Ирина Глебова - Качели судьбы Страница 21

Лариса обернулась, словно заново увидела его: парень стоял, чуть склонив голову, высокий, с сильной красивой фигурой, в солдатской гимнастёрке.

– Ты единственный человек, кто это разгадал, – сказала наконец. – Надо же!

– Еще в недавнее время мушкетёры были для меня кумирами. Бесконечно перечитывал все пять книг, представлял себя Атосом, благородным графом де ля Фер!

Девушка изумлённо качнула головой. С нею не так давно происходило то же самое. Одноклассники прозвали её д'Артаньяном, и она невероятно гордилась своим прозвищем. Сначала полушутя, полуиграя стала так расписываться, но потом настолько привыкла, что по другому просто не умела. Когда получала паспорт, рука сама машинально поставила росчерк – д'Артаньян. Но понимание того, что это всё-таки игра, с самого начала смущало Ларису, и она, расписываясь, маскировала мушкетёрское имя замысловатыми завитушками. Со временем стала выводить их с автоматической лёгкостью. Не раз знакомые говорили ей: «Ну ты и расписываешься! Ничего не понять!» Однако все были убеждены, что видят фамилию «Тополёва». И только этот парень, глянув мельком, разглядел истину. Сразу! Она улыбнулась ему так, как давно никому не улыбалась – волшебно загорелись глаза и лицо стало прекрасным.

– Я тоже была поклонницей мушкетёров. Все мои увлечения от них: фехтованием занималась, верховой ездой. Одноклассники до сих пор зовут меня д'Артаньяном.

Он смотрел на неё, словно не мог отвести глаз. А потом сказал хрипловато и тихо:

– Это детское прозвище. Но время прошло… маркиза…

– Стой около него, Ларочка, стой, – сказала ей однажды одна из «фрейлин» – контролёр с соседнего участка. – А он вот скоро женится.

Она пожала плечами и насмешливо сощурила глаза. Маркиза терпеть не могла, когда кто-то из посторонних говорил ей о графе. Но всё же спросила его:

– Ходят слухи, что скоро в вашем замке появится молодая хозяйка.

Он за секунду замер с деталью в руке, коротко взглянул на неё, положил блестящую штучку рядом с тремя такими же, долго протирал их тряпочкой, сказал, словно бы шутя, но не понимая глаз:

– А до вас не доходило, что я уже из армии вернулся с женой? Ах, маркиза, и охота вам слушать всякие сплетни!

Больше этой темы они не касались.

Но граф сказал неправду. Он любил эффекты и хотел, чтобы для неё его свадьба оказалась неожиданностью. Однако соврал он не только поэтому. Отчего в миг, когда он бросил короткий взгляд на её лицо, такое близкое и… да, пусть смешно, но… родное! – ему показалось, что девчонка эта отступает дальше, дальше, заволакивается туманом, уходит прочь… И язык у него не повернулся сказать: «Да, это так». С некоторых пор жизнь его стала неспокойной, а мысли невнятными. Твёрдо был убеждён, что любви на свете не существует. Пробовал доказать это и маркизе, но добился только её удивлённого взгляда и слов: «Да вы циник, граф».

«Ну что ж, значит она ещё не обжигалась», – подумал он тогда. Сам Валерий считал, что познал жизнь через разочарования. Девушка, которую он любил, перестала отвечать на его армейские письма после первого года службы – вышла замуж. С тех пор он решил больше не обжигаться. А жениться-то ведь всё равно придётся. Так надо жениться на той, что будет верна. И он сделал предложение девушке, с которой познакомился на танцах в первые же дни по возвращении из армии. Симпатичная девчонка, по уши влюблённая в него. Она будет хорошей женой, а больше чего и ждать!

Предсвадебная машина – родители, родственники, друзья, хлопоты, покупки, – уже крутилась вовсю. Но с некоторых пор мысли и чувства графа стали тревожными.

… Снег выпал ранний. Граф, возвращаясь из Дувра, где он обедал вместе с маркизой у английского короля, скатывал мягкие снежки и бросал в неё. Они весело смеялись, а девчонки, многим из которых он очень нравился, проходили мимо, высокомерно вздёрнув головы. Но с некоторых пор на их лицах стали появляться насмешливые улыбки, которые словно говорили: «Всё равно и твоим он тоже не будет!»

Милый граф! Для неё уже давно не был секретом его секрет. Она знала, и кто невеста, и что свадьба – в ночь под Новый год. Неисправимый любитель эффектов! Именно ей торопились сообщить все сведения доброжелатели. Она слушала равнодушно и оставалась с ним такой же весёлой и спокойной. Маркиза не знала, как относится граф к своей невесте, но она сама ему бесспорно нравилась. И было у неё ещё предчувствие: никуда им друг от друга не деться! Это предощущение судьбы не то, чтобы тревожило или радовало её. Оно просто было – что тут поделаешь! Но, странное дело, Лариса принимала эту мысль как должное, но как-то отстранено. Без волнения и желания что-либо исправить.

Один случай особенно укрепил их дружбу, хотя, казалось, должен был отдалить друг от друга. Тогда Лариса заканчивала проверять сложный штамп – узел из множества деталей, а расточник Коля, притащивший этот штамп, помогал ей. Граф, уже минут десять стоящий рядом, находил любую зацепку, чтобы вышутить её добровольного помощника. Еще бы! Давно заметил, что симпатичный светловолосый паренёк в неизменной синей футболке всё чаще и чаще задерживается у Ларисиного стола. В конце концов, заканчивая сборку, Коля поднял тяжёлый штамп и, уходя, бросил:

– Шёл бы ты, Валера, работать. Чего тут торчишь, на чужом участке?

– Слушаюсь, товарищ комсорг! – съёрничал граф ему вослед и сказал раздражённо уже Ларисе. – Ему бы что-нибудь попроще, а он циркачку полюбил…

Был Валерка какой-то угнетённый, и когда обратился наконец с просьбой, Лариса почувствовала, что ему неловко. Развернул перед ней промысленную тряпку, там лежало несколько блестящих деталюшек.

– Упёрлась мой контролёр: «Не приму, и всё!» А тут всего на два деления микрометр зашкаливает. Это же ерунда! Ну ты же знаешь Сергеевну – у неё всё под настроение. Могла бы подмахнуть не глядя. А сегодня с мужем поругалась, что ли? – он хохотнул неестественно и отвёл глаза. – Переделать уже нельзя. И как назло конец месяца: зарплата срежется и премия полетит. Прими ты, Ларисочка, и печать свою поставь. Ведь два микрона никакого значения не имеют!

Пока он говорил, Лариса машинально гладила пальцами аккуратные детальки. Подняла на него удивлённые глаза. Видимо было нечто в её взгляде такое, что Валерий вдруг быстро свернул тряпку и ушёл, не оглядываясь. Два дня не подходил к ней. И Ларисе неловко было встречать его. Но потом всё вернулось на круги свои. Только разговоры их стали ещё откровеннее.

– В жизни человека бывают разные этапы. Я же сейчас дошёл до той границы, после которой жизнь не предвещает ничего нового и интересного. Что делать?

– Мне тебя жаль. Что-то слишком рано ты дошёл до границы. А я всегда утешалась тем, что многое из сегодняшнего – не навечно.

– Да, но чем утешаться мне?..

Однажды после смены, отыскав взглядом мелькающую впереди фигурку Ларисы, Валерий прибавил шаг. И почти догнал у турникета, но толпа выходящих слегка оттеснила его. А когда проскочил вертушку, ещё через стеклянные двери проходной увидел: рядом с ней – высокий красавец с шикарным букетом роз. Это в ноябре! Боясь, что маркиза посмотрит в его сторону, но, не имея силы отвести глаз, граф медленно прошёл мимо. Она его, похоже, не заметила.

… Лариса глянула на Костин греческий профиль. Все её подружки восторгались: «Ах, какой парень!» Куда же тут деваться, приходилось быть счастливой.

Впереди, среди спешащих со смены заводчан, она увидела графа. Его карета двигалась медленно, нерешительно. Их поджидает, что ли? Но тут, словно почуяв приближение, граф рванул вожжи… Хотя нет, не в карете он был, а скорее верхом – так дал шпоры коню, что в миг умчался с глаз. Лариса прослушала, что говорил ей Костя, переспросила и снова не расслышала. Радостное возбуждение прошло, и Костина осмелевшая рука, уже обхватывающая плечи, стала раздражать.

На другой день, в цехе, граф подошёл к ней.

– Ларисочка, могу я задать один нескромный вопрос?

– Спрашивай?

– Это кто был с тобой? Вчера у проходной?

– А ты как думаешь? – спросила она вместо ответа.

Валерий засмеялся так, что было ясно – над собой смеётся.

– Ну что ж, прости. Иногда и мужчины бывают так же любопытны, как и женщины…

Парень с цветами был Костя, и в тот день Лариса никак не ожидала его появления у проходной. Он улетел в отпуск к родителям в Батуми. А вот оказалось, всего неделю и выдержал там, вдали от неё. Явился в новом пальто на меховой пристежной подкладке и с чудесными розами из собственного сада – не скромненькие три цветка в целлофане, а штук двадцать.

– Мама срезала сама, для тебя, – сказал, расцветая от её радостного взгляда. И не обнял, хотя не робкий был парень, и право имел – полгода уже встречались, дома о ней, небось, как о невесте рассказывал. А вот застеснялся: народ валил из проходной, все смотрели на них, стоящих с букетом – по-доброму смотрели.

Лариса взяла Костю под руку. Приятно, когда тебя так любят, просто боготворят! Она познакомилась с ним ещё весной на стройке – куда только не гоняют холостую рабочую молодёжь! Этот видный, с тонкими усиками парень был в команде соседнего завода. Почти сразу он стал катать за неё тачку с кирпичом, подметать мусор, крутить ручку бетономешалки. Ей понравилось его необычное имя – Костас, а потом и он сам, высокий, гибкий, весёлый. Да как же было не ценить парня, который, отработав вторую смену и поспав пару часов, вставал рано утром, встречал её, идущую на завод? И это всего лишь, чтобы пройти рядом короткий путь до проходной!