Наталья Андреева - Мертвым не мстят, или Шутка Страница 21

Он испугался не пистолета. А того спокойствия, с которым девушка себя вела. Такое выражение лица бывает только у мертвых. Вроде и жив человек, двигается, дышит, а душа его давно уже отлетела. И никаких мук она испытывать не будет, если придется еще кого-нибудь отправить на тот свет.

– А может, я тебя у ментовки сейчас высажу? – ощерился водитель.

– Нам с тобой обоим туда ни к чему, – с усмешкой ответила Мика. – Ты просто ошибся, парень.

– Понял, – он послушно развернул машину. Мика была как натянутая струна и могла в любой момент нажать на курок. Странно, но страха она не испытывала.

«Жить или умереть, какая разница?» – скучно подумала она. После всего, что она пережила недавно в своей квартире, где за стенкой спали муж с любовницей, все остальное казалось пустяком. «Убить его, что ли? – мелькнула мысль. – Так, ради интереса. Он, похоже, маньяк. Или грабитель. А, пусть живет!»

Мужик за рулем тоже напрягся и поспешил вырулить на ярко освещенный проспект.

Он резко затормозил у кинотеатра, как велела клиентка. Милиции он сам боялся, как верно догадалась Мика.

– Свободен. За плохое поведение на чай не даю, – она вылезла из машины, все так же держа в руке пистолет, а свободной выволакивая из салона обе сумки. Хорошо хоть вещей на этот раз было мало.

– Может, поделишься? – застыв на переднем сиденье с напряженной спиной, спросил водитель.

– В другой раз.

Мика ногой захлопнула дверцу и убрала оружие в карман. Он уехал тут же, газанув так, что покрышки задымились. «Точно, маньяк», – подумала она. Но Мике было наплевать на то, что какая-то из наивных дурочек, хватив лишку в кабаке, сядет сегодня ночью к нему в машину, и ей-то уж точно не повезет. Каждый сам за себя.

Через пять минут она поймала другую машину и без приключений добралась до дома. А из ночного происшествия вынесла урок: боятся не силы, боятся уверенности противника в себе. Проверить, есть ли у него черный пояс по карате, можно только с риском сломать себе шею. Ведет себя уверенно, значит, есть на то основания. А дураков нет. Поэтому от уверенных в себе людей лучше держаться подальше.

Глава 4

Мила

1

Как всегда, после «дела» она отсыпалась три дня. Выходил нервный стресс, организм постепенно расслаблялся и пытался жить в обычном режиме. Она уже почувствовала, как в момент опасности, на пике сильнейшего волнения обостряются зрение и слух. Обычно пониженное давление подскакивало, реакция усиливалась, даже обоняние становилось как у зверя. Но после того, как все закончилось, наступала вялость, сонливость, апатия и полное равнодушие к еде.

На четвертый день она решилась на вылазку в супермаркет. И почему-то пошла длинным путем, через стоянку машин, глазами выискивая знакомую «Газель». Специально тянула время до позднего вечера, потому что знала: днем он на работе. «Газель» на стоянке была, но пустая.

«А где водитель?» – подумала Мика. Заглянула в кабину, но увидела только серый свитер, небрежно брошенный на сиденье. Вторая половина июня выдалась прохладной, Мика была одета тепло. А Глебушка, видать, жаркий. Умчался куда-то в одной футболке. Ждать водителя Мика не стала, пошла закупать продукты.

Они столкнулись у входа. Он прижимал к груди огромный пакет, у которого оторвались ручки, и вид у парня был растерянный.

– Привет! – окликнула Мика.

– Опять вы! Как здорово! Я так и думал, что вас здесь встречу! Каждый день сюда приезжаю. Стою тут по часу, жду.

– И?.. – спросила она.

– Что и? Дождался! – он широко улыбнулся.

– Не странное место для свиданий?

– Нормальное.

– А где еще ты с девушками встречаешься? В химчистке? В прачечной? Или в мастерской по ремонту обуви?

– У вас и чувство юмора злое, – сказал он все с той же улыбкой. – Здорово по вам, видать, жизнь проехалась. Сочувствую.

У него были удивительные глаза: большие, наивные, почти детские, серые в крапинку. Словно в речном песке, намытом старателями, по небрежности или забывчивости остались крупинки золота. «Милый», – снова подумала Мика. Она не понимала, почему хочет говорить ему обидные и злые слова. Только бы не поддаться его обаянию, не пойти за ним, куда он позовет.

– Так зачем же ты меня ждешь, если я злая? Лицо приятное?

– Я думал, может, вам одиноко?

– А ты всех одиноких женщин спасаешь?

– Я вообще-то их боюсь. Женщин.

Он поставил пакет на землю. Мике хотелось смеяться. Разве так клеят женщин? Чудовище лохматое! Ее сердце жалось от нежности, она даже попятилась назад. Не надо этого! Сказала поспешно:

– Я тоже в магазин.

– А сумки вам можно донести?

Она колебалась.

– Я вас уже неделю жду, – пожаловался он. – Всего-то помочь хотел. Может, вам поговорить не с кем? Может, одиноко?

– Мне действительно одиноко, – вдруг сказала она.

– Так я сумки донесу?

– Сегодня можно, – разрешила Мика.

– Погодите, я свой пакет в машину отнесу! Вы только не уходите!

Он подхватил огромный пакет и затрусил к своей «Газели». Ей захотелось убежать. Исчезнуть, а потом сменить квартиру. Чтобы не видеть его больше никогда, никогда, никогда…

Но она осталась.

– Как вас все-таки зовут? – спросил он, неспешно катя по огромному залу ее тележку.

– Ми… Людмила, – спохватилась она.

– А просто Милой звать нельзя?

– Как? – переспросила она.

– Милой.

У нее дыхание перехватило. Опять захотелось убежать. Ничем хорошим это не кончится. Он даже не ребенок, которого нельзя обманывать. Он просто… Глебушка. Если позволить ему звать себя Милой, все, она пропала!

– Как хочешь, так и зови, – буркнула она. – Ты с работы?

– Да. Конечно. Молока надо?

– Да. Один живешь?

– Нет. С мамой и с сестрой.

– С мамой и с сестрой, – эхом повторила она. – И кетчуп. Прихвати, пожалуйста, с полки кетчуп. А сколько тебе лет?

– Двадцать восемь.

«Мы ровесники! Нет, теперь я по паспорту старше на три года. А на самом деле мы ровесники. Но это же смешно!»

Она чувствовала себя старше на целую вечность. На ту лавину, внезапно обрушившуюся с гор, на Тимкину ненависть, на три ограбленные квартиры, на…

– А тебе? Тебе сколько лет?

– Столько же. То есть чуть-чуть побольше. – Она смешалась и разозлилась. – Ты разве не знаешь, что женщину об этом не спрашивают? О возрасте!

– Нет. Не знаю.

– И ты не был женат? Салат в корзинку положи.

– Нет. Не успел.

– А девушки? Были у тебя девушки?

– А разве мужчину об этом спрашивают? – Она заглянула в наивные серые глаза и оторопела: в них плясали золотые искорки. А он не так прост, Глебушка! Ишь ты, ловелас! А прикидывается простачком!

– Спрашивают обо всем.

– Это надо? – он взял с полки диковинный экзотический фрукт, похожий на…

Она невольно залилась краской: это что, намек? Сказала тихо:

– Положи. Лето сейчас, фрукты мы и на рынке купим.

– По крайней мере, не так сразу.

– Что не так сразу?

– Спрашивают не так сразу. Сколько было женщин, и каких я предпочитаю. Можно мы перейдем на «ты»?

– Глебушка, ты чудо!

– Я тоже так думаю, – он пригладил рукой каштановый вихор на макушке и вдруг лихо ей подмигнул: – А ведь сработало, а? Не зря я тебя каждый вечер здесь поджидал…

…Она сама от себя не ожидала, что это может случиться так внезапно, без долгих ухаживаний, романтического ужина при свечах, шампанского и обручального кольца. Как это было с Тимкой. Наверное, она просто повзрослела. Прелестная девочка Людочка умерла, а Мила понимала, что ждать глупо и разговаривать об этом тоже глупо, объяснять как да что, а главное, зачем. Да ни за чем! Просто потому, что хочется. Взрослая женщина, измученная долгим воздержанием, почувствовала зверский голод, как только посмотрела на голый торс проводившего ее до дома мужчины, потому что этот оболтус, открывая бутылку с минеральной водой, умудрился облиться. И тут же стянул с себя мокрую футболку. Лето, в квартире духота.

Он остался в одних джинсах и стал выкладывать из пакета на круглый поднос спелые персики, ароматные, с нежным пушком. А у нее вдруг ноги подогнулись. Словно что-то в груди оборвалось. Она смотрела на него и почти не дышала. Сейчас ей казалось, что Глебушка – самый красивый мужчина на свете. Куда там Тимке! И где он, Тимка?..

Она отошла к окну, постаралась дышать ровнее и вспомнить, как это было раньше. Надо найти какие-то слова, чтобы Глебушка все понял. Или повернуться, посмотреть ему в глаза особым взглядом. Как это делается-то? Он ведь недотепа. Сейчас разберет сумки и скажет: давай, Мила, пить чай! Да какой там чай?!

Она стояла, отвернувшись к окну, чтобы он не видел выражение ее лица, а напряженной спиной ждала, что он подойдет и обнимет. Сам. Первый.

Он подошел и очень осторожно, бережно положил руки на ее плечи, погладил их и замер. Она тоже замерла. «Можно?» – ласково спросили его руки. И она, уставшая ждать, резко развернулась и впилась в его губы поцелуем, словно оса в сочную мякоть созревшего плода, и языком стала высасывать эту мякоть до самого дна. Похоже, он испугался, потому что сказал: