Андрей Троицкий - Прыжок в темноту Страница 21

Солнце уже опустилось за плоские коробки пятиэтажек, а город залили синие сумерки, когда Геннадий Морозов ушел с авторынка. Семь остановок он проехал на автобусе, вышел у автовокзала и пересел на другой автобус, который отправлялся к дальней городской окраине. Заняв место у окна, сжал рукоятку пистолета, спрятанного в подплечной кобуре, и стал раздумывать о заработанных деньгах. Несколько дней он загорал под солнцем, мок под дождем на рынке, но труд не пропал даром, покупатель нашелся. Доля Морозова две тысячи зеленых, плюс накладные расходы. Солидный гонорар по здешним меркам. Но это с какого боку смотреть. Ясно, что джип «паленый». Скорее всего, на машине кровь. Если бы дело было простым, Морозова бы не выписали сюда из Самарской области, только для того, чтобы потереться на рынке.

На последней остановке, так называемом «круге» он вышел, долго плутал по улицам, застроенным частными домами. Завернув за угол длинного забора, остановился. Сунул руку под подкладку куртки, где лежал пакет, туго набитый долларами, проверив, не выпадет ли. Затем переложил пистолет из подплечной кобуры в правый карман. Последние отблески зари растворились во мраке наступившего вечера, а Морозов, бессистемно меняя маршруты, все брел знакомым лишь ему одному путем. Оборачиваясь назад, выбирал самые узкие улочки, где двум пешеходам трудно разойтись. Стараясь не грохнуться в грязные лужи, сворачивал направо и налево, скользил по грязи, махал руками, чудом удерживая равновесие. За заборами гремели цепями, заливисто лаяли собаки, почуявшие чужака. Людей навстречу не попадалось, сзади тоже никого.

Но Морозову, еще не забывшему навыки оперативной работы, обученному видеть слежку и отрываться от нее, нужно убедиться на все сто, что он не привел с рынка милицейского «хвоста», что дело прошло гладко. Дождик то едва накрапывал, то принимался выбивать такую дробь из жестяных крыш, будто где-то рядом репетировал сводный отряд барабанщиков. Темнота все сгущалась, Морозов, в промокшей куртке и ботинках, упрямо петлял по пригородным улочкам. Останавливаясь за телефонными столбами, делал вид, что прикуривает сигарету и никак не может справиться с сырыми спичками. Прикурив, прятал огонек в ладонь и долго глядел через плечо себе за спину, не появится ли из-за угла человеческая фигура. Никого. Только он и этот промозглый вечер. Да еще дождь, стегавший по зарослям крапивы, разросшейся по обочинам. Морозов брел дальше, искренне полагая, что все меры предосторожности соблюдены, его не видит ни одна собака, и только он знает, в какую сторону держит путь.

Теперь о покупателе джипа, судя по виду, торгашу средних лет с лоснящейся мордой и о его супруге, такой же гладкой и упитанной бабенке, Морозов вспоминал с душевной теплотой. Сначала на рынке появился мужчина средних лет в коротком синем плаще, какие вышли из моды столетие назад, фетровой шляпе с короткими полями и высокой тульей, перехваченной лентой. Видимо, мужик держал свой ресторан или бакалейную лавку. Представившись Сергеем Васильевичем, он с умным видом полез под капот, покопался в моторном отсеке, будто что-то смыслил в американских автомобилях. Потом тщательно вытер руки ветошью и полез в салон, долго проверял, не повреждена ли кожаная обивка под чехлами. Пыхтел, дышал тяжело, как человек, стращающий астмой. То и дело снимал с головы шляпу, какие встречаются лишь в глубокой провинции, и протирал лысую, круглую как шар башку женским платочком с вышивкой.

Покончив с салоном, стал обследовать багажное отделение, стараясь вникнуть в любую ерундовину, запытав продавца вопросами. Как откидываются спинки задних кресел, какой пространство образуется в результате этих манипуляций, сколько клади сюда влезет… Морозов был готов к долгому и мелочному торгу, заранее зная, что больше тысячи не сбросит. Это не в его власти. Утомленный своими изысканиями Сергей Васильевич, напоследок вытащил платочек с вышивкой, натерев лысину до зеркального блеска, водрузил на голову шляпу, над которой разве куры не смеются. И ушел, пообещав вернуться где-то через час. «Вернешься ты, жди, – прошептал Морозов, с досады плюнув в след покупателю. – Таракан, жирный скот».

Устав мокнуть под дождем, уселся на водительское сидение и выкурил подряд три сигареты. Неожиданно Сергей Васильевич появился, даже раньше обещанного времени, притащив с собой толстую кошелку под стать себе. Он не стал объяснять жене, как раскладываются сиденья, а сосредоточился на главном, предложив продавцу сбросить пятьсот баксов. Морозов для вида долго морщился и мотал головой, повторяя, что цена божеская и сбрасывать тут нечего, потому что все уже и так сброшено. Но из уважения к даме, он, как настоящий джентльмен, готов на некоторые уступки. Скажем, сотню баксов сбросит, но не более того.

Через час сделка была оформлена в комиссионном магазине при рынке, Морозов, уединившись в сортире, по третьему кругу сосчитал деньги. Отложил девятьсот долларов в «пистон» пиджака. Заклеив пакет клейкой лентой, запихнул его в потайной карман под подкладку куртки и сделал звонок с мобильного телефона, сообщив, что бабки при нем.

Уже возле самого дома, где-то за спиной хрустнула ветка. Морозов, застыв на месте, обернулся, стараясь понять, что это был за звук. Он стоял, сжимая рукоятку пистолета, вглядывался в дождливую ночь и видел лишь поникший под дождем куст орешника. Мимо пробежала пятнистая собака с выпирающими ребрами и поджарым брюхом. Морозов поднял камень, запустил его в собаку, целя в голову, но промахнулся.

– Тьфу, развелось вас…

Он прошагал еще пару десятков метров по кривому переулку. Остановившись у калитки глухого забора, пальцем поддел щеколду. Над трубой поднимается серенький дымок, окна погашены, шторы задернуты. Морозов шкурой чувствовал настороженный человеческий взгляд. Через минуту он вошел в сени, толкнул дверь в комнату. Остановился на пороге, скидывая мокрые ботинки. Виктор Ануфриев опер криминальной милиции из Нижнего Новгорода грелся у печки, тыкая кочергой в жаркие угли.

– Ну, чего? Как добрался?

– По дороге, кажется, не обокрали, – Морозов, не включая света, бросил на стол упаковку с деньгами, снял куртку, повесив ее на гвоздь. – Потому что я держался за карманы.

– Очень умно. Зажги лампу, если темно. Но люстру не включай.

С улицы пробивался свет далекого фонаря. Морозов подошел к столу у окна, ощупью нашарив бутылку со стаканом, плеснул водки. Влил водку в горло, как в воронку, зябко передернул плечами. Взял с подоконника керосиновую лампу, снял закопченный стеклянный колпак, поднес к фитилю горящую спичку, плотнее задернул латаные ситцевые занавески. Придвинув к печке табурет, поменял сырые носки на новые. Вытянув ноги, пошевелил пальцами.

– А где Блинов?

– Как всегда, у бабы под юбкой, – Ануфриев брезгливо выпятил нижнюю губу. – Ну, я звонил ему на мобильник, сказал, что тачка ушла. Но, кажется, бабы его интересуют больше, чем деньги. Это верный признак душевной деградации. Или умственной отсталости. Он сказал, что возьмет такси и быстро подъедет. И вот уже третий час как едет… Полный придурок.

– Почему придурок?

– Я что, неясно выражаюсь? У любого нормального человека есть три сокровенные мечты: деньги, большие деньги и очень большие деньги. И это верный признак того, что человек нормален по всем статьям. А у Блинова все наоборот. Он повернут на бабах.

– Может, женщина очень сладкая, – усмехнулся Морозов. – Не оторвешься.

– Знаю его сладких баб: снял шалаву за пару сотен, – Ануфриев сердито постучал кочергой по печке. – Ладно, явится. А что за покупатели? Личности?

– Торгаши. Какой-то лысый козел весь в золоте со своей грымзой. Так сказать местные олигархи. Впрочем, хрен их знает… Мне с ними детей не крестить, бабки заплатили и до свидания.

– М-да. Исчерпывающая информация.

Ануфриев вздохнул и с умным видом стал копаясь в печке кочергой, ворошить угли, передвигать горящее березовое полено. Его продолговатое бледное лицо с высокими лобными залысинами, ясные серые глаза выражали сонливость и апатию.

– Сколько ты сбросил с цены?

– Штуку, – без запинки соврал Морозов.

– Мог бы и поторговаться.

– Мог. Но в этом случае мы запросто проторчали бы тут еще неделю. Что ты собираешься делать? – Ждать, чего же еще, – Ануфриев поправил ворот черного свитера, надетого на голое тело. – Когда вернется Блин, разбанкуем бабки. Обо всем забудем и отправимся спать. – Я бы хотел забрать свою долю и уйти, – сказал Морозов. – Если ты не возражаешь. – Среди ночи куда-то переться, с такими-то деньгами? – Ануфриев впервые повернул голову, посмотрел на собеседника с любопытством. – Не боишься кого-нибудь встретить на дороге? И схлопотать кирпичом по репе?

– У меня ствол, – на всякий случай предупредил Морозов. – Чего мне бояться?

Ему не хотелось выходить под дождь, месить грязь до самой трассы, ловить попутную машину, чтобы добраться хотя бы до Ульяновска. Но оставаться на ночь в этом гостеприимном доме вместе с деньгами… Это вообще, история для слабоумных. Блинов – старый знакомый и ждать от него сюрпризов не приходится. Но этот Ануфриев со своими печальными серыми глазами, физиономией поэта и мышцами колхозного бугая, личность темная. Такому проломить чужую башку раскаленной кочергой все равно, что муху пришлепнуть. За две штуки он Морозова на шашлык разделает. А потом найдет в потайном кармане пиджака спрятанные девятьсот баксов и скажет Блинову: «Видишь, я крысу замочил».