорого, и женщина, автоматически привыкшая сравнивать европейские и московские цены, в который раз сделала невыгодный для российской столицы вывод. «Как трудно здесь жить, как мы еще не умеем все делать друг для друга, для людей из плоти и крови, а не для каких-то мифически богатых существ, которых, в сущности, не так много. Часто их просто изображают люди с куда более ограниченными средствами… И все мы пытаемся казаться богаче, чем есть. И я, и Катька, и ее артист, и эта надутая официантка. И даже эта паршивая минеральная вода строит из себя не то, что есть… И все глупо, и все ни к чему. Зачем я порчу себе кровь, надеюсь сорвать баснословный куш, который идет в руки раз в жизни? Зачем Катька строит этот загородный дом, закупает антиквариат, в котором не смыслит ни уха ни рыла, несмотря на свой диплом? Зачем ее артист лезет вон из кожи, втирая очки жене, которая давно знает о Кате, и обманывает Катю, притворяясь, что все еще любит ее, хотя она ему до чертиков надоела? Ведь он уже кругом в долгах, признался мне как-то по пьяной лавочке, а я сделала вид, что пропустила мимо ушей. Иначе как бы я могла втянуть его в эту авантюру с Ван Гуизием, брать его деньги и честно смотреть ему в глаза? А как тяжело было уговорить на сделку этих несчастных ценителей искусства, для которых, пожалуй, все равно – Ван Гуизий или Ван Гуизик, как выразилась Катька… И если бы меня не вела моя звезда, я бы никогда не решилась на них нажимать, добиваясь своего, пока они не сказали: “Езжай и покупай!”»

Она поднесла к губам стакан с ледяной водой и поставила его, не сделав ни глотка. У нее сжималось горло, пить не хотелось. Мимо по тротуару спешили прохожие, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но люди казались ей тенями. То и дело накатывала паника, острая и мучительная, рождающая ощущение физической боли. «А почему я так уверена, что панно привезли сюда? – спросила себя Александра. – Почему не на стройку? Или еще куда-то?»

Женщина сорвалась с места, едва не забыв положить под пепельницу деньги. Пересекла улицу, снова набрала код на двери подъезда и, войдя, сразу устремилась к консьержке, занимавшей маленькую комнатку справа от входа. Дверь в нее никогда не запиралась. Преградой служил откидной столик, перекрывавший дверной проем. Александра облокотилась на него:

– Здравствуйте, можно узнать, в четырнадцатую квартиру этой ночью доставляли крупногабаритный груз? К Екатерине Куликовой? Дело в том, что он доставлен для меня. А никого нет дома.